О чем говорят кости. Убийства, войны и геноцид глазами судмедэксперта - Клиа Кофф

тел, покоящихся под холмами, что тянутся через всю Руанду. В Нова-Касабе я снова ощутила атмосферу смерти: мы были уже в пятнадцати минутах езды от Церски, обстоятельства изменились – не холм, а ровное поле, не случайное захоронение в яме или овраге, а специально выкопанная могила, не на дальнем конце грунтовой дороги, а в двух шагах от широкой асфальтированной трассы. А тела, наоборот, похожи друг на друга: у всех – связанные за спиной руки, все – мужчины, все – в гражданской одежде, только возраст разный. Я знала, что в Сребренице пропали тысячи людей – мы на тот момент обнаружили останки примерно двухсот из них. Как и в Руанде, я понимала, я чувствовала, что они лежат не только здесь, но и на других полях, возле других дорог… Целая страна мертвых, страна мертвых мужчин…

Меня охватывал гнев. Как вообще убийство может быть нормальным способом решения политических вопросов? Да любых вопросов! Розовые очки, через которые я когда-то смотрела на мир, лопнули стеклами внутрь, и теперь я, словно Кай, которому попал в глаз осколок дьявольского зеркала, видела везде уродство. Убивать людей – это уродливо. Сеять смерть – это уродливо. Все происходящее вокруг меня уродливо. Вопиюще неправильно, и оттого уродливо. Мальчики, юноши и мужчины в возрасте – у всех связаны руки за спиной, все расстреляны. Это неправильно. Я знала: мой единственный шанс избавиться от осколка в глазу – опознать эти тела, вернуть им имена, помочь рассказать их историю, чтобы суд смог наказать их убийц.

Мы пробыли в Нова-Касабе около недели, и с каждым днем напряженность вокруг нас возрастала: первой ласточкой стала противопехотная мина «Клеймор», обнаруженная военными на стоянке IFOR, через дорогу от нас. Они решили подорвать ее на месте, так что «не могли ли бы вы залезть в контейнер и посидеть тихо?». Мы послушались и залезли в контейнер – за исключением Джона, который, как я написала в дневнике, «слишком крут, поэтому просто стоит прямо за дверью и курит», и Билла, «который всегда хочет быть круче Джона». Взрыв мины был таким мощным, что наш контейнер покачнулся, а грохот, казалось, был слышен по всей Боснии. Капитан Босуэлл, наш любимчик из IFOR, рассказывал потом, что взрыв сильно напугал некую лошадь, тащившую в этот момент телегу со стариком, – бедное животное перевернуло телегу, отправив старика в канаву. Освободившись от ноши, лошадь ринулась дальше и перепрыгнула через корову, которая испугалась не меньше и еще долго, потерянная, бродила по окрестностям. Медики IFOR оказали старику помощь. Тот взрыв отлично продемонстрировал, сколь смертоносны мины. Так, «Клеймор» может накрыть футбольное поле градом металлических осколков. Вышедший покурить Джон не сделал ни единой затяжки.

Вскоре произошло еще кое-что. Обитателям контейнерного поселка в Кэмп-Лизе пришлось эвакуироваться прямо посреди ночи и несколько часов просидеть в палатке, служившей спортзалом. Был слышен шум вертолетов, люди громко кричали, но потом все стихло, и часам к трем утра мы вернулись в контейнеры. На следующий день мы узнали, что произошло: солдат, живший через несколько дверей от нашей, заперся в своем контейнере, зарядил боевыми патронами все оружие, которое только у него было, и стал угрожать, что застрелит своего командира. Позже он решил, что этой угрозы недостаточно, и пообещал перестрелять всех, кто попытается к нему приблизиться. Оказалось, что он вернулся на базу после нескольких дней патрулирования и разоружения боевиков, а его командир захотел, чтобы он еще и помыл свой «Хамви». Это было непросто, а солдат очень устал. В общем, он не выдержал. В конце концов бедолагу скрутили и увезли из Кэмп-Лизы. Последнее, что мы слышали о нем, – информация, что он сидит на американской военной базе в Германии и ждет военного трибунала.

Вдобавок ко всему мужская часть нашей команды уже месяц ютилась в душной палатке, где и речи не шло о какой-то приватности. Они развесили между койками полотенца, но это мало помогало. Не добавляла радости и мошкара – пластинки от насекомых приходилось жечь в таких количествах, что палатка буквально утопала в дыму. Еще хуже и теснее стало после прибытия пополнения службы безопасности: шести французских легионеров и их командира эльзасца Бена. В письме родителям я описала их как «сильно ван-даммнутых» – таких же сильных и склонных нести разрушение, как персонажи Жан-Клода Ван Дамма. Легионеры были мускулистыми, чем-то напоминали танки и практически не говорили по-английски. ООН выдала им два бронированных «Лендровера». Спустя год я поняла, что эти машины хоть и были пуленепробиваемыми, но не запирались. У них не было замков на дверях – качество от ООН.

Вместе с легионерами приехали патологоанатомы. Это несколько спутало нам карты и сбило с графика – морг возле Тузлы не успели подготовить. Было решено, что Хосе Пабло отправится в морг с группой патологоанатомов и логистов, чтобы хоть что-то там обустроить. Хосе Пабло позднее рассказывал мне, что в ответ на вопрос Билла, кого бы он хотел взять на помощь для обустройства морга, назвал мое имя, а Билл сказал, что это невозможно. По словам Хосе Пабло, Билл создал «иллюзию выбора». Во время обеда в тени нашего «Волка» Билл обмолвился, что из всех антропологов, с которыми он работал в поле, я была бы первой, кому он доверил бы работать в морге, но в то же время последней, кого он отпустит с захоронения. Потом и Бекки добавила, что для нее слишком тяжело будет остаться и без Хосе Пабло, и без меня, так что в тот день я с удивлением обнаружила, что меня, возможно, считают кем-то большим, чем «просто работником».

На следующий день, закончив эксгумацию в Нова-Касабе, мы погрузили все тела в рефрижератор и отправили их в морг. И тут нам сообщили, что саперам понадобится больше времени на разминирование следующего объекта. Джон заявил, что сможет разминировать это место, просто проехав по нему на «Волке». Как я и предполагала, «Врачи за права человека» были категорически против столь радикальных мер. В итоге у нас выдалось несколько относительно свободных дней. Мы провели его в Кэмп-Лизе, занимаясь рутинной подготовительной работой: чистили джипы и оборудование, чинили колеса и тому подобное. Я работала с Биллом в его контейнере: разбирала слайды из Кигали и готовила полный отчет по миссии в Руанде. Было немного странно возвращаться к этим материалам, находясь уже на другой миссии. Пока Билл ходил на разные встречи с важными людьми, я возилась с его аудиокассетами с могилы в Церске: надо было транскрибировать полевые записи и ввести в базу