Провинциальное развлечение - Анри де Ренье

Я выразил изумление; доктор воспользовался им… Мой друг, г-н де ла Ривельри, находится в этот момент в его кабинете и был бы счастлив пожать мне руку. Он хочет сделать мне одно важное сообщение. У меня не было никаких причин отказывать г-ну де ла Ривельри. Я так и ответил доктору. Я готов сопровождать его в кабинет.

Г-н де ла Ривельри ожидал нас с видом любезным и немного взволнованным… Мы обменялись рукопожатиями. Он только что из Парижа, куда ездил благодарить господ академиков за премию, присужденную его "Истории валленского парламента", и переговорить с знаменитым драматургом Жаком Гюгеном, который хочет сделать пьесу из процесса Сориньи – д'Артэн. Г-н де ла Ривельри сообщил мне также новости о моей тетушке Шальтрэ. Она чувствует себя хорошо, но начинает сдавать. Жалуется на одиночество. Смерть ее старого друга г-на де Блиньеля образовала вокруг нее большую пустоту, но она почувствовала некоторое облегчение своей печали после того, как был пролит свет на запутанные обстоятельства этой смерти. Словом, она приглашала меня возвратиться и занять свое место подле нее.

Сказав это, г-н де ла Ривельри протянул мне письмо моей тетушки. Я прочел его. Оно повторяло приглашение, изложенное мне словесно г-ном де ла Ривельри. Г-н де ла Ривельри обратился к доктору:

– Тем более, дорогой доктор, что при надвигающихся политических событиях, которые, по-видимому, неизбежны, ваш пансионер будет чувствовать себя лучше в П., нежели здесь. Никто не может поручиться за то, что произойдет, и вам придется, может быть, принимать некоторые меры, чтобы… Вы меня понимаете… Конечно, все еще может уладиться, но Европа на краю пропасти.

Доктор Б. согласился.

Я погрузился в молчание, держа в руке письмо моей тетушки. Вдруг я услышал, как во мне подымается голос, который я узнал как свой собственный. Он произносил слова, которые мне не принадлежали. Передаю их буквально:

– Поблагодарите мою тетушку, дорогой г-н де ла Ривельри, и согласитесь, что было бы настоящим безумием предпочесть жалкий городок П. и его обывателей этому дому, где я ежедневно пребываю в интимных отношениях с такими персонажами, как Магомет, Генрих IV, Цицерон и Дени Папен, особенно если принять во внимание то обстоятельство, что мы со дня на день ожидаем прибытия сюда Галилея и Людовика XIV… Тетушка поймет, что я не могу пожертвовать обществом этих знаменитостей ради ее общества… Передайте ей мои извинения и мои самые сердечные пожелания.

Голос, который был моим голосом, умолк, и я услышал голос доктора, говоривший г-ну де ла Ривельри:

– Вы не хотели мне верить, дорогой г-н де ла Ривельри, вы сами теперь видите…

У меня хватает времени лишь на то, чтобы прибавить несколько слов к этой рукописи. Предсказание Проспера де Буакло исполнилось. Царство антихриста начинается. Это царство шума и крови. Он говорит голосом всех громов. Этой ночью воздушные огненные колесницы сбросили с неба воспламененные метеоры. Земля заколебалась. Стены рухнули… Я увидел большое пламя. Магомета нашли раздавленным под обломками, и неизвестно, что сталось с Дени Папеном. Что касается доктора, то он убежал через парк. Его видели во время бегства: он был одет в короткие панталоны, чулки и вышитый кафтан, на голове у него был большой парик и шляпа с перьями; он размахивал руками и провозглашал себя королем-солнцем. Так что и он, подобно Леону Дюрану, подобно Вогуру, подобно д'Эрмийи, подобно Жильяру – Папену, был тоже…

Господину Этьену Лебрену

20, авеню де-ла-Бурдоннэ, Париж, VII-e

Милостивый государь!

Благодарю Вас за Ваше любезное письмо, а также за рукопись, которую Вы были так добры прислать мне. Несмотря на мелкий почерк, ее нетрудно, разбирать, и я прочел ее с огромным интересом, но, признаюсь, я испытываю некоторое затруднение, когда желаю определить произведенное ею на меня впечатление. В самом деле, эта странная исповедь, беспорядочная и логичная, несвязная и тонко построенная, показалась мне сначала произведением больного, как о том свидетельствуют также место и обстоятельства, в которых она была Вами найдена, и я усмотрел в ней любопытный патологический документ, касающийся образования навязчивой идеи, а также ее развития и разветвлений. Мне показалось, что я довольно легко угадываю реальные факты, с помощью которых галлюцинирующее воображение воздвигло здания своей мании. Я без особого труда следовал по извилинам душевного лабиринта, в котором все более запутывался несчастный помешанный после того, как была разорвана путеводная нить. Однако, исследуя более критически и более скептически некоторые страницы этого замечательного рассказа, в котором обнаруживается талант настоящего писателя, я в заключение спросил себя, не приходится ли мне иметь дело, скорее, с литературным произведением, симулирующим подлинный документ, но на самом деле им не являющимся, – словом, не приходится ли мне иметь дело с романом, автор которого очень тонко забавляется ироническим подражанием, своеобразною лукавою пародиею на столь многочисленные в наше время судебные и авантюрные романы, обнаруживая при этом талант, который я с удовольствием за ним признаю и ирония которого доставляет мне большое наслаждение. Следует прибавить, что с этими подражательными и пародийными намерениями соединяются на присланных Вами страницах довольно верные наблюдения над жизнью провинции, подчас, однако, впадающие в явно сатирическое преувеличение. Вдобавок все в этих записках очень ловко переплетено, и надувательство, если только оно есть, проведено с таким искусством, что я могу только поздравить с ним автора, кто бы он ни был и кому я просил бы Вас передать мои самые искренние поздравления, если только они не направляются сейчас прямо к своей цели, и в таком случае я должен только присовокупить к ним свою просьбу благосклонно принять, милостивый государь, вместе с моим лучшим воспоминанием, выражение моей глубокой симпатии.

Галлье ле Шен.

P.S. Рукопись отсылаю Вам обратно.