Ярослав Галан - Анатолий Елкин

Обрывающийся к морю хребет действительно был похож на профиль Волошина.

В то время в Коктебеле находился и писатель Степан Злобин. В своих неопубликованных и переданных авторам этой книги записках он рассказывает: «С Ярославом Галаном лично мне довелось встретиться и познакомиться летом 1941 года в Крыму, в Коктебеле, куда он приехал в числе четырех западноукраинских писателей.

Два важничавших надутых старика писателя в смешных, допотопных шляпах, угрюмые и неразговорчивые люди, удивили меня тем, что, даже и не пытаясь овладеть близким украинскому русским языком, они предпочитали общаться с нами при помощи чужого — французского. Галан объяснил мне, что это националисты, которым все русское и советское ненавистно.

Шовинизм и национализм, где бы и как бы он ни проявлялся, всегда возбуждал во мне омерзение. Общность взглядов именно в этом вопросе и сблизила меня с Я. Галаном, который в течение полутора месяцев нашего знакомства немало рассказывал мне о своей работе и жизни. Этот коренастый, широкоплечий, с честным взглядом печальных глаз, вдумчивый, очень прямой человек вызывал во мне горячую симпатию».

Да, и здесь, казалось бы в далеком Коктебеле, тот второй, подпольный, националистический Львов напоминал о себе.

Литератор Евгения Хин тоже была тогда в Коктебеле. Они встретились с Галаном в ясные дни начала июня 1941 года, полные солнца и тишины. Галан рассказывал Хин о своих путешествиях, о предместьях Вены, о том, как скрывался от польской дефензивы высоко в горах, о городах Италии, которую исходил вдоль и поперек с рюкзаком за плечами.

И так случилось, что именно Евгения Хин оказалась свидетельницей тех трагических минут, когда Галан узнал о начале войны.

«…Запомнилось мне лицо Ярослава в момент чтения первых телеграмм о войне. Сразу исчезла мягкость, огрубели, обронзовели черты, рот сложился во властную горькую складку, глаза, запавшие, глядящие вдаль, уже не видят стоящих рядом, уже устремлены в будущее. Весь он собран как в комок, все тело его напружинилось. И он уже там, у границы. Вперед, сейчас же на фронт!..

Лихорадочно сбрасываются вещи в небольшой чемоданчик, на столе забыты рукописи, в шкафу — белье.

Мы бежим по дороге в деревню. Ярослав протягивает руки ко всем проходящим машинам.

— Ярослав Александрович, подождите, нас завтра всех эвакуируют. Мы уедем вместе все. В Москву…

— Завтра уже поздно… Я должен уехать сегодня, сейчас. Я должен быть во Львове. Я должен быть в армии сегодня…

Пылит машина, притормаживает. Чемоданчик летит в кузов. Ярослав уже вскарабкивается наверх. Удача смягчает его лицо. Он поднимает руку прощаясь. И, как в наплывающем кадре, я вижу его неподвижный взгляд, как будто уже в шлеме лицо, плечи в военной гимнастерке, штык за плечами…»

«Цель — фашизм»

Быть, а не казаться, — девиз, который должен носить в своем сердце каждый гражданин, любящий свою родину.

Фронт в эфире

В первое утро нападения гитлеровской армии на СССР, 22 июня 1941 года, из облаков, нависших над Львовской цитаделью, вынырнули немецкие бомбардировщики. Наполняя воздух ревом моторов, они шли так низко, что ясно можно было разглядеть черные кресты на крыльях…

Увидел эти приметы фашистских самолетов и вышедший вместе с друзьями из столовой Степан Тудор.

Сверкнуло пламя взрыва. Под оглушительный грохот стена многоэтажного дома накрыла пробитые осколками окровавленные тела литераторов-революционеров — Степана Тудора, Александра Гаврилюка и их друзей — польских писателей Софью Харшевскую и Францишека Парецкого.

Так Галан потерял первых боевых друзей…

Ранним утром 30 июня 1941 года ударные части немецкого вермахта врываются на окраины Львова. Загудели, встречая их, колокола многих униатских церквей. Никто уже не спит и в митрополичьем капитуле: все черноризники готовятся встречать желанных гостей с «христианского Запада», которые идут на Восток очищать новые территории для себя и для религиозной экспансии униатской церкви.

Со стороны Яновской Рогатки во Львов врывается батальон Степана Бандеры, прозванный гитлеровцами очень сентиментально «Нахтигаль» («Соловей»).

«Соловьев» ведут по улицам Львова представитель немецкой военной разведки, отвечающий за их политическое воспитание, доктор Теодор Оберлендер, старший лейтенант Альфред Херцнер, отпетый террорист-националист Роман Щухевич и — кто бы мог подумать?! — доктор богословия Иван Гриньох.

Переодетый в мундир немецкого вермахта, капеллан Иван Гриньох бойко печатал шаг рядом с фашистами по мостовым Львова. На его плече желто-голубая ленточка, на кокарде герб националистов — трезуб, на петлицах — крестик, а у пояса, на пряжке которого выбиты слова: «Готт мит унс!» («С нами бог!»), висит в кобуре черный «вальтер», стреляющий теми же самыми патронами, что и немецкие автоматы.

Одна сотня «Нахтигаля» бросается на Замарстиновскую улицу и к Газовому заводу, но основные силы «соловьев», ведомые командирами и капелланом Гриньохом, проходят под аркой стиля барокко прямо к собору святого Юра.

Под той же аркой в начале века проезжал дорогой гость митрополита — австрийский генерал Фидлер, назвавший Шептицкого «генералом армии Христовой», и спустя сорок лет в повторении его маршрута «Нахтигалем» есть своя традиционная преемственность и своеобразная символика.

Площадь перед капитулом, у собора святого Юра, уже заполнена монахами, монахинями-василианками, богомольцами. Они уступают место легионерам «Нахтигаля», и те выстраиваются, устремив свои взгляды на палату митрополита, куда ушли их командиры и прибывший во Львов главный представитель абвера — доктор теологии, профессор Кенигсбергского университета и капитан разведки Ганс Кох.

Шептицкий принимает всех вожаков «Нахтигаля», по-отечески целует своего любимого воспитанника Ивана Гриньоха; и его эксцеленции никак не мешает при этом болтающийся на поясе богослова тяжелый немецкий «вальтер».

После того как все уже обговорено конфиденциально и решено, что Ганс Кох для лучшей координации действий армии и церкви остается жить в палатах митрополита, гости и хозяин поднимают еще по одной рюмке зеленого шартреза, и привратник Арсений выкатывает тяжелое кресло, в котором восседает «князь церкви», на балкон капитула.

С этого невысокого балкона под выкрики «соловьев»: «Хай живе владыка!», «Хай живе украинский Моисей!» — митрополит Шептицкий благословляет легионеров и собравшихся, приветствуя в древнем граде Льва «доблестную гитлеровскую армию».