Подвиги Шерлока Холмса - Адриан Дойл

— Этого я и опасался, — с горечью сказал он. — Мы опоздали.

Далеко впереди я увидел полицейского, который ехал на велосипеде в том же направлении, что и мы.

Аллея привела нас к мрачному, украшенному башенками дому, окруженному террасами и партерами, где еще сохранились заросшие сорняками цветники, — словом, это было самое печальное зрелище на свете: старинный запущенный сад, освещенный лучами заходящего солнца.

На некотором расстоянии от дома возле чахлого кедра стояла небольшая группа людей. По знаку Холмса кучер остановил пролетку, и мы поспешили туда через лужайку.

Группа состояла из полицейского, джентльмена с маленьким черным чемоданчиком, которого я сразу же узнал, и еще одного бледного господина в коричневом твидовом сюртуке и с бакенбардами. Когда мы приблизились, они обернулись в нашу сторону, и я не мог сдержать восклицания ужаса при виде зрелища, открывшегося нам после того, как они слегка расступились.

У подножия кедра лежало тело пожилого человека. Руки у него были раскинуты, скрюченные пальцы вцепились в траву, а борода торчала вверх под таким странным углом, что лица совсем не было видно. Его горло представляло сплошную зияющую рану, в которой виднелись кости, а вся земля была залита кровью, образовавшей вокруг головы нечто похожее на алый нимб. Доктор быстро сделал шаг нам навстречу.

— Ужасное дело, мистер Шерлок Холмс, — нервно проговорил он. — Моя жена побежала на станцию, как только получила вашу телеграмму. Надеюсь, она успела встретить мисс Феррерс?

— Благодарю вас, она ее встретила. Увы, сам я не успел прибыть вовремя сюда.

— Вы, по-видимому, ожидали, что произойдет трагедия, сэр, — подозрительно заметил полицейский.

— Да, констебль. Поэтому я здесь и нахожусь.

— Хм… я бы хотел узнать…

Холмс похлопал его по плечу, отвел в сторону и прошептал ему на ухо несколько слов. Когда они снова присоединились к нам, на обеспокоенном лице полицейского можно было заметить признаки облегчения.

— Все будет сделано так, как вы желаете, сэр, — сказал он. — Вы можете рассчитывать на то, что мистер Тонстон повторит вам свое заявление.

Человек в твидовом костюме повернул в нашу сторону встревоженное лицо — у него были впалые щеки и беспокойные серые глаза.

— Не понимаю, почему я должен это делать, — резко возразил он. — Вы — представитель закона, констебль Киббл, и вы уже приняли мое заявление. Мне больше нечего добавить. Исполняйте-ка лучше свой долг и сообщите куда следует о самоубийстве мистера Феррерса.

— Самоубийстве? — резко спросил Холмс.

— Да, а что же еще? Он уже несколько недель ходит мрачнее тучи — это все в доме могут подтвердить, — а теперь вот зарезался, располосовал себе горло.

— Гм-м… — Холмс опустился на колени рядом с телом. — А это, конечно, орудие. Складной нож с костяной ручкой — лезвие убирается внутрь. Насколько я понимаю, итальянский.

— Откуда вы это знаете?

— На нем есть марка миланского оружейника. Но что это такое? Весьма любопытная штучка, ничего не скажешь.

Он поднялся на ноги и стал внимательно рассматривать какой-то предмет, который поднял с земли. Это было короткоствольное ружье, ствол которого откидывался на шарнире у самого курка так, что его можно было сложить пополам.

— Оно лежало у самой его головы, — сказал полицейский. — Он, похоже, предвидел опасность и взял его, чтобы было чем защищаться.

Холмс покачал головой.

— Оно не заряжено, — сказал он. — Если вы обратили внимание, масло на казенной части даже не тронуто. Но что это здесь? Будьте добры, Уотсон, дайте мне, пожалуйста, ваш носовой платок.

— Это всего-навсего отверстие в стволе для шомпола, — резко вмешался в разговор мистер Тонстон.

— Я это знаю. Н-н-да, весьма любопытно…

— Да что такое? Вы суете в отверстие носовой платок, обернутый вокруг карандаша, и вынимаете его. На платке ничего нет, а вы почему-то находите, что это любопытно. Чего, черт возьми, вы ожидали?

— Пыли.

— Пыли?

— Именно пыли. В этом отверстии было что-то спрятано, потому-то оно и осталось чистым. Обычно в ружейном стволе непременно скапливается пыль. Однако я был бы очень рад, если бы вы мне сообщили кое-какие факты, мистер Тонстон, ведь, насколько я понимаю, вы первый подняли тревогу. Мы сэкономим время, если я узнаю о них здесь, от вас, а не из вашего письменного заявления.

