Огненный бассейн Сборник фантастических романов - Джон Кристофер

Это не было концом, сказал мой хозяин… Сопротивление продолжалось. Были большие корабли в море, были подводные корабли. И некоторые из них обладали оружием, способным нанести удар через половину мира. Хозяева выслеживали их и уничтожали. Один из таких подводных кораблей продержался больше года и в конце концов определил положение главной базы. Он выпустил гигантское яйцо по воздуху и промахнулся совсем немного. Но при этом он обнаружил и свою собственную позицию, и хозяева, используя аналогичное оружие, потопили его.

На суше сопротивление длилось годы, все время ослабевая, так как число людей в шапках увеличивалось, а свободных — уменьшалось. Треножники расхаживали по миру, направляя послушных им людей на плохо вооруженные отряды свободных. В конце концов наступил мир.

Я сказал:

— Теперь все люди счастливы. У них есть хозяева, которые правят ими и помогают им. Больше нет войн и злобы.

Только такое замечание и должно было ожидать, и я постарался вложить в него как можно больше энтузиазма. Хозяин ответил:

— Не совсем так. В прошлом году напали на треножник, и хозяева в нем погибли от ядовитого воздуха.

Я спросил в ужасе:

— Кто же мог это сделать?

Одно щупальце с плеском опустилось в бассейн.

— Прежде чем тебе надели шапку, мальчик мой, любил ли ты хозяев, как теперь?

— Конечно, хозяин. — Я колебался. — Ну, может, не так сильно. Шапка помогает.

Он шевельнул щупальцем. Я знал, что этот жест означает согласие. Он сказал:

— Шапки надевают на череп к тому времени, когда заканчивается период роста. Среди хозяев некоторые думают, что их нужно надевать раньше, потому что люди за год или за два до надевания шапки начинают бунтовать против хозяев. Это было известно, но считалось не важным, потому что шапки снова делают их хорошими. Но именно такие мальчики нашли древнее оружие, сохранившее силу, и использовали его так, что четверо хозяев были убиты.

Отметив про себя, что, по–видимому, обычный экипаж треножника состоит из четырех хозяев, я изобразил дрожь ужаса и страстно сказал:

— Тогда, конечно, на мальчиков следует надевать шапки раньше!

— Да, — согласился хозяин. — Я думаю, что так и будет. Это значит, что люди в шапках будут умирать раньше и испытывать сильные боли, потому что шапка сжимает растущий череп, но было бы неразумно допускать риск, даже самый незначительный.

Я сказал:

— Хозяевам не должна грозить опасность.

— С другой стороны, некоторые говорят, что это не имеет значения, так как мы уже приближаемся к завершению плана. Когда же это произойдет, шапки вообще не потребуются.

Я ждал продолжения, но он молчал. Наконец я осмелился:

— Плана, хозяин?

Он по–прежнему не отвечал, а я не решился настаивать. Спустя полминуты он сказал:

— Иногда по ночам я думаю об этом. Вероятно, это болезнь, проклятие Склудзи… Что такое добро, мальчик, и что такое зло?

— Добро — это повиновение хозяевам.

— Да. — Он глубже погрузился в парующую воду бассейна и обернул щупальца вокруг себя. Я не знал, что означает этот жест. — В каком–то смысле ты счастлив, мальчик, что носишь шапку.

Я горячо сказал:

— Я знаю, что я счастлив, хозяин.

— Да. — Щупальце развернулось. — Подойди ближе, мальчик.

Я подошел к краю бассейна. Щупальце, от воды скользкое, гладило меня, а я изо всех сил старался скрыть отвращение. Хозяин сказал:

— Я рад нашей дружбе, мальчик. Она мне особенно помогает во время болезни. В той книге, что я читал, человек давал собаке вещи, которые ей нравились. Ты чего–нибудь хочешь, мальчик?

Я колебался недолго, потом сказал:

— Я хотел бы увидеть чудеса города, хозяин. Какое счастье видеть их!

— Это можно сделать. — Щупальце отдернулось, он начал вставать. — Теперь я хочу есть. Приготовь стол.

На следующий день болезнь кончилась, и хозяин вернулся к своей работе. Он дал мне браслет, который я должен был носить на руке, и объяснил, что в любой части города эта штука зажужжит, как множество пчел, если я ему понадоблюсь. Тогда я должен вернуться к нему, а в остальном я свободен. Мне не обязательно, например, оставаться в общем помещении, пока он работает.

