Верования дохристианской Европы - Андрей Мартьянов

Еще одна вещь, которую Вяйнямёйнен забирает из Похьёлы (усыпив стражей игрой на кантеле), — чудесная мельница сампо.

Воплощение народной мечты

Сампо — это источник изобилия, волшебный предмет, имеющий широкую основу в народной традиции. Образ чудо-мельницы — это воплощение народной мечты о благоденствии и безбедной жизни.

Любопытно отметить, что Элиас Леннрот, описывая сампо в своей «Калевале», опирается не на самую распространенную версию рассказа о сампо, а напротив — на единичную. Одно-единственное четырехстрочное описание мельницы сампо — триединой самомолки, у которой с одного боку мукомолка, с другого — солемолка, с третьего — деньгомолка, — было привезено из Российской Карелии в 1847 году, причем собиратель фольклора — на сей раз не сам Леннрот, а Д.Эвропеус, — даже не указал, от кого получил стихотворный отрывок.

Так или иначе, а сампо — как и многие другие культурные блага — изначально находится в Похьёле. В самых архаичных версиях сюжета рассказывается о том, как Вяйнямёйнен с соратниками пытаются украсть некий предмет, «сампо», который содержит в себе начала всяческого богатства и изобилия. Хозяйка Похьёлы, однако, пресекла эти поползновения и высыпала сампо в море. Поэтому море столь богато — и лишь немногие оставшиеся в сампо «начатки изобилия» попали на сушу. Однако и этого малого количества оказалось достаточно, чтобы на земле начали расти деревья, травы и злаки.

В более поздних сюжетах сампо изготавливает культурный герой — чаще Вяйнямёйнен — и как раз по заказу хозяйки Похьёлы. Задание максимально усложнено. Сампо должно быть изготовлено из ничтожно малого (или вовсе не существующего) материала: из одного перышка лебедя, из осколочка веретена, из «бока» шерстинки, из молока яловой коровы, из ячменного зернышко. Иногда эти предметы еще и надо разрезать пополам. В награду он получает разрешение вступить в брак с дочкой хозяйки. Но жить в подземном царстве герою не хочется, поэтому он похищает и хозяйкину дочку, и сампо.

Однако сбежать от старухи Лоухи не так-то просто: она загоняет беглецов в море, и там сампо погибает.

Интересно также, что образ сампо в «Калевале» складывался постепенно, и в описании мельницы-чудесницы Леннрот использует все темы и мотивы народных вариантов — даже в тех случаях, когда эти мотивы находятся в некотором противоречии.

Уникальность карело-финского эпоса

Отдельно русскими учеными-фольклористами изучались обычаи и предания «русских лопарей» в начале двадцатого века, но эти записи в основном относятся к суевериям и сказкам.

Уникальность финно-угорской мифологии, представленной широкому читателю, состоит в том, что ее основной текст — эпос — был написан конкретным человеком и носит приметы не только народно-поэтического, но и конкретно-личностного творчества. С другой стороны, талант Элиаса Леннрота сделал «Калевалу» достоянием всего человечества, а финскую мифологию — не самую значимую (в отличие, скажем, от античной) в истории мировой художественной культуры — одной из самых известных.

Раздел пятый

СЛАВЯНСКИЕ БОГИ И МИФОЛОГИЯ

Источники сведений о славянской мифологии

Необходимо сразу же признать: внятных письменных источников по славянской мифологии не существует. Все более-менее подробные описания богов, которым поклонялись древние славяне-язычники, представляют собой плод реконструкции (а в худших случаях — и просто фантазии) авторов второй половины девятнадцатого — двадцатого и даже двадцать первого веков. Никакие мифы о богах славян в древности записаны не были; что касается «пантеона» — собрания всех божеств, — то он весьма приблизителен, хотя, предполагается, весьма близок к древнескандинавскому.

Своих Снорри Стурлуссона или Сэмунда Мудрого, которых мы постоянно упоминали в «скандинавском» разделе у славян не нашлось или их труды были уничтожены.

Наиболее достоверными письменными источниками следует считать летописи и позднейшие гневные послания православных иерархов, в которых те, обличая обнаруженные ими пережитки языческого поклонения, перечисляют некоторые приметы обнаруженного явления и называют некоторые имена «бесов» (языческих богов).

