Один шаг от дружбы до любви - Северная Виктория

— Я тебе не верю! Не верю!

Если бы Настя ему одна нужна была, всей этой путаницы не произошло, и они давно были бы вместе. А в ответ словно насмехаясь:

— Поверь моим словам, я все тебе отдам…

— Ага, разбежалась и запрыгнула тебе на шею в приступе счастья, — проворчала Васильева, вставая с кровати.

Спать ей в очередной раз не дадут, сделала верный вывод Васильева. Павел прописался у неё под окнами и уже несколько дней радовал Настю, её семью и соседей своими концертами. Голос у Артемьева не плохой, но слух… Там на ухо не только медведь наступил, там вся флора и фауна задействована была. Но откровенно ужасное пение перекрывало актерское мастерство и энтузиазм, которого у него имелось в избытке. Как следствие, у Паши теперь имелся свой собственный фан-клуб, возглавляемый бабой Клавой. Последний факт особо удивлял Настю, ведь сердобольная старуха являлась главным хранителем порядка и тишины их подъезда.

Участковый откровенно боялся этой женщины, ведь жалобы от неё поступали регулярно и часто. Даже слишком. То дети громко смеются и баба Клава их гоняет, вызывая у них ещё большее желание шалить и дразниться. То сибирский хаски с третьего этажа спустился во двор без намордника, хотя все знают, что дружелюбный пёс скорее залижит кого-нибудь до смерти, чем укусит. Откормленная и залюбленная псина стала слишком ленивой, чтобы кусаться. Тем более, хозяин пса находился всегда рядом с ним и держал того на поводке, опасаясь, что любопытный зверь сбежит, ибо все хаски грешат склонностью к побегам. То дворник дядя Петя напьется и спит в отведенной ему коморке. Он никому зла не причинил, но нарушение рабочего режима, по мнению старушки, само по себе требует принятия радикальных и жёстких мер. В общем, баба Клава являлась главной активисткой их дома, а может и района.

Ситуация сложилась странная, даже аномальная. Несмотря на похождения Паши, именно Анастасию считали жестокосердечной и мстительной стервой, обидевшей бедного влюбленного в неё романтика Павла. Она дескать не ценит его чувств и жестоко отвергает. Дошло до того, что Васильева пыталась не попадаться на глаза бабе Клаве, ибо при каждой их встрече та буравила её недобрым взглядом и отпускала ехидные замечания. Если бы на Васильеву можно было бы пожаловать участковому, она бы давно так поступила. Насте уже начало казаться, что вокруг неё образовался заговор, ведь даже её отец вместо того, чтобы в зашей гнать наглеца, вечерами тайком таскал ему бутерброды. Мама же спокойно усмехалась и качала головой, относясь к происходящему, как к шалости неугомонного любимого дитя. Сначала Анастасия возмущалась, а потом забила. Окружающие могут думать, что хотят, главным оставалось мнение самой Анастасии и прощать так просто Павла она не собиралась…

Васильева устало зевнула и вышла в коридор. Тихо вздохнула и даже не удивилась тому, что на кухне был включен свет. Так как отец работал в ночную смену, Настя справедливо решила, что это мама оккупировала кухню. Зайдя в комнату, она улыбнулась Оксане, которая пила чай, и направилась к плите, где стоял недавно подогретый чайник. Родители упрямо отказывалась от использования электрических чайников, после несчастного случая, когда из-за замыкания чуть не случился пожар. Благо отец быстро среагировал и потушил разгорающееся пламя.

— Не спится? — с доброй усмешкой спросила Оксана, наблюдая за тем, как дочь заваривает чай.

И тут снова запел претендент на сердце Насти. Лучше б помолчал.

— Прости, моя любовь, кусая губы в кровь…

— Уснешь тут, — фыркнула Настя, присаживаясь рядом с мамой. — Когда же эта пытка песнями Билана закончится?

Последний вопрос, естественно, был риторическим, но на него ответила Оксана:

— Когда простишь. Ему упрямства хватит, чтобы месяцы, а то и годы прозябать под твоими окнами, так своеобразно выпрашивая прощение.

Представив весь кошмар ситуации, Анастасия глухо застонала. Билан нон-стоп на ближайшие годы её никак не устраивал. Да, когда-то она являлась его фанаткой, лет так десять назад. В настоящий момент она понять не могла, что находила в этом певце. Ей сейчас даже песни его не нравились, но о прошлом увлечении вспомнил Павел и этим просто превратил её жизнь в какую-то глупую комедию. Правда, самой Насте было не смешно.

— Ты тоже считаешь, что я злая дрянь, которая не ценит чувств влюбленного в неё ангела? — чуть резковато спросила Васильева. Всё же сложившаяся ситуация действовала ей на нервы. Она вообще в последнее время стала излишне чувствительной.

— Ну, Павел на ангела при всем желании не тянет, — легко, словно не заметив тона разговора, продолжила мама. — Ты на него обижена, и я тебя, как женщина, понимаю, но как мать, хочу, чтобы ты была счастлива. Несмотря на обиду, ты любишь его.

Настя даже спорить не стала, хотя иногда ей казалось, что ненавидит она Павла так сильно, что убить готова. Особенно после того, как продемонстрировал всю свою власть над ней, лишив уверенности в собственных моральных качествах.

Анатолию она призналась в своем падении. Во время разговора ей было ужасно стыдно, так плохо Настя себя в жизни никогда не чувствовала. Она ненавидела причинять боль людям. Но как выяснилось позднее, что всё лишь только к лучшему. По началу, Толя был настроен простить измену и пытался вернуть бывшую невесту, но Настя не верила, что он забудет её поступок, не видела смысла продолжать отношения. В итоге они остались друзьями, а Анатолий как-то слишком быстро утешился в объятиях другой. Имени девушки Настя не знала, но лишь теперь она смогла увидеть эмоции, что кипели внутри всегда спокойного и уверенного в себе Толика. Настя так и не смогла пробить брешь в его броне хладнокровия, но это умудрилась сделать другая и так быстро... Васильевой даже стало немного обидно, но она понимала, что сама отдала Толика другой. Анатолия она за месяцы отношений привыкла считать своим, хотя так никогда не было. Да и она Толе никогда не принадлежала. В общем, всё было правильно. За исключением того, что Павел изводил Настю пением, а новоиспеченная возлюбленная Толика мотала ему нервы и вытягивала все жилы бредовыми и экспрессивными поступками.

— Люблю я Павла, — пожала плечами Настя, — но мои