Литературная Газета 6315 ( № 11 2011) - Литературка Литературная Газета

– Принадлежу к представителям второго лагеря. По вполне практическим соображениям. Редактирую сейчас в одном издательстве ряд книг из серии современной отечественной прозы. И старательно отслеживаю более-менее серьёзных прозаиков. Регулярно убеждаюсь: они есть. Очень интересные и разные, не только в Москве или Петербурге, но и в самых отдалённых уголках нашей страны. Да и – в последнее время – за рубежом очень соскучившиеся и по языку, и по читателю. И то, что к их творчеству обращаются солидные издательства – тому подтверждение. Вот и «Литературная газета» под своим логотипом начинает выпускать в издательстве «Лик-Астрель» серию. Как редактор, с удовольствием работал над рукописями питерца Дмитрия Каралиса, краснодарца Николая Ивеншева, москвича Сергея Мнацаканяна. Знаю, что там же выходят книги Веры Галактионовой, Алеся Кожедуба…

– Вот ты лауреат престижной толстовской премии. А что вообще думаешь о современных российских премиях? Чем, например, объяснять присуждение Букера ужасному роману вологодской журналистки Колядиной «Цветочный крест»? Что вообще происходит?

– Трудно сказать, что происходило за кулисами Букера. Но надо помнить, что каждая премия – это ещё и некий бренд. Который нуждается в раскрутке. Чему немало способствуют и столь скандальные присуждения. К счастью, не все премии таковы. И пусть их будет как можно больше! Правда, хотелось бы пожелать, чтобы в премиальные списки входили разные люди, а не одни и те же. Последние годы эти междусобойчики стали просто раздражать… И чтобы регионы не забывали!

– Пожелать-то можно, но как эту ситуацию изменить? Что должно произойти, чтобы в шорт-листы начали попадать не по блату, а соразмерно таланту?

– Так туда и попадают, как правило, люди талантливые. Но зачастую одни и те же. Помню, несколько лет назад очередную премию вручали Валентину Распутину. Так он сказал: «Ну хватит уже мне, другим давайте»! Вот о чём разговор! А то для некоторых это уже стало видом спорта – как можно больше медалей! А идущий навстречу процесс, когда во многих премиальных жюри одни и те же лица? Вопрос ротации, он ещё и нравственный. И кому, как не писателям его решать? А стало быть, проблема их объединения под неким общим началом – не праздные разговоры. Хотя, тут я, наверное, выгляжу утопистом. Но и такие предложения должен кто-то проговаривать. Иначе ничего не изменится. Повторюсь: сами писатели должны энергичнее влиять на ситуацию.

– Твой путь в литературу – каким он был? Если не изменяет память (где-то прочитал), что тебе приходилось работать и грузчиком, и дворником…

– На самом деле – обычная для литератора моего поколения биография. Да, смена многих профессий, частые поездки по стране… То время, советское, как к нему ни относись, позволяло делать резкие виражи в судьбе без опасения, что называется, за день завтрашний. Поиск себя сопровождался и накоплением жизненного опыта. Откуда же ещё и брать материал? Ну и как самое радостное знакомство на этом пути – Литературный институт им. А.М. Горького с замечательными преподавателями, уникальной атмосферой, ни на кого не похожими студентами…

– А жизнь на Сахалине многое дала в плане материала для книг?

– Дело в том, что туда я поехал как раз после Литинститута, как тогда говорили, по распределению, на три обязательных года. Оказавшись на острове, до которого ехал на поездах и паромах две недели, понял, насколько велика наша страна и как по-разному она живёт, и везде по-своему. Открытие удивительное, радостное… Многие рассказы я и написал под диктовку Сахалина. И до конца он меня никогда не отпускал и, видимо, уже не отпустит.

– Говорят, писателю необходимо путешествовать, менять постоянно род деятельности. Поневоле с этим согласишься, ознакомившись с творчеством наших офисных интеллектуалов, высасывающих сюжеты из пальца. Редкий читатель доберётся до середины романа Иличевского…

– Этим ребятам можно только посочувствовать. Разве это жизнь? Соответствующая и литература… И всё в ней вроде бы есть: язык, стиль, сюжет… Нет воздуха. Поскольку потолок их мечтаний – Куршевель. А что такое тайга или край света – им не суждено узнать. Жаль. Их литература – тот же дресс-код. Как стили костюмов, которые они должны носить, напитки, машины, причёски и т.д. По крайней мере ясно, что мода меняется, и эта литература всё равно ухнет в пустоту, крепко жалея себя по дороге. А может быть, и тут я – утопист…

– Новых книжек от тебя в скором времени можно ожидать? И что в них войдёт?

