Партизанский комиссар - Петр Брайко

Войдя в эту комнату, лейтенант устало сел на край лавки. Он не был похож на тех пленных фашистов, которые пьяными голосами орали, что Москва взята фюрером, а потом, вымаливая себе жизнь, падали на колени.

Отдав вполголоса необходимые распоряжения, решил все же поговорить с этим пленным еще. Правда, задавать вопросы было не так-то просто: я был не очень силен в немецком языке. Одно дело - читать книжку на немецком или хотя бы приказ, захваченный у врага, и совсем другое дело - строить самому целые фразы.

"Надо хоть обыскать пленного как следует. Ведь я не видал, как его обыскивали разведчики. Да и брали-то его в темноте, в спешке!.." - подумал я.

Шагнув к нему, попросил снять шубу, потом френч. В одном кармане оказался складной нож-финка.

Находка моя как будто не смутила пленного лейтенанта. Может быть, он еще не думал о побеге или отлично владел собой. Но таким ножом пленный мог бы одним ударом убить конвоира и уйти, как это пытался сделать обер-полицай, взятый ковпаковцами в плен, незадолго до моего прихода в отряд.

Еще у пленного оказалась записная книжка. Первые ее листки уже были густо исписаны прямым почерком, по-немецки. Полистав ее возле лампы, я сразу понял: дневник!.. Оказалось он (как многие его соотечественники, со времен Австро-Венгрии) знал немецкий не хуже венгерского.

Дневник начинался с нового 1942 года. Записи лейтенант вел лаконичные, без особых раздумий, но и без торжества по поводу гитлеровской агрессии. Списков каких-либо лиц, подозреваемых в "нелояльности" к фашизму, здесь тоже не было. Просто писал он о том, что видел и слышал, Так, например, в середине февраля он записал следующее: в Нежине их дивизия получила новую задачу - уничтожить крупную партизанскую "банду" в районе Кролевец - Глухов, а 46-й полк должен выехать в Кролевец и начать разведку.

Через пару дней лейтенант уже начал жаловаться самому себе: партизан здесь много, но они неуловимы. Им помогает все население!..

Особенно мне запомнилась дневниковая запись за 23 февраля, так как именно к этой дате - двадцать четвертой годовщине Красной Армии был приурочен наш партизанский парад в Дубовичах. В этот день лейтенант записал, что их разведка обнаружила "крупную банду" - более тысячи человек, имеющую пулеметы и даже артиллерию, и что партизаны проводили военный парад. А командует ими генерал Красной Армии.

Итак, слухи о генеральском звании Ковпака, явно опередившие действительность, устойчиво повторялись в стане врага. И это само по себе уже было высокой оценкой наших действий. Но наиболее любопытной мне показалась последняя запись пленного, от 28 февраля, сделанная в Шалыгино, где находился во время боя генерал Блауман. Лейтенант писал, что карателям наконец-то удалось плотно окружить "красную банду Колпака" в селе Веселое. Генерал Блауман приказал уничтожить партизан. Бой начался в 9.00. После артподготовки полки атаковали село с юго-запада и юга. С севера и северо-востока наступал 46-й полк. Сначала по мнению лейтенанта, все "шло хорошо". Но после обеда партизаны высадили в их тылу "воздушный десант", который внезапно атаковал и разгромил карателей. А сами партизаны ушли. Автору дневника приказано было выехать со взводом в Веселое и выяснить обстановку. "Что будет со мной? Не знаю!.." - вздыхал он в последней строке.

Так два взвода конотопских партизан превратились уже в "воздушный десант". За чтением этого дневника, отражавшего представления противника о ковпаковцах, я просидел до рассвета.

Когда утром я рассказал о прочитанном Кочемазову и Канавцу, командир тут же заключил:

- Значит, мы им крепко всыпали!.. После такого разгрома у них надолго отпадет охота гоняться за партизанами.

- Но почему этот лейтенант поехал со своим взводом в Веселое не прямо, а через Холопково? - удивился Канавец.

- Наверное, побоялся "десанта", - ответил я.

При этом все рассмеялись.

- Между тем, - продолжал я, - этот пленный лейтенант не похож на фанатика. Он даже сказал мне, что Гитлер проиграет войну. Но когда я спросил у пленного, готов ли он перейти на нашу сторону и сражаться за правое дело, он ответил: "Их вайс нихт", я не знаю.

- Значит, он чем-то связан, - заметил Кочемазов.

- Время покажет... Руднев сумеет раскрыть ему глаза, - сказал Канавец. - Наш комиссар мастер убеждать!..

Но разговору этому не суждено было состояться. Перед выездом из хутора Окоп, когда пленного лейтенанта вывели из караульного помещения и никто на него уже почти не обращал внимания, он сбросил с плеч наземь свою длинную шубу и пустился вдруг бежать к лесу... Его догнала партизанская пуля.

Из хутора Окоп мы двинулись на Вощинино. Один старик, гостивший накануне у своей сестры в соседнем селе Шулешаво, рассказал нам, что видел там вчера вечером, когда в Веселом еще продолжалась пальба, какой-то большой партизанский отряд с обозом. Колонна прошла полем по снежной целине в сторону села Вощинино.

Мы поверили старику: наши не могли уйти далеко и где-то поджидают нас.

Поблагодарив хозяев за приют и гостеприимство, мы тронулись в путь.

Мороз за ночь спал. И солнце светило как-то ярче, даже глазам было больно глядеть на сверкающий снег.

В Вощинино жители подтвердили то, что рассказал нам старик, и добавили, что "якась довга колонна" прошла в темноте в сторону села Бруски.

Действительно, когда мы уже подходили к Брускам, расположенным, как и Веселое, в лощине, разведчики Гриша Новиков и Леня Колесников, ускакавшие вперед, через несколько минут на полном галопе бросились нам навстречу.

- Товарищ капитан! Наши в Брусках! - подскакав к саням командира, доложил сияющий Новиков. - Разрешите возвращаться в штаб?

- Пожалуйста, - ответил Кочемазов с улыбкой, которая не часто освещала его сосредоточенное лицо. - Спасибо вам за хорошую службу, за храбрость и находчивость. Я доложу о вас командованию...

В Брусках все партизаны встретили нас радостными возгласами:

- Живы?.. Ну, спасибо вам, хлопцы! Выручили нас!

- В самый трудный момент вражескую колонну прищучили! - слышалось со всех сторон.

Словом, радость встречи была самая бурная, какая только может быть после отчаянных боев. Конечно, у всех нас был повод гордиться и радоваться. Ведь Ковпаку и Рудневу удалось, благодаря их мужеству и военной хитрости, разгромить крупные силы генерала Блаумана, надолго отбив тому охоту гоняться за партизанами. А небольшой Конотопский отряд, напав на карателей из засады, за каких-нибудь двадцать минут уничтожил вражеский батальон, последний резерв и последнюю надежду генерала Блаумана. В этой короткой схватке, которая помогла главным силам нашего соединения вырваться из вражеских клещей, конотопцы потеряли всего одного человека.