Стоунхендж - Юрий Никитин

Олег прикрылся полой душегрейки, его конь отступал до тех пор, пока не оказался в укрытии за деревьями. Яра, бледная и с вытаращенными глазами, хваталась за руку Томаса. Тонкие пальцы дрожали, она вздрагивала и беспомощно смотрела на отважного рыцаря.

— Дорогой друг, — проговорил Томас с трудом, — мой боевой конь... Неужто мы отступим перед какой-то жабой...

Соловей-разбойник проговорил издевательски, не вынимая пальцев изо рта, так что изжеванные и обслюнявленные слова выползали в самом деле медленно и трудно, как жабы весной:

— Иде... виды...вал жаб на древе...

— У сарацин, — прохрипел Томас, потому что разбойник опять засвистел во всю мочь, — у халдеев... у македонцев...

— Счас ты увидишь халдеев, — пообещал разбойник. — Эт те не на каменные стены, как мартовский кот, лазить.

Томас в бессилии стискивал зубы, но его оттесняло к стене деревьев. Олег сказал свирепо:

— Ты какой-то новый гад, раньше таких на Руси... на земле не было. Но, как говорят здесь, не по росту сук рубишь, не поймавши соколов, а уже перья щиплешь!

Разбойник сузил в щелочки и без того узкие глаза.

— А чо ловить-то? Сами явились. Как и было обещано.

— Кто обещал? — насторожился Олег.

— Кто знает много.

Томас пробовал поднять меч, но тот весил целую гору. Оглянулся на шорох: Яра, укрывшись с конем за толстенным деревом, доставала лук. Одну стрелу зажала в зубах, вид у нее был лютый.

Стыдясь, он слез с коня и, выставив перед собой щит, вышел из-за деревьев. Свист хлестнул по ушам, но, странное дело, щит все-таки давал защиту. Томас навалился вперед, пошел, продавливая тугую волну свиста, будто ломился сквозь стену вязкой глины.

Он почти ничего не видел впереди, в щит уперся плечом, нажимал, а когда наклонился чуть ли не до земли, свист оборвался, будто ножом отрезали. Томас упал вперед, как подкошенный, проклиная хитроумного противника. Свист тут же снова хлестнул по ушам, яростный и ломающий кости.

Волна ветра и раздирающего уши свиста покатила Томаса обратно как перекати-поле. Только и успел вцепиться в щит и не выронить меч. Ударило о дерево так, что в глазах потемнело, а во рту стало солено от крови. Затрещало, его вкатило в кусты, прямо перед глазами увидел торчащие шипы терновника. Тут проклятый свистун просчитался, на нем доспехи не зря. Но все равно в голове шумело, как сквозь толстое одеяло Томас услышал встревоженный голос Яры:

— Сэр Томас, ты жив?

— Спроси чего полегче, — огрызнулся он.

— Тогда помогай калике, — сказал голос требовательно.

Томас со стоном попытался подняться. Успел подумать, что, к счастью, в Британии женщины не такие. Сидят и ждут. Рыцари за них дерутся, ломают копья и мечи, а они сидят и ждут, чтобы достаться победителю. Оно и верно, от победителя крепче дети бывают. А на Руси, как рассказывал сэр калика, они сами коня на скаку...

Он упал бы, но сильные руки поддержали. Томас тряхнул головой, очищая взор, от чего забрало с лязгом опустилось и стало совсем темно. Он сковырял пальцем грязь с решетки. Яра отпустила его, высматривала из-за дерева цель. Ветер трепал ее золотые, как спелая пшеница, волосы, взгляд лиловых глаз был хищным и нехорошим. В них была гроза, фиолетовые тучи и злые молнии.

— Я сейчас, — пообещал Томас. — Я сейчас...

Прячась за деревом, выждал момент. Разбойник свистел и свистел, не прекращая жуткий свист, откуда из него и лезло, напротив него качался под ударами невидимого ветра калика. Одной рукой он закрывал лицо, другой лапал то ножи на поясе, то пытался достать из-за плеча лук.

Томас, перебегая от дерева к дереву, начал заходить сбоку. Кони виднелись за стеной деревьев, они всхрапывали и пытались убежать, но Яра сумела набросить узду на сучья. Разбойник следил за рыцарем налитым кровью глазом. Не потерять бы чашу, подумал Томас с беспокойством. Уже терял, вызволять труднее.

Другая мысль мелькнула в разгоряченной голове. Рядом с чашей подлое колдовство язычников теряет силу, это убедился еще в деревянной башне. А если попытаться и здесь?..

Он отступил, сорвал мешок с седла. Калика держался изо всех сил, ноги его пропахали в земле две борозды, но его отжимало все дальше к деревьям, не давая натянуть лук.

— Да черт с нею, — процедил Томас. — Что чаша, когда друг в беде...

Он начал подкрадываться ближе. Если швырнуть мешок так, чтобы если и не шарахнуть врага по башке, то хотя бы попасть поближе...

Сзади раздался треск ветвей. Раздвигая кусты орешника, на поляну выехал на огромном черном жеребце грузный воин. Тоже поперек себя шире, с окладистой бородой, в кольчуге из таких крупных булатных колец, что походила на рыбацкую сеть. Воин был в остроконечном шлеме, в богатырских рукавицах. На правом локте висела на ремне булава чудовищных размеров.

Разбойник резко повернулся к нему. Свист стал оглушительным. Всадник наклонил голову и прикрыл рукавицей лицо. Конь попятился. Всадник проревел люто:

— Куды, волчья сыть? Свиста не слыхивал?

Он угрожающе взмахнул плетью. Конь попробовал остановиться, еще четыре канавы вспороли землю. Всадник с бранью хлестнул коня плетью. Ремень с вплетенными полосками свинца распороли бок животного. Конь заржал от боли, прыгнул вперед.

Свист стал таким оглушительным, что Томас присел и зажал уши. Конь остановился после прыжка, свист толкнул его назад, конь опустился на круп. Богатырь, чувствуя, что вот-вот потерпит поражение, сорвал с руки булаву и с оглушительной бранью, перекрывшей свист, швырнул ее в разбойника.

Булава как огромный валун понеслась через поляну. Томас видел, как она начала замедлять движение, с трудом проламываясь сквозь стену свиста, может быть, не долетела бы и упала на землю, но Соловей-разбойник не выдержал, в последний момент метнулся в сторону. Свист на миг прервался.

Богатырь, опытный боец, знал, когда ковать железо. Сорвав с руки окованную стальными полосками рукавицу, швырнул ее с такой силой, что Томас услышал лишь шлепок, словно о стену ударило комом мокрой глины. Разбойник свалился, как подкошенный, в воздухе мелькнули задранные лапти.

Богатырь соскочил тяжело, но проворно. Разбойник не успел подхватиться, как тяжелое, как скала, колено прижало к земле:

— Опять буслайничаешь, волчья сыть?

Разбойник захрипел, выдавил с трудом:

— Так я ж чо?.. Жисть такая, волчья, беспросветная...

— У всех беспросветная, — прорычал богатырь, — так в лес же не идут?

— Так они ж не живут, а так... Ты хоть маковки с церквей посшибал, потешился, отвел душу!

Богатырь, прижал огромной ладонью шею так, что разбойник не то что свистеть, едва дышал.

— Ладно, отвезу в Киев. Довольно тебе буянить.