– Буквально на днях в том же издательстве «Лик-Астрель» выходит книга «Где ты был во время дождя?». Название ей дал давний мой рассказ. Но в неё вошли и вещи, ранее не публиковавшиеся. В том числе и повесть, если вернуться к началу разговора. Посвящена она памяти замечательного подвижника книжного дела Ивана Сытина.

– То есть это своего рода избранное?

– Пожалуй. Хотя подводить какие-то итоги, наверное, ещё рановато.

– И чего ты ждёшь от этой книжки? Каковы шансы, что она не затеряется в общем потоке печатной продукции? Или тут бессмысленно что-то прогнозировать?

– Меньше всего об этом думается. У каждого своя ниша. Если она не замечена, значит, ты плохо её заполнил. А пока просто радость. И от того, в частности, что явно не коммерческая литература заинтересовала известное издательство.

Беседу вёл Игорь ПАНИН

Прокомментировать>>>

Общая оценка: Оценить: 0,0 Проголосовало: 0 чел. 12345

Комментарии:

Щётки, щётки

Портфель "ЛГ"

Щётки, щётки

Рассказ

Александр ЯКОВЛЕВ

Бабушка забрала кота. Хотя никому он у нас не мешал. И вообще если вдуматься – классный был кот. На горшок ходил сам, на унитаз то есть. Сделает дело большое ли малое и вопит, сидя на том же унитазе, – дескать, спустите воду, гады! Ночью, понятно, это несколько раздражает. Ну так это ж пустяк по сравнению с такой кошачьей воспитанностью.

И мы с пониманием относились к его запросам. Покупали сухой корм. Мясо-то ему нельзя – шерсть лезет ужасающе. И рыбу нельзя, несёт его, паршивца, с этой рыбы, в туалет не попадёшь! Засядет там… Да и запах… Особенно летом, в жару, злит это, прямо скажем. А рыба-то дешевле. Да и мы её едим. А что недоели – ему. Не пропадать же добру. А к корму его как раз бабушка и приучила. Жалела его, о здоровье заботилась. Сама недоедала, лишь бы коту жилось лакомо.

И он её – ну очень любил! Прямо жить без неё не мог. Всё время рядом. Только её признавал. Даже к телефону ревновал. Говорит она, скажем, а он с такой силой трётся о трубку, что та из руки ослабевшей старческой вылетает, или там такое шипение и треск – ни черта не разберёшь. Статическое электричество – объяснял знакомый электрик.

А ещё кот чего-то такое видел, чего другим не положено. Но это уж по заверениям бабушки. Вот сидит она, к примеру, читает. Кот, понятно, на коленях пристроился. Ничего, что книжка прямо на нём лежит. Пахнет от книжки съестным. Понятно – старая бабушка, и книжки у неё старые. А старые книжки казеином клеили, костным клеем. Из костей то есть его варили. Вот кот нюхал и думал: собака, пожалуй, разволновалась бы. Слюной бы изошла. А потом бы дождалась удобной минутки, когда хозяев нет, и разобралась бы с книжкой по-своему. Прямо изгрызла бы её. Вот какие они подлые и неблагодарные твари, эти «лучшие друзья человека», когда дело до косточек доходит. Хотя чего там уж такого сладостного в костях? Мясо на них – дело другое. Хотя нет, нельзя мне мясо-то, вздыхает кот. Жри только корм этот сухой, постылый…

– И правильно, – говорит бабушка, – и не переживай. Здоровье важнее.

– Да я и не переживаю, – отмахивается кот, который всегда любил последнее слово за собой оставлять.

И тут он увидел. Или почувствовал. Кто его знает? Он же не всегда скажет. Своенравный, подлец. А только шерсть у него прямо по всей спине вздыбилась. Подскочил он пружиной на все четыре длинные свои лапы, чуть книгу у бабушки из рук не выбил, хвост свечой, по очкам бабушке съездил. Но хоть зрение у неё последнее время сильно ухудшилось, даже многие часы в тёмных очках с дырками проводила, а операцию делать нельзя, возраст уже не позволяет, и как тут быть, непонятно, в магазине деньги не различает, приходится родственников (нас то есть) просить закупать ей на неделю, да и готовить, забивать холодильник, а только всё равно бабушка поняла, что кот чего-то такое увидел, чего другим не положено. И в таком вот виде взъерошенном и прозренном застыл, стало быть, котяра, словно чужак на его территорию забрёл.