Том 9. Драматургия (86) - Алексей Николаевич Толстой

Народ, тебя пытаются обмануть… Мы раскрыли чудовищный заговор.

Голоса:

– Освободить Дантона!

– Долой предателей. Бей окна!

В это время сквозь толпу трибунала протискивается Колло.

Колло. Дорогу, дорогу, дорогу. Декрет Конвента, декрет Конвента! (Входит в зал суда.)

Голоса в толпе:

– Это Колло д'Эрбуа!

– Кровопийца!

– Он сказал – декрет Конвента.

– Опять какая-нибудь подлость.

– Новый заговор против народа.

– Одна шайка. Хулиганы! Кровопийцы!

– А мы без хлеба сидим.

– Хлеба, хлеба, хлеба!

– Освободить Дантона!

Фукье (которому Колло передал бумагу). Декрет Конвента.

Мгновенная тишина.

Конвент постановил. Вследствие того, что в Люксембургской тюрьме обнаружен мятеж среди заключенных, вследствие того, что гражданки Люси Демулен и Луиза Дантон раздавали народу ассигнации в целях поднять восстание против правительства, вследствие того, что генерал Диллон, подкупив сторожей, сделал попытку бежать из тюрьмы и стать во главе мятежников, вследствие того, что обвиняемые по настоящему процессу принимали участие в этих преступных замыслах и неоднократно оскорбляли суд, – революционному трибуналу предписывается продолжать судоговорение без перерыва и вменяется в право лишать слова обвиняемого, буде обвиняемый не обнаружит должного уважения перед лицом закона.

Дантон. Я протестую. Мне зажимают рот, чтобы ловчее перерезать глотку. Это не суд, это убийство!

Камилл (судьям). Мерзавцы, мясники.

Герман. Я вас лишаю слова.

Камилл. Так подавись моим словом. (Швыряет скомканную рукопись в лицо Герману.)

Герман. Я объявляю высшую меру пресечения: прошу публику очистить зал.

Голоса в зале трибунала:

– Позор!

– Протестуем!

– Не уйдем!

– Требуем отмены декрета!

– Позор, позор, позор!

Солдаты очищают места для публики.

Голоса перед трибуналом:

– Граждане, что же это такое?

– Какой это суд, это убийство!

– Убейте нас, стреляйте в нас!

– Все равно подыхать!

– Освободить Дантона!

Дантон (бросается к окну, протягивает руки к толпе). Граждане, братья, защитите, нас убивают!

Взрыв голосов.

Герман. Закрыть окна, спустить занавеси.

Служитель оттаскивает Дантона, закрывает окна, спускает занавеси.

В толпе смятение, драка. Отчаянные крики. Из двери наружу валит народ, бывший в зале.

Гражданин в красном колпаке (поднявшись на фонарь). Граждане, слушайте, граждане, тише! Вы хотите знать, почему в Париже нет хлеба?

Голоса:

– О чем он говорит?

– Говорит, почему в Париже нет хлеба.

– Тише, он говорит о хлебе.

Гражданин в красном колпаке. Я спрашиваю, почему вы помираете с голоду? А только потому, что этот изменник Дантон тайно продавал хлеб англичанам.

Голоса. Врешь, Дантон не станет продавать хлеба англичанам.

Гражданин в черной шапочке (забравшись на другой фонарь). Граждане, у меня есть достоверные данные, что Дантон предатель.

Гражданин в красном колпаке. Граждане, вас едят вши. На вас, как на покойниках, истлела одежда. А вы знаете, как живет Дантон?

Гражданин в черной шапочке. Дантон купил в Севре дворец. Дантон носит шелковое белье.

Гражданин в красном колпаке. Дантон Жрет фазанов и купается в бургундском. Дантон кормит охотничьих собак белым хлебом.

Голоса. О, о, о!

Гражданин в черной шапочке. Дантон был раньше так же беден, как мы все. Дантон поехал в Бельгию и получил от герцога Орлеанского пять миллионов франков золотом.

Голоса. О, о, о!

Гражданин в красном колпаке. Правительство передало Дантону, как министру юстиции, на хранение бриллианты проклятой австриячки. Я спрашиваю: где эти сокровища?

