Юрьев день - Станислав Хабаров

– А стулья где брать? Из кухни?

– Я готов есть стоя, как слон.

– Скажи, как лошадь.

– Тогда уж лучше – рысак. И этого у меня никто не отнимет.

Последним, когда все уже сидели за столом, в комнату вошёл Вадим. Рукава у него были опущены, и он успел даже причесаться. Он подошел к своему месту в центре стола.

– Тост, – предупредительно пояснил Чембарисов.

– Сначала налейте мне, – начал, было, Вадим, и все перестали звенеть вилками и уставились на него. – А теперь поднимите мне веки…

Глава 17

Когда уже было чуть выпито, заговорили о работе. Расспрашивали Игунина, бывшего на пункте дальней радиосвязи:

– Как вы там?

– Обыкновенно. Обалдели, конечно, с вашим качанием. Когда главный вдруг по громкой связи: качание. Начали рыться в документации, и слова такого нет. И еще был цирк, – улыбнулся Игунин, – фотографирование на первом витке. Расшифровали параметры, докладывают: параметр такой-то в норме; фотопленка на концевике. А что это значит – «фотопленка на концевике» – не знает никто, хоть убей. Специалиста по съемке нет. Прокручивалась ли, отснята или в исходном положении?

– Ну, и что сложного? – спросил Вадим. – Запросили бы нас, мы бы живо ответили.

– Так и сделали, но вначале началась чехарда. Звонили в Красноград, и там стали разбираться.

– А вам-то зачем?

– Ну как же? Генералов куча понаехала. Должны всё знать.

– Вот, действительно, чем это объяснить? У генералов какое-то необъяснимое любопытство. Штатский и лезть не будет в то, что не по его части, а генералы – народ дотошный.

Они вспоминали, а Инга думала: «Вот дураки, о работе и о работе». А ей хотелось спросить о бывшем муже своём, Воронихине: «Как он там? Не женился ещё?» Но всё ещё впереди. Как говорят, «вышло утро и будет день». А пока за столом не уставали о своём.

– А как ПСО?

– Отлично, – ответил Игунин. – Работали на одном импульсе. Надоели БэВэ вопросами: «Может ваша система совсем не работает?» Он отвечал, отвечал. Затем ему надоело, ушёл, оставил записку на столе: «Никогда система ориентации не работала так хорошо», и подписался «Викторов».

Инге не терпелось спросить о муже, но она думала: «Удобно ли и пришло ли время?» Спросила о Викторове:

– Как там Борис Викторович? Чудесный он человек. Как говорили студентами: железный Борис Викторович.

– Железный? – возражали ей. – Он всякий. Стеклянный, оловянный, деревянный.

Время от времени Инга выходила в кухню, меняла тарелки, резала хлеб. Кухня не пустовала. У окна стояли по двое, по трое, курили, разговаривали, И она спрашивала не о том:

– А сохранились часы, на которых отбивали время прихода?

– Какие часы? – удивился Взоров. – У нас теперь беспривязное содержание, но непрерывные проверки в проходной. Что нового? Ничего не изменилось. По-прежнему вечерами сидят.

И он добросовестно перечислял новости: мол, отменили совещания в первой половине дня…

Она опять уходила в комнату.

– Слушай, когда ты перестанешь мелькать? – спросил Вадим Ингу. – Когда просто сядешь и выпьешь. А выпить тебе нужно, потому что в этой летящей тарелочке заслуга и твоего мужика.

– В какой тарелочке? – растерялась Инга.

– Ты что, газет не читаешь? Радио не слушаешь? Выпьем за ПСО, за Мокашова выпьем. Ввиду отсутствия Мокашова чокайтесь с его женой, только без поцелуев.

Они выпили, и Инга упорно, в который раз заговорила о Краснограде:

– Как там знакомые?

Но они не понимали:

– Смотреть не захочешь: постарели, завяли, сморщились, как грибы.

– Что-то по вас не видно.

– Но мы же особенные, – говорил Славка. – Юра – непрерывный изобретатель. Ты даже представить не сможешь, как можно непрерывно изобретать. А для него это в порядке вещей.

– Не надо Юру.

– А в Краснограде, что? Такой дворец отгрохали, лучше Дворца съездов.

– А ты во Дворце Съездов был?

– Я и в нашем дворце культуры не был ни разу. Но без воображения какой я специалист? – сказал Взоров.

– Специалист ты никудышный, это верно. Ты пенкосниматель.

– Нет, это вы, Вадим Палыч, только о диссертации и думаете.

– Это что. Скоро всех вас за свою диссертацию засажу.

Вадим видел, что с Ингой что-то творится, и как вышла удобная минута, он спросил:

– Мужик твой дома иногда ночует?

– Иногда ночует, – улыбнулась Инга.

– Так, где он?

– Не знаю. У них на кафедре защита, и он звонил…

– Защита с афинскими ночами? Защищаются от амазонок, женщин, завоевывавших себе мужчин?

