1185 год Восток - Запад - Игорь Можейко

Хасан-младший, отвергнув жестокость движения и открыв ворота крепостей, возродил исмаилизм в глазах рядовых его членов. Но систему он сокрушить не смог, а казнить противников, насколько известно, не стал. Даже враги не могут обвинить его в репрессиях и казнях. Политические убийства прекратились. Фидаи остались без дела, а в сад Ламасара мог зайти любой.

У Хасана было немало врагов, в первую очередь те коменданты крепостей, которым еретические затеи самозваного имама были противны и которым выгоднее было поддерживать лояльные отношения с соседними мусульманскими государями.

Хасан, тяготившийся теснотой и холодной памятью камней Аламута, переехал в обширный, светлый Ламасар. Там он жил открыто, окруженный друзьями и, разумеется, врагами. Один из первых же заговоров оказался успешным. В начале 1166 года Хасана убил брат его жены, который, по словам враждебного Хасану иранского писателя, «не мог терпеть распространения того постыдного заблуждения».

Восторжествовала исмаилитская реакция. Начались убийства друзей Хасана.

Но принцип престолонаследия уже установился в исмаилитском государстве. Коменданты согласились с тем, что престол переходит к девятнадцатилетнему Мухаммеду, сыну Хасана. Они полагали, что смогут держать юношу в руках.

Но юноша не зря жил рядом с отцом. Он был его верным другом и учеником. Как и отец, он умел таить свои чувства.

Сразу же после гибели Хасана Мухаммед переехал в Аламут. Там он, уже облеченный формальной властью, заявил, что будет продолжать дело отца, но не повторит его ошибок.

Был схвачен и казнен не только убийца, но и все его родственники. Главари оппозиции были безжалостно перебиты. Юный имам учредил жесткую систему контроля над разбросанными по разным странам крепостями, он был недоверчив и осторожен. Это помогло ему установить своего рода рекорд: Мухаммед продержался на престоле в Аламуте сорок четыре года и был убит лишь в 1210 году.

Этот период почти не отражен в источниках. Исмаилиты по-прежнему владеют крепостями, воюют с сельджукскими султанами и эмирами, стараются захватить новые крепости, порой лишаются старых. Исмаилиты совершают политические убийства, но инициатива их исходит не из Аламута, а из сирийских крепостей, которые с середины 60-х годов XII века не признавали власти Аламута. С конца этого столетия исмаилитской державы как единого целого уже не существует.

Каждая группа крепостей или наместничество проводит свою политику, вступает в союзы с сельджуками, а то и с врагами веры — крестоносцами. Зачастую в соседних крепостях более или менее мирно сосуществуют исмаилитский наместник и французский барон. Более того, этот французский барон мог нанять фидаев, чтобы они убрали христианского соперника.

Автономность и неприступность крепостей привели к тому, что исмаилиты позже всех на Ближнем Востоке покорились монголам.

Порой легче сломить большое государство: есть войско, которое можно разгромить, и столица, которую можно занять. Иное дело штурмовать неприступные горные цитадели исмаилитов: против десятков крепостей надо посылать отряды, снабженные осадными машинами, терять время и людей — результат же не стоил усилий.

Но в середине XIII века монголы решили покончить с исмаилитами. Эта задача облегчалась тем, что очередной властитель исмаилитов был человеком слабым. Он метался между желанием сохранить жизнь и богатство и страхом перед монголами. Пользуясь его непоследовательностью, монголы силой, обманом, уговорами брали крепость за крепостью, пока имам не был осажден в Аламуте. Там он в конце концов и сдался. И, явившись в ставку монголов, клялся, что хотел это сделать давно, но опасался собственных фанатичных подданных. Монголы сделали вид, что поверили имаму, и он некоторое время прожил у них в почетном плену.

Имам влюбился в монголку-служанку и попросил разрешения на ней жениться. Разрешение было дано. Тем временем почти все крепости уже сдались монголам, и надо было как-то отделаться от имама. Тот сам подсказал выход. Он решил съездить в ставку великого хана. Монголы с готовностью снарядили небольшой караван для имама и его новой жены, и через несколько месяцев имам оказался в Каракоруме. Великий хан отказался принять имама и прогнал его обратно. В пути тот сгинул.