Гражданин в черной шапочке. Бриллианты австриячки вывезены в Испанию, золото продано англичанам. Дантон богат. Дантон по шею в золоте.

Голоса. О, о, о!

Гражданин в красном колпаке. А вы знаете, граждане, как живет Робеспьер, истинный друг народа? За пять лет он не сшил себе нового сюртука. У него две рубашки – все в заплатах. Я сам видел, как одна гражданка подарила ему носовой платок. Робеспьер с негодованием швырнул носовой платок в лицо глупой женщине. Он сказал: «Я не желаю предаваться излишествам, покуда у французского народа нет хлеба, чтобы утолить голод». И такого человека Дантон хотел очернить и бросить под нож гильотины.

Гражданин в черной шапочке. Да здравствует Робеспьер! Голоса:

– Да здравствует Робеспьер!

– Да здравствует Неподкупный!

– Да здравствует друг народа!

Гражданин в красном колпаке. Смерть Дантону!

Голоса:

– Долой Дантона!

– Смерть, смерть Дантону!

Занавес

Картина одиннадцатая

Тюрьма, сводчатое помещение. В глубине окно. На койках лежат Дантон, Камилл, Лакруа, Филиппо и Геро. Посредине – стол с остатками еды. Входит сторож с фонарем.

Сторож. Иные перед смертью много едят и пьют, а иные ничего не едят и не пьют, а иные едят и пьют без всякого удовольствия, вспомнят, что наутро голова будет валяться в корзине, – и их тошнит, и в желудке останавливается пищеварение. (Смотрит в бутылки, в тарелки.) Эти все съели, все вино выпили. Нет, ведь, чертовы дети, сторожу оставить. Не все ли равно: натощак тебе голову отрубят, или ты набил живот свининой. (Освещает фонарем койки, считает пальцем.) Раз, два, три, четыре, пять.

Геро (поднимает голову). Кто это?

Сторож. Может быть, еще спрятали где-нибудь бутылку-то?

Геро. Это ты, Диоген. Ищи, голубчик, ищи.

Сторож. А куда спрятали-то?

Геро. Далеко спрятано и глубоко, а завтра запрячут навсегда.

Сторож. Ты про что это говоришь?

Геро. Про человека, Диоген, про человека.

Сторож. Глотка собачья, а я говорю про бутылку.

Геро. Мы выпили все вино до последней капли и уходим с пиршества с такой легкой головой, будто ее и нет на плечах.

Сторож. Ну, ладно, спите, чертовы дети.

Вдалеке звонят часы.

Три часа, скоро за вами придут. (Уходит, замкнув за собою дверь.)

Лакруа. Я весь съеден.

Геро. Ты не спал?

Лакруа. Здесь необыкновенное количество насекомых. Невыносимо!

Геро. С завтрашнего дня нас будут кушать насекомые другой породы.

Лакруа. Черви? Да.

В окне показывается луна, тюрьма озаряется ее светом.

Геро. Мы взошли на палубу таинственного корабля. Паруса уже распущены. Мы полетим по этим голубым волнам. Родная земля задернется туманом и уйдет навсегда. Это неизбежно и очень грустно, но что ж поделаешь. Мы все лишь на короткое время посещаем нашу прекрасную планету.

Лакруа. Я боюсь не смерти, но боли. Говорят, эта сотая секунды, когда нож гильотины перерезывает шею, – исступленно мучительна и долга, как вечность. Какое было бы счастье – достать яду.

Филиппо. Молчите, я хочу спать.

Геро. Когда я был маленьким, я часто видел сон: плыву в фантастическом корабле по лунному свету.

Филиппо. Если бы можно было избавиться от насекомых!

Лакруа. Это ужасно!

Филиппо. Республика – это просто мясная лавка! Нас устраняют, – превосходно! Но кто останется? Народ без вождей, страна без головы, – одно брюхо. Ради бога, хотя бы намек на здравый смысл в нашей казни. Мучительна бесцельность. Разве только одно, что Робеспьер протянет еще лишних два-три месяца, но