«Битлз» in the USSR, или Иное небо - Буркин Юлий Сергеевич

Мальчик вырос, стал копытником и решил мстить своим обидчикам. Каждую ночь он пробирается в лагерь – цок-цок-цок – и заглядывает в окна. Кто его увидит, тот умрет от разрыва сердца.

– Ужас! – Ольга Баршуто изящно отпила из граненого стакана. – И как спать теперь?

– Кстати, – сказал Андрей и, прищурившись, посмотрел на электрика Володю Сидорова. – Вова у нас, по-моему, из деревни.

– Из Я и я, и что теперь? – набычился Володя. Он всегда легко обижался.

– А ничего. Снимай кеды.

Володя подобрал ноги под табуретку.

– А точно, когда Вован идет, цоканье такое слышится, да, ребята?

Все закивали, недобро глядя на Володю.

– Чего вы?! – возмутился он. – Отстаньте!

– Снимай, снимай, – настаивал Андрей.

– Дураки! Смотрите, правда, ведь сниму, – пригрозил Володя. – Умрете от разрыва сердца.

– Не надо, – томно поддержала электрика Ольга. – Еще свечи потухнут…

– Ладно, – согласился Дворский, берясь за кружку с «гранатовкой». – Давайте за этот сезон, чтобы без происшествий, чтоб никто из пионеров на Томь не сбежал и никто не отравился.

Все выпили.

– Леха, спой что-нибудь. «Битловское». Эту… «Блэкбёрд», например.

Алексей взял гитару. «Blackbird» была его гордостью. Эту довольно сложную песню он выучил и вылизал до нотки. Он стал быстро перебирать струны и надсадно затянул:

– Blackbird singing in the dead of night…* [* Черный дрозд, поющий в глухой ночи… (англ.)]

– Вот ведь может! – заметил гордый за товарища Андрей. – А кстати, знаете перевод? В одном черном-черном лесу жила черная-черная птица…

В понедельник Алексей позвонил Юлию. Они дружили со школы.

– Юля, почисти зубы и помойся, я хочу продать тебя на толкучке, – пошутил он.

Юлий отреагировал нестандартно.

– Деньги нужны? – возбужденно спросил он. – Правильно, они тебе скоро понадобятся. Я тебе уже два раза звонил. Ты в гости к Макаревичу не хочешь съездить?

– Это шутка такая?

– Если бы. Тут такое дело. Оказывается, макаревичевская мать вполне могла вместо него родить меня. Если бы война подольше длилась.

– Ты чего несешь?

И тогда Юлий пересказал ему историю дружбы его отца с эвакуированной москвичкой Ниной, а затем – историю с потерянной ее сыном собачьей шапкой. У Алексея захватило дух.

– Я остановлюсь у родителей Андрея, – сказал Юлий под конец, – уже договорились. А у тебя есть кто-нибудь в столице?

– Вроде есть какие-то родственники дальние, надо у матери выяснить.

– Так выясняй скорей и пакуй чемодан. Во вторник у меня последний экзамен, а в среду мы с этой отцовской теткой вылетаем в Москву и потом в Минск.

– Ты что, даже результаты не узнаешь?

– Узнаю, когда вернемся. – Нервы у тебя.

– Нервы ни при чем. Для моего будущего это знакомство важнее, чем универ. Я спою ему свои песни и уговорю взять в репертуар… Так вот, слушай. В субботу мы прилетим из Минска в Москву, и там я пробуду три дня. Если сможешь появиться там в это время, к Макаревичу пойдем вместе.

– Я смогу! – сказал Леша уверенно. – Смогу.

Несмотря на то что сотрудница отца Светлана не вдохновила фантазию Юлия, уж очень она была замужняя и домашняя, перелет Томск – Москва произвел на него просто волшебное впечатление. Ведь он впервые в жизни летел в самолете…

Опустим подробности их путешествия в Минск, ничего особенно интересного или важного там не происходило. Наступила суббота, Юлий прибыл обратно в Москву и с замиранием сердца позвонил из автомата Макаревичам. Ему ответил мужской голос. Юлий понял, что говорит с отцом Андрея – Вадимом Григорьевичем.

– А… Сын Серёжи… Нина в командировке, но она предупредила, приезжай…

И вот он на месте. Худощавый мужчина встретил его сдержанно, показал, где гость будет спать… Юлий сразу спросил, почему так странно стоит их типовая пятиэтажка: вдоль улицы таких штук десять и у всех подъезды выходят во двор, только у этого дома – на проезжую часть.