Последняя крепость держалась еще двадцать лет и пала лишь в конце 70-х годов XIII века. Всех ее защитников монголы казнили.

Развалины крепостей историки находят в глухих, высохших ущельях. Еще не все крепости обнаружены.

Исмаилиты по сей день мирно живут по всей Азии, занимаясь торговлей и платя дань потомку имамов, который считается одним из богатейших людей нашего времени.

Отшельник из Гянджи

Мне кажется, что в конце XII века жило куда больше великих людей, чем за сто лет до того или через сто лет. На эту тему можно создать несколько гипотез, достаточно стройных и достаточно необязательных. Тут можно привести фактор демографический: в XII веке было относительно мало больших войн, уничтожавших целые народы, и не было страшных эпидемий, опустошавших мир в последующие века. Нашествие сельджуков — уже история, а нашествие монголов — только завтрашний день. Относительно стабильный, куда более густонаселенный, чем за сто лет до того, мир XII века — это к тому же мир городов, административных центров, средоточия коммерции, концентрации мысли. Когда мы знакомимся с биографиями людей XII века, мы обнаруживаем удивительную для прошлого черту: люди живут долго и умирают своей смертью.

Есть печальный закон: гении и таланты гибнут быстрее, чем средний человек. Они наиболее ранимы, они беззащитны, потому что они не такие, как все. На Земле родилось во много раз больше гениев, чем смогло проявить себя. Особенно это характерно для периодов великих бедствий. Монгольское нашествие смело несколько великих цивилизаций средневековья — оно уничтожило систему государств Азии и Восточной Европы. В России, Грузии, Армении, Азербайджане, Хорезме, Китае — везде кочевники в первую очередь уничтожали население городов. Гибли носители культуры. А после монгольского нашествия обрушилась черная ночь чумы, которая наиболее яростно свирепствовала в городах — тесных скопищах людей. Мы не знаем, сколько гениев XIII и XIV веков погибло в пожарах и тоскливой тишине зачумленных городов.

Образ мысли средневекового человека был качественно иным, чем наш. И система ценностей была иной — преломлялась сквозь призму религии. Религия диктовала нормы жизни. Если гений ставил под сомнение суть вещей, он становился еретиком. И погибал. Отторгнутый религией и обществом. Об этих людях мы ничего не узнаем.

Средневековый образ мысли вел к тупикам знания. Астрономия, основательно забытая после гибели античной цивилизации, таилась на задворках астрологии, химия была золушкой алхимии. Тупики знания поглотили великие умы средневековья, потратившие жизнь на поиски философского камня или связей между человеческой судьбой и движением светил. Гении горели на кострах, погибали на плахе, угасали в темницах — способов избавиться от гения у средневекового общества было не меньше, чем у сегодняшнего. И все же вторая половина XII века была благодатным часом относительного спокойствия, позволившим выжить и проявить себя некоторым гениям.

Город Гянджа, развалины которого и сейчас сохранились недалеко от Кировабада, был одним из крупнейших городов Закавказья. Рассказывают, что окружавшие его стены тянулись на десятки километров. Горная речка Гянджачай делила город на две части, и между ними были перекинуты три каменных арочных моста. Гянджа унаследовала дела и славу старинного города Бердаа, столицы азербайджанской Албании, которую арабы называли «Багдадом здешних мест». Могущество Бердаа было подорвано русами, захватившими город в середине X века, и постепенно Гянджа, стоявшая на торговом пути из Ирана в Грузию, стала первенствовать в Восточном Закавказье. До середины XII века Гянджей и страной Арран, центром которой она считалась, правили наместники сельджукских султанов, затем власть там перешла к династии атабеков — Ильдегизидов.

Гянджа была одним из важнейших пунктов на Великом торговом пути. Жили там потомки аланов и албанцев, армяне, персы, грузины и тюрки.

В сентябре 1139 года в Закавказье произошло сильное землетрясение. Более всего пострадала Гянджа.

«Туман и тучи, — пишет армянский историк, — покрыли горы и равнины, и случилось страшное землетрясение, отчего разрушилась столица… Обрушилась от землетрясения гора Алпарак и запрудила лощину, в которой протекала река, и образовала озеро». Арабский современник тех событий еще более суров: «Город Гянджа и его область провалились сквозь землю. Он настолько разрушен, как если бы его и не было на земле».