– Он о банкете позвонил, почти уговорил, а где банкет, не сказал. Трубку повесил.

Кроме них в кухне никого не было.

– Слушай, Инга, а тебе здесь не надоело? – он внимательно смотрел на неё.

– Плюнь на всё, и с нами в Красноград..

– Ты меня, наверное, колобком считаешь: от бабушки ушла, от дедушки ушла и от тебя мужа родного – Мокашова и подавно уйду.

– А что? Выходи за Маэстро. Прекрасный парень, без пяти минут Нобелевский лауреат.

– Выходи – не выходи. Просто у тебя. Нужно на худой конец, чтобы нравился.

– А невесты для Юры у нет?

– Есть одна девочка.

– Понимаешь, уж больно хороший парень и ни дома, ни семьи. Только нам хорошая невеста нужна. А сколько ей?

– Двадцать пять.

– А ему более тридцати.

– Ей как раз не нравятся ровесники: говорит, глупые.

– Геронтофилия какая-то.

– Пригласить?

– Чужих не стоит.

– Да, она из Краснограда. Отец – Главный технолог завода. Студентка, учится в Москве.

– Ты меня правильно пойми. Он – невероятно талантлив. Все ребята в него прямо-таки влюблены, а вот женщины – слепы.

– Ой, – вдруг ужаснулась Инга, – у меня совсем нет сахара.

– Не страшно, – сказал Вадим. – Сейчас Юру пошлём.

Маэстро спускался по лестнице, ни о чём не думая. Он не стал вызывать лифт, а сбегал, крутясь по лестничному винту, как сбегает, наверное, ежедневно Борис Мокашов. Ну, а, может, Борис не сбегает, а дожидается лифта солидно, как все преподаватели, чрезвычайно уважающие себя. От чего так получается? От общения со студентами? Оттого, что у них потеряна обратная связь? Со временем, он заметил, преподаватели начинают чрезвычайно уважать себя.

«Значит так, – вспоминал он объяснения Инги, – перейти улицу и за углом, за бульварной зеленью длинный, вытянутый на весь квартал магазин. Справа – двери в общий отдел, слева – в самообслуживание. Это что получается, закрывают уже? Даже здесь не обходится без рывка. Пивка для рывка, говорит Чембарисов. Вся жизнь, по сути, набор удачных и неудачных рывков и, может, в этом её смысл и особенность».

Он успел к закрывающейся двери и даже подставил ногу, мешая её закрыть. Парень, стоящий в дверях, совсем не походил на работника магазина. Может, это был грузчик, надевший белый халат.

На лице его было написано: Знаем мы это «за сахаром». Сам ведь из таких. Только тебя впусти. Сразу мимо автомата для разлива растительного масла к винному прилавку. И попробуй тогда изъять тебя из обращения. Вон их сколько там. На полчаса очередь. Каждый чувствует себя уже с пол-литрой в кармане и горлопанит просто для души и от души. Сколько их? Сержант не справляется. Цепь его размышлений обрывалась, и сначала негромко, а потом громче он позвал:

– Сержант.

Маэстро не слышал за дверью, что сказал этот парень. Он немного надавил. Дверь приоткрылась, и Маэстро быстро заговорил:

– Послушай, парень, пусти. Поверь, очень надо. Пачку сахара, понимаешь?

Дверь слегка приоткрылась, и он опять успел поставить ногу с твердой уверенностью – уговорю. За дверью теперь было двое: парень в халате и сержант милиции, огромного роста. Рядом с ним парень казался подростком и был удивительно худ. Сержант был не молод. Его большое пористое лицо, казалось, было сделано из поролона.

– Вот надо же, – подумал Маэстро, – и всего сержант. Всю жизнь работает вышибалой.

Парень в халате, сделав своё дело, ушел в кусты. И теперь все околодверное пространство занимала фигура сержанта. Экспедиция Маэстро зависела только от него. А потому Маэстро быстро повторил: вот только сахар… очень прошу… Всего пачку сахара… Будьте добры.

Сержант молча выслушал. Ничего не отразилось на его лице. Затем неожиданно для Маэстро он быстро толкнул его согнутым пальцем в грудь, и дверь перед ним захлопнулась. Идти было некуда. Может быть в центр? Наверное, не имеет смысла. По всей стране магазины закрываются в те же часы.

Глава 18

– Наташенька, очень хорошо, что ты пришла. Представляешь, куча мужиков и я одна. Да, все из Краснограда.

Наташа, улыбаясь, снимала плащ.

– Дядя говорит, – сказала она, – в Краснограде, на предприятии исключительная молодежь. Я просто заинтригована. Хочу посмотреть.

– Знаешь, приискала тебе жениха. Необычайно умён, просто до невозможности. Ты же умницу ищешь?

– Покажешь или догадаться?

– Попробуй. Пока не скажу. Но учти, не все в наличии. Сахар закончился у меня, и посыльного отправили в магазин.