Дар волка - Энн Райс

Он увидел просветы в пыли, там, где они лежали.

Принялся обыскивать дом. Эти мелкие предметы… таблички… их аккуратно собрали и унесли, оставив лишь сверкающие пустые места, не покрытые пылью.

Он вернулся в ту комнату, которую помнил лучше всего, и проверил снова. Таблички действительно исчезли, были отчетливо видны места, где они лежали. Пустые места, не покрытые пылью, и отпечатки пальцев.

Ему стало страшно.

Кто-то пробрался в дом и украл самую ценную часть коллекции Феликса. Украл самые важные его находки, собранные за годы его путешествий по Ближнему Востоку. Украл сокровища, которые так хотела защитить Мерчент, которые она завещала Ройбену. Кто-то…

Но это же чушь.

Кто мог такое сделать? Кто мог сделать это, оставив на месте столько остального — статуэтки, стоящие целое состояние, старые свитки, поистине бесценные для ученых и профессоров? Кто мог сделать это, оставив на месте ящички с древними монетами, вот этот средневековый фолиант, лежащий на виду? А наверху еще такие есть книги, за которые библиотеки заплатили бы немыслимые деньги.

Он не мог понять ничего! Что это за человек, который знал, что таблички здесь, знал, что они собой представляют, ведь для человека несведущего некоторые из них выглядели, будто куски засохшей грязи, штукатурки, пересохшее печенье?

Можно лишь представить себе ту аккуратность, с которой этот благородный грабитель вынес отсюда только таблички, оставив на месте все остальное, не тронув пальцем.

У кого же столько терпения, столько ума и умения, чтобы сделать такое?

Абсурдно, но таблички пропали. Ни единого кусочка не осталось во всем доме, с этой бесценной клинописью на нем.

А может, пропало куда больше вещей, просто Ройбен этого еще не понял?

Он начал рыться на полках в спальне. Книги семнадцатого века, с мягкими, едва не рассыпающимися страницами, но все еще пригодные для чтения. А вот эта статуэтка, она точно подлинник, сразу ясно и на взгляд, и на ощупь. Ройбен аккуратно поставил ее на место.

Здесь еще столько вещей, каждая из которых стоит целое состояние. Хотя бы все эти древние монеты, повсюду.

Вот еще на полке лежит изящнейшее ожерелье из мягкого золота, со звеньями в виде листьев. Тоже древнее, несомненно.

Ройбен со всей аккуратностью положил его на место, в точности так, как оно лежало до того.

Спустился в библиотеку и позвонил Саймону Оливеру, с проводного телефона на домашний.

— Мне нужна информация, — сказал Ройбен. — Надо знать, сделала ли полиция фотосъемку всех вещей в доме, когда они проводили расследование. Во всех тех комнатах, куда они входили. Сможете мне прислать их, если найдете?

Саймон запротестовал, объясняя, что это будет непросто, но сказал, что юристы семьи Нидек сфотографировали все после гибели Мерчент.

— Мерчент тоже все фотографировала, она мне сказала об этом, — сказал Ройбен. — Так сможете получить эти фотографии?

— Честно говоря, не знаю. Посмотрю, что смогу сделать. Опись, сделанная юристами, у нас есть, это я точно могу сказать.

— Чем быстрее, тем лучше, — сказал Ройбен. — Пришлите мне завтра на электронную почту все фотографии, какие сможете найти.

Положив трубку, он перезвонил Гэлтону.

Тот заверил его, что в доме не было никого, кроме него самого и его родных. Он с женой постоянно приходили, да, еще племянник и приемный сын, и Нина, девушка из городка, которая часто помогала Фелис, да, точно, и она была. Нина очень любила бродить по лесу, но она ничего в доме без позволения не тронет.

— И не забудь про сигнализацию, — напомнил Гэлтон. — Я ее включил сразу же, как уехали следователи. Она ни разу не отказывала. Если бы мисс Нидек включила ее той ночью, она бы сработала в тот самый момент, когда разбили окно.

— Никого там не было, Ройбен, — настойчиво повторил Гэлтон. Напомнил, что живет в десяти минутах езды отсюда. Если бы кто-то приехал на машине, то он бы увидел или услышал. Да, репортеров и фотографов здесь побывало достаточно, но в дом их пускали только в первые пару дней, но он был рядом и приглядывал за ними. А потом, когда они продолжали слоняться вокруг дома, они бы ни за что не зашли, не потревожив сигнализацию. Ты должен понять, Ройбен, в этот дом не так-то просто забраться, — продолжал Гэлтон. — Мало кто захочет по такой дороге ездить или пешком сюда идти, только туристы и любители природы, сам понимаешь. Тут практически никого не бывает.

Точно. Ройбен поблагодарил его за все, заканчивая разговор.

— Если тебе там неуютно станет, сынок, я приду и переночую с тобой в доме, в другой комнате, без проблем.

— Спасибо, не надо, Гэлтон, — ответил Ройбен, вешая трубку.

Долго сидел за столом, глядя на большую фотографию «Феликс и компания» над камином.

Не стал закрывать портьеры, и теперь его окружали окна, похожие на темные зеркала. В камине лежали дубовые дрова и растопка, но ему не хотелось разводить огонь.

Немножко прохладно, но не слишком. Ройбен сидел, размышляя.

Есть одна возможность, вполне вероятная. Один из этих людей, старых друзей Феликса, прочел про то, что Мерчент была убита в этом доме, возможно, находясь где-то очень далеко, может, на другом конце планеты, там, куда такие новости никогда бы не попали в старые времена, когда не было Интернета. И решил во всем разобраться сам. А разобравшись, приехал сюда, скрытно проник в дом и забрал бесценные таблички и их фрагменты.

История убийства Мерчент разошлась по всему миру, это несомненно. В этом он убедился вчера вечером.

Если это так, то можно сделать много выводов.

Это может означать, что бесценные таблички Феликса попали в хорошие руки, что о них позаботится какой-нибудь именитый археолог, который вполне может вернуть их Ройбену, когда узнает о его благородных намерениях. Или сам позаботится о них лучше, чем мог бы позаботиться о них Ройбен.

Это его слегка успокоило.

Дальше. Этот человек вполне может обладать информацией о том, что случилось с Феликсом. По крайней мере, это ниточка, связь с тем, кто знал Феликса лично.

Конечно, это в самом оптимистичном варианте решения возникшей загадки. Если бы у Ройбена осталась привычка постоянно слышать в голове критические замечания Селесты, чего сейчас не было, он бы точно услышал: «Ты бредишь!»

«Но это ведь так, — подумал Ройбен, — теперь я не слышу в голове ее голос ежеминутно, так ведь? Она не звонит мне постоянно, не шлет эсэмэски. Она в кино, с Мортом Келлером. А еще я перестал слышать голос матери. Черта с два они что-то понимают в том, что случилось! А Фил меня не слушал, когда я ему про таблички говорил, читал „Листья травы“. Морту я тоже не говорил, так ведь? Я был не в себе от обезболивающих и антибиотиков, когда Морт пришел в больницу, так что я вряд ли мог ему что-то сказать».