Мы ничего не можем рассказать о родственных связях между славянскими богами, нам не известен ни один достоверный сюжет, с ними связанный. Исследователи пытаются проводить аналогии и сопоставлять мифы, общие для всех индоевропейских народов. Однако нам представляется излишним выводить славянский «пантеон» из Авесты или приписывать Перуну и Мокоши сложные брачно-любовные отношения по аналогии с Юпитером и Юноной.

Отдельные авторы — в основном рубежа девятнадцатого и двадцатого веков — пытались изобразить славян своеобразными «христианами до Христа», премудрым народом, знавшим Единого Бога и поклонявшимся Творцу под видом множества языческих богов (которые суть Един). Например, известный историк Николай Костомаров в своей монографии «Смысл мифологии славян» утверждает:

«Славяне, несмотря на видимое многобожие, признавали одного Бога, отца природы, и это существо они понимали сознательнее, чем таинственную судьбу греки, а скандинавы Альфатера (дословно — «Общего Отца», «Общеотца»), который не участвует в делах человеческих. Единобожие славян неоспоримо. Прокопий Кесарийский говорит, что славяне признавали в его время единого Бога, творца грома и молнии, и, кроме того, почитали духов, которыми, по своему понятию, населяли природу».

Как «неоспоримость» предполагаемого единобожия славян может вытекать из почитания ими громовержца и духов, населявших природу, — пусть останется на совести прекраснодушного Костомарова. Далее он закономерно уходит в «индийские дебри»: «Из летописи нашего Нестора видно, что славяне русские имели понятие о едином верховном существе, которого по преимуществу называли Богом и отличали его от Перуна, главного из второстепенных божеств. Другие божества были существа, происходившие или вытекавшие от верховного… Следовательно, коренной принцип славянской религии — эманация… Такой принцип эманации подал повод видеть в славянской религии единство с индийской».

Более достоверны — во всяком случае, более предметны, — археологические источники: раскопки культовых мест, находки ритуальных предметов, языческих символов, идолов, надписей с упоминанием богов. Однако зачастую о фигурке с надписью можно лишь сказать, что она изображает некое божество. Мифы, связанные с этим божеством, по-прежнему остаются тайной.

Так или иначе, любой исследователь вынужден воссоздавать картину славянского язычества, черпая сведения из множества разрозненных источников: текстов древнерусских авторов, сочинений христианских писателей (направленных против язычников), летописей, былин, сказок.

Обнаруживаются упоминания о мифах славян в текстах византийских авторов VI-X веков: Прокопия Кесарийского, Константина Багрянородного, Льва Диакона. Писали о славянах в IX-XIII веках Баварский Географ, Титмар Мерзебургский, Гельмольд, Саксон Грамматик («Деяния датчан», середина XII века), сохранились упоминания у арабов и в скандинавских сагах. Однако западные авторы писали о славянах с позиции плохо осведомленного стороннего наблюдателя.

Особое место занимает в этом ряду знаменитое «Слово о полку Игореве», где упоминаются многие языческие боги. Впрочем, они никак не разъясняются, и позднейшие исследователи старательно пытаются их истолковать.

«Низовая мифология»: поклонение силам природы

Лучше всего сохранилась «низовая мифология» — бесчисленные предания, россказни и «былички» о леших, баенниках (банниках), кикиморах, русалках и прочих существах, которые — исключительно по внешним признакам — могут быть сопоставлены с кельтскими феями, или ши (принадлежат к иному миру, непростые отношения с людьми — могут навредить, но могут и отнестись покровительственно, внешне выглядят пугающе или, наоборот, излишне привлекательно). Однако мир славянской нечисти обладает принципиальным отличием от мира обитателей «полых холмов». Кельтские ши — это «состарившиеся», утратившие изначальную мощь божества из Племен Богини Дану. Славянская же нечисть определенно никогда и не принадлежала к роду высших богов, и, следовательно, изначальное «благородство происхождения» ей абсолютно чуждо. Это именно нежить и нечисть, по большей части пакостная. Трудно представить себе, чтобы Луг, светозарное божество кельтов, довольствовался горшком каши или пучком соломы в качестве знака уважения со стороны людей.

Другое важное различие: если ши (то есть старые боги) могут вступать с людьми в брачные отношения и производить на свет вполне жизнеспособных детей, будущих мудрецов, героев, прекрасных королев (характерна история мудреца и провидца Мерлина, которому приписывают именно такое происхождение), то редкие и случайные эпизоды связи людей и славянской нечисти неизменно заканчиваются отвратительно и жутко. Говоря языком биологии, люди и Племена Богини Дану принадлежат к одному виду, а люди и славянская нечисть — нет.