ДНЕВНИКИ - Александр Шмеман

В субботу – письмо от Никиты, в ответ на мое о Солженицыне, письмо, очень меня обрадовавшее согласием Н. со мной.

"Со всеми Вашими формулировками я целиком согласен, но можем ли мы требовать от А.И., чтобы он в три месяца все понял, когда нам понадобилось свыше тридцати лет! Верно, что эмиграция, чтобы быть плодотворной, должна не только умереть, но и умирать, выделяя лишь то основное, что привело ее в страну чужую: в этом вся сила нашего направления, где, питаясь от соков прошлого, нет оглядки на прошлое и бесплодной зачарованности им. И наше направление нужно всемерно укреплять, чтобы не дать А.И. склониться в эмигрантщину… Что соблазнов у А.И. – много, я очень чувствую и иногда больно переживаю: соблазн догматизма, авторитаризма, некоторого упрощения и т.д. В творчестве все эти соблазны преодолеваются, снимаются, в жизни они неизбежны. Это обратная сторона его силы… Я думаю, не следует слишком переживать то, что мы с А.И. неизбежно стоим не совсем синхронно: за нами пятьдесят лет эмиграции, за ним девять месяцев. И все же он нюхом, в основном, понял, куда следует склоняться преимущественно. Но его может пугать, что наше направление очень несильное: за "Посевом" стоит довольно-таки дисциплинированная организация, за "Континентом" "писатели", а за "Вестником"? Три-четыре человека, и обчелся…"

Вчера днем у нас – детское царство: Сережа и Маня со своими, Аня со своими. Вечером ужинали у "молодоженов" – Сережи и Лизы Бутеневых. Пришел немецкий перевод моей "For the Life of the World": это уже шестой язык, на который переводится эта au courant de la plume1 в четыре недели в Labelle написанная книга. Как раз в эти дни правил корректуру "Of Water and the Spirit" и, как всегда, сомневался: книга вдруг показалась полной неудачей, катастрофой.

Вчера весь день – проливной дождь, а сегодня с утра – опять солнце. Сегодня – малый синод, и вот – нужно погружаться в церковные дела.

1 одним взмахом пера (фр.).

Четверг, 12 декабря 1974

Вчера, зайдя в Bedford, получил от Вероники Штейн "Из-под глыб" и вечером прочел. Сборник хочет быть "Вехами" нашего времени: судом над интеллигенцией, над ее "отчуждением" от России и т.д. Быть новой грозе: Солженицын бьет наотмашь со священным гневом.

Двенадцать дней до отъезда в Париж: страстное желание оказаться где-нибудь на Bd. Richard Lenoir, одному, прикоснуться к детству.

Письмо от Никиты: о "нашей" третьей эмиграции, то есть нью-йоркской: Литвинов и К о – "…ради общего дела и, в каком-то смысле, "Вестника" ее нужно приласкать. Конечно, за деревьями они не видят леса. Они не понимают или не хотят понять, что А.И. – явление мировое, первый русский человек после смерти Толстого, дошедший до сознания десятков миллионов. Что рядом с этим фактом реплика или еще какие-нибудь писульки, в которых А.И. не сумел обуздать силу? А они об этом всерьез. Шрагин пишет: "От великого до смешного – один шаг". Смешно не это, а думать, что реплика имеет хоть какой-либо вес против величия всего его творчества! Мы все еще не раз будем страдать от несоответствия эмпирического облика А.И. с его историческим значением, его относительной (неизбежно) публицистики с почти безошибочным художественным творчеством…"

"Совсем прекрасен Ваш ответ (узнал Ваш стиль) Филарету – неотразим, ибо соответствует самой сущности Церкви…"

Пятница, 13 декабря 1974

Андрея Первозванного – по старому стилю, преп. Германа Аляскинского по новому. Именины Андрея, рождение Елены – крестницы. Служили хотя и раннюю, но очень торжественную Литургию с множеством сослужащих. Отмечаю это потому, что вчера вечером, когда я уже в начале двенадцатого часа вернулся после исповедей домой, звонил Павел Литвинов (до этого уже звонил Льяне), весь опечаленный и больше – письмом Никиты, особенно – Шрагину, в котором он цитирует: "Quod licet Jovi, non licet bovi…"1 . Обида. Подлизывание к Солженицыну! Потеря (Никитой) достоинства… и т.д. Что делать? Я стою между двумя правдами – большой (о которой пишет Никита мне и с которой я согласен) и "малой", человеческой. По-человечески я понимаю обиду "диссидентов" на Солженицына, а когда смотрю "выше" – вижу правду Солженицына, даже по отношению к ним, к их интеллигентской гнильце и разложению, к этому "гуманизму".