Я был удивлен тем, что он не забыл мою просьбу, но еще больше удивился последовавшему. Он действительно брал меня с собой на экскурсии. Многое из увиденного оказалось неинтересным или непонятным. В одной маленькой пирамиде не было ничего, кроме разноцветных пузырьков, которые медленно двигались вверх и вниз. То, что сказал о ней хозяин, вообще не имело для меня смысла. Было также несколько поездок к большим водяным садам: я стоял или сидел на берегу, а он бродил в воде среди растений. Он пригласил меня восхититься их красотой, и я послушно восхитился. Они были отвратительны.

Но он брал меня также в место, о котором говорил Фриц, с вращающимся шаром, покрытым картой, с яркими звездами на стенах. Когда хозяин произнес несколько слов на своем языке, звезды двинулись. Это были звездные карты, и на одной из них он показал мне звезду, с планеты которой давным–давно вылетели хозяева. Я постарался как можно лучше запомнить ее положение, хотя трудно было сказать, что мне это даст.

А однажды он взял меня в пирамиду красоты.

С первого дня в городе меня поражало, что все рабы были мужчины. Элоиза, дочь графа де ла Тур Роже, была избрана королевой турнира и после этого с радостью, как она сказала мне, пошла служить треножникам в их город. Я думал, что встречу ее здесь — этого я хотел и не хотел в одно и то же время. Ужасно было бы увидеть ее измученной, как все остальные рабы. Но я не видел девушек, и Фриц, когда я спросил его, сказал, что тоже не видел. Я увидел их однажды, когда устало тащился рядом с хозяином и пот собирался у меня под подбородком.

Это была не одна, а несколько пирамид, соединявшихся у основания. Мы добирались долго, две девятые (более получаса) в экипаже от того места, где жил хозяин. Я увидел прогуливающихся хозяев, некоторые были с рабами. Мы вошли в первую пирамиду, и я чуть не закричал при виде того, что лежало передо мной: сад с земными цветами — красными, голубыми, желтыми, розовыми и белыми. Я почти забыл о них, окруженный вечной зеленой полутьмой, видя лишь отвратительные тусклые растения садов–бассейнов.

Коснуться их я не мог. Они были защищены от атмосферы города стекловидным материалом. Но мне потребовалось больше времени, чтобы понять, что, несмотря на всю видимость жизни, они были мертвы. Впервые я понял это, когда заметил на алом бархате розы пчелу. Она не двигалась. Я увидел других пчел, бабочек — самых разных насекомых, но все они были неподвижны. И цветы тоже были неподвижны и безупречны. Это было пышное зрелище, панорама истинной жизни мира, который завоевали хозяева. Там, внутри, даже свет был белый, а не зеленый, и от этого цветы сверкали с ослепительной яркостью. Дальше находилась лесная поляна с белочками на ветках, с птицами, каким–то образом подвешенными в воздухе, с бегущим ручьем, на берегу которого сидела выдра с рыбой в зубах. И все застывшее, мертвое. Оно не имело ничего общего с миром, который я знал, как только я пригляделся, потому что мой мир был живой, движущийся, пульсирующий жизнью.

Тут была дюжина различных видов, некоторые оказались мне незнакомы. Одни показывали темное водянистое болото, чем–то похожее на сады–бассейны хозяев. В воде плавало несколько странных существ. Я бы принял их за бревна, если бы не их разинутые пасти со множеством зубов. В некоторых пирамидах работали хозяева в масках, похожих на наши, и мой хозяин сказал мне, что время от времени виды меняются. Но это была лишь смена одной мертвой сцены другой.

Однако у хозяев была особая цель. Мы прошли к центральной пирамиде. Тут поднималась вверх спиральная рампа с выходами на разные уровни. Я устало тащился за хозяином. Как всегда, после четверти часа ходьбы, я чувствовал сильную усталость, а рампа была крутой. Мы прошли мимо первого выхода. А во втором хозяин подвел меня к треугольному отверстию и сказал:

— Смотри, мальчик.

Я посмотрел, и соленый пот у меня на лице смешался с солеными слезами — слезами не только горя, но и гнева. Думаю, что большего гнева я в жизни не испытывал.

У викария в Вертоне была комната, которую он называл своим кабинетом, а в нем шкаф со множеством ящичков. Однажды меня послали к нему по какому–то делу, и он, вытаскивая ящички, показывал, что в них лежит. Там под стеклом были ряды бабочек, приколотых с расправленными крылышками. Я вспомнил об этом, глядя на то, что было здесь выставлено. Здесь тоже были ряды ящичков, все прозрачные, и в каждом лежала девушка, одетая в прекрасное платье.

Хозяин сказал:

— Это женщины, которых привозят в город. Ваш народ избирает их за красоту, а потом еще хозяева, которые владеют этим местом, отбирают их. Время от времени тут случаются замены, но самые прекрасные будут долго храниться перед восхищенными хозяевами. Долго после завершения плана.