— Ну, здесь, собственно, мало что можно сказать, — начал он. — Час тому назад я вышел подышать свежим воздухом и заметил мистера Феррерса, который стоял под этим деревом. Когда я его окликнул, он взглянул на меня, а потом отвернулся и как будто бы поднес руку к горлу. Я увидел, как он пошатнулся и упал. Когда я подбежал, он лежал в этом самом положении, на горле у него зияла рана, а рядом, на земле, валялся нож. Мне ничего не оставалось делать, как только послать слугу за доктором Нордхемом и за полицией. Вот и все.

— Исчерпывающее объяснение. Вы ведь были с мистером Феррерсом на Сицилии, не так ли?

— Совершенно верно, был.

— Ну, джентльмены, не буду вас больше задерживать, если вам угодно вернуться в дом. А вас, Уотсон, я попрошу остаться, и вас тоже, констебль.

Доктор вместе с Тонстоном направились к дому через заросшие цветники, в то время как Холмс развил бешеную деятельность. Он довольно долго ползал на коленях, описывая круги вокруг покойного, словно шустрая тощая гончая, которая добросовестно ищет след. Один раз он нагнулся, склонившись над самой землей, затем встал на ноги, достал из кармана лупу и стал тщательно рассматривать ствол кедра. Вдруг он застыл, замер на месте, и мы с констеблем сразу же подошли к нему. Холмс указал пальцем, передавая лупу полицейскому.

— Посмотрите внимательно на край этого нароста, — спокойно сказал он. — Что вы видите?

— Мне кажется, это похоже на волос, сэр, — ответил констебль Киббл, глядя сквозь лупу. — Нет, это не волос, это коричневая нитка.

— Совершенно верно. Будьте добры, снимите ее и положите вот в этот конверт. А теперь, Уотсон, помогите мне залезть на дерево. — Холмс вскарабкался по стволу, поставил ногу на разветвление и, держась за ветки, стал осматриваться вокруг. — Ха, вот что мы здесь видим, — сообщил он, посмеиваясь. — Свежая царапина на стволе, следы грязи на ветке и еще одна ниточка от грубой коричневой ткани, она пристала к коре — там, где человек опирался спиной. Ценнейшие находки, настоящее сокровище. А теперь я спрыгну, а вы заметьте точно, куда именно я приземлюсь. Хоп! — Он отошел на шаг в сторону. — Ну, посмотрите, что вы там видите?

— Две небольшие вмятины.

— Точно. След моих каблуков. Теперь смотрите рядом.

— Вот черт! — воскликнул констебль. — Здесь их четыре, а не два! И абсолютно одинаковые.

— Если не считать того, что другие не такие глубокие.

— Тот человек был легче! — воскликнул я.

— Браво, Уотсон. Ну что же, я думаю, мы видели все — все, что нам необходимо.

Полицейский серьезно посмотрел на Холмса.

— Послушайте, сэр, — сказал он. — Мне что-то невдомек. Что все это означает?

— Возможно, ваши будущие сержантские нашивки, констебль Киббл. А теперь пойдемте, поговорим с остальными.

Когда мы пришли в дом, полицейский проводил нас в скудно обставленную комнату со сводчатым потолком. Доктор Нордхем, который писал за столом у окна, при нашем появлении обернулся.

— Ну что, мистер Холмс?

— Вы, насколько я понимаю, готовите ваш доклад, — заметил мой друг. — Позвольте вас предупредить: будьте крайне осторожны, чтобы не составить себе ложного впечатления.

Доктор Нордхем смерил Холмса холодным взглядом.

— Боюсь, что я не понимаю, — сказал он. — Не могли бы вы высказаться более определенно?

— Отлично. Что вы думаете о причинах смерти мистера Джошуа Феррерса из Абботстандинга?

— Позвольте, сэр, здесь нечего и думать. Мы имеем как визуальные, так и медицинские показания, свидетельствующие о том, что Джошуа Феррерс совершил самоубийство, перерезав себе горло.

— Удивительнейший человек этот мистер Феррерс, — заметил Холмс, — он не довольствовался тем, что убил себя, перерезав яремную вену, он продолжал кромсать себе шею обычным складным ножом, пока не располосовал ее, по выражению мистера Тонстона, окончательно. Я всегда думал, что, если уж мне придется совершить самоубийство, я постараюсь избежать подобных ошибок.

После слов моего друга последовало напряженное молчание. Затем доктор Нордхем внезапно поднялся на ноги, тогда как Тонстон, который стоял, прислонившись к стене и скрестив руки на груди, поднял глаза на Холмса.

— Убийство — это очень неприятное слово, мистер Холмс, — спокойно проговорил он.

— И весьма неприятное действие. Впрочем, не для тех, вероятно, кто принадлежит к mala vita[1].