Вчера думал и (полусерьезно) написал Никите – о нашем сборнике (в котором мы ответили бы и "Из-под глыб", и "Континенту", и Литвиновско-Шрагинской "фракции"). Даже название пришло в голову: Единое на потребу . И вот так бы и начать: сначала "единое на потребу": "Ты еси один Господь…", а потом, из него, в его свете: Россия, мир, Запад, культура и т.д. Попытка, иными словами, поставить опять все на свои места во взлохмаченном снова мире "русской проблематики". Свидетельство "эмигрантских мальчиков" в ответ

1 "Что дозволено Юпитеру, то не дозволено быку" (лат.).

на такое же – "мальчиков советских". Ибо всякий спор есть всегда спор об иерархии ценностей, о том сокровище, что определяет местонахождение сердца, об "едином на потребу"… И, думаю, если не выйдет сборника: не засесть ли самому. Ведь это и будет тем "самопознанием" и подведением итогов, на которые меня давно тянет. В тональности: "чтобы ничего не погубить, но все воскресить в последний день…"

"Канва" должна быть автобиографической. Прежде всего, как пришло, как открывалось, как завладело душой и сознанием "единое на потребу": мама, церковь, встречи, опыт "инобытия", опыт тайного присутствия, света, радости, желанного – в самой ткани жизни. Проверка, углубление: Богословский институт и т.д. Раздробленность церковного опыта, "синтез": космический, исторический, экклезиологический. "Самосвидетельство Церкви" и соблазны церковного сознания: националистический, "православизм", идеологизм и т.д.

Затем: Россия. Как она раскрывалась постепенно "эмигрантскому мальчику". Ее раздробленность, ее единство. Встреча с нею.

Эмиграция. Последняя о ней правда: "аще не умрет, не оживет…" Service inutile1 – его подлинность.

Запад: его правда, его неправда.

Культура: ее подлинное призвание.

Свобода, освобождение, стояние в свободе.

Выбор, служение, жертва.

Суббота, 14 декабря 1974

Вчера – рождественский get-together2 в семинарии. Очень дружно, смешно и весело. Меня всегда удивляет: почему люди, в данном случае – студенты, столь беспомощные в разрешении своих "проблем", так остро и точно видят саму "суть" других людей (профессоров)? Себя не видят, а других видят!

Читаю – по второму разу – "Из-под глыб". Огромная, неудобоваримая правда Солженицына. Тут, действительно, "ничего не поделаешь". Она, как всякая глубокая правда, не может не вызвать реакции всего того, где есть еще идолы, самообман и самообольщение.

Понедельник, 16 декабря 1974

Пишу только, чтобы "прийти в себя" от суеты: телефонных звонков, разговоров, вопросов. Чтобы как-то найти, встретить себя. Черный день. Проливной дождь. Утром на радио "Свобода": Слава Шидловский, только что вернувшийся из Мюнхена, рассказывает о спорах, фракциях, разделениях там, на станции. За Солженицына и против него. Евреи и антисемиты. "Третий путь" и т.д. От всего этого становится тошно и грустно. В Церкви волнения в связи с приездом в феврале патриарха Пимена. Дриллок волнуется о намерении ан-

1 Напрасное служение (фр.).

2 вечер (англ.).

тиохийцев открыть собственную семинарию. И все это звонит мне, а меня все это очень мало интересует. Но как нести сквозь всю эту суету нерасплесканным мир душевный, тайную радость, глубокий взор?

Вторник, 17 декабря 1974

Вчера собрание профессоров,

Среда, 18 декабря 1974

…на котором погорячился против о.Шнейрла. И, хотя по существу сказал то, что я действительно думаю (мелочность, удручающее "плебейство" реакций на автокефалию, которая всех поставила лицом к лицу с вопросом: что же такое Церковь?), от горячности этой, как всегда, противный осадок.

Вчера – два года нашему маленькому Саше. После короткого заезда к нему с подарком ужинали с Л. в маленьком французском ресторане на 86-йулице и потом – по Пятой авеню, Рокфеллеровский центр с его огромной, изумительной елкой. Музыка. Ярко освещенный каток. Всюду рождественские украшения. Толпа. Чуть-чуть морозит. И, хотя я знаю, что весь этот Christmas spirit1 насквозь пропитан "коммерцией", все равно радуюсь, как каждый год, этому сам воздух наполняющему празднику.

Оттуда домой по "старой" дороге, как ездили, когда жили в Нью-Йорке, мимо нашего дома, где прожили первые одиннадцать лет нашей американской жизни. Всегда остро переживаю эти прикосновения к прошлому.

Сегодня после утрени: исповедь недавно рукоположенного священника, молебен молодому студенту о каких-то его друзьях. Наличие, не умирающий в мире запас – веры, жажды "горнего".

Четверг, 19 декабря 1974