Вадим Григорьевич усмехнулся и рассказал:

– Понимаешь, Юлий, я архитектор, и сам планировал этот квартал. Заранее было известно, где в этом доме будет наша квартира. Мне не понравилось, что она с западной стороны дома, но, сам знаешь, как с начальством спорить. Тогда я на чертеже поменял местами стороны света, так и построили… И, между прочим, уже сколько лет прошло, вопросов ни у кого не возникло.

Ответ Юлия насмешил, а сам Вадим Григорьевич понравился. И квартира. Особенно коллекция моделей самолетов в целую стену. Юлий спросил, откуда такие замечательные игрушки, и Вадим Григорьевич ответил, что часто бывает в качестве дизайнера на международных выставках за границей. Там и пополняет свою коллекцию.

Потом они выпили за знакомство вина «Медвежья кровь», разговорились о музыке, Вадим Григорьевич сел за пианино и сыграл «битловское» «Yesterday» в джазовой обработке. Сыграл безупречно и очень самобытно.

Юлий восхитился:

– Да вы замечательный музыкант!

– Что ты, я – так, любитель. Вот сын у меня ничего, кроме музыки, знать не хочет. – Помрачнев, он закрыл крышку инструмента. – У него ансамбль, и его из института из-за этого выгнали – говорят, песни антисоветские. Я слушал, нет там ничего антисоветского. Но мне, честно говоря, не нравится. Я ему говорю: бросай ты эту музыку, какой ты, к черту, певец, ты же прирожденный архитектор…

– Вадим Григорьевич, – сказал Юлий с дрожью в голосе, – нельзя ему музыку бросать. Его ведь вся страна знает. Он – гений и знаменитость.

– Да брось, – поморщился Вадим Григорьевич. – Какая знаменитость?! Ничего, кроме неприятностей.

– Вадим Григорьевич, – Юлий поставил бокал и постучал себя в грудь. – Вот я, я знаю все его песни, а я живу в Сибири. Это о чем-то говорит? Его песни сейчас – самые популярные, их зажимают, не крутят по радио, не пускают в телевизор – так они на пленках расходятся… – Юлий набрался смелости и выпалил: – Познакомьте меня с ним, Вадим Григорьевич. Пожалуйста!

– Да нет проблем, – пожал тот плечами, взял телефон и набрал номер. – Андрюша, – сказал он, – тут к нам знакомый из Сибири приехал, а я завтра на дачу еду. Можно я его к тебе на денек сплавлю?

Позже Юлий позвонил родственникам Алексея и выяснил, что тот находится на Беговой, успел познакомиться с родней, попить чаю и занести на четвертый этаж тяжеленный аккумулятор от «Москвича».

Встретились на следующий день в полдень. Андрей Макаревич ждал их в два. Юлий предложил провести рекогносцировку. Они приехали на Ленинский проспект, подошли к громадному «сталинскому» дому по искомому адресу и увидели редкое по тем временам устройство – кодовый замок. Юлий заглянул в бумажку и нажал несколько клавиш. Запищал зуммер, раздался щелчок, дверь открылась. Ну значит, все в порядке, в назначенное время проблем не будет, успокоились провинциалы и отправились шляться по окресностям.

Они пофотографировались на фоне достопримечательностей и иностранных автомобилей, купили две бутылки джина «Бифитер», съели в кафе по паре сосисок с зеленым горошком, и вот наконец настал «час икс». Поднялись по лестнице, и Юлий позвонил в дверь. У Алексея появилось странное ощущение, как будто он находится на дне океана. Все движения казались замедленными, звуки приглушенными…

Андрей оказался молодым человеком невысокого роста с пузиком и объемной черной сферической шевелюрой. Это было удивительно, на сцене он смотрелся совсем по-другому – внушительно, даже героически.

Они пожали друг другу руки и вошли в громадную прихожую. Юлий достал шапку и вручил ее музыканту. Андрей улыбнулся, сказал «ага» – и тут же нахлобучил ее на голову. Края его шевелюры отогнулись в стороны, и он стал похож на незлобивого Дарта Ведера с кроличьими зубами.

Зашли в кабинет. Всю правую стену украшали запрещающие таблички, от банальных «Не курить» и «Выхода нет» до экзотических, типа, «Не стой под стрелой» и «Животных не кормить». «Это семейное», – подумал Юлий, вспомнив самолетики Вадима Григорьевича. Чуть выше, в рамках, висели «иконы» «битлов» из вкладки к альбому «Let It Be». Еще на стене висела гитара.