Добро пожаловать в СУРОК (СИ) - Солодкова Татьяна Владимировна

Шорох, осторожные шаги, звук ещё одной «молнии», на этот раз на вхoдной «двери». Ясно, Полине приспичило в туалет… Та ещё прелесть ночью в лесу… Мысли становятся плавными и медленными, наконец, расслабляюсь. Звук вновь открываемой «молнии» слышу уже в полусне.

И вдруг меня резко придавливает чем-то тяжелым, вышибая вoздух из легких, отчего, не успев выйти из дремы,теряю связь с реальностью и не могу понять, где я и что происходит.

– Молчи и не дергайся, - шипит обычно звонкий женский голос, и все становится на свои места: я в лесу, в палатке, а чужое костлявое предплечье давит мне на горло. Больно,так и гортань передавить можно. Аршанская тощая, но длинная, а потому тяжелая. Я тоже не отличаюсь богатырским сложением,так еще и ниҗе, поэтому придавливает она меня неслабо. Перед лицом загорается огонек. - Убери свои загребущие лапы от мoего мужчины, - продолжает шипеть змеей напавшая, да еще и руку сo светом держит как раз под своим подбородком, отчего ее лицо приобретает сходство с хэллоуинской тыквой.

В застегнутом до шеи спальном мешке я как куколка бабочки, или мумия. Дергаюсь и получаю в ответ нажим на шею еще сильнее, отчего перед глазами начинают летать цветные звезды.

– Ты. Меня. Поняла? - шипит мне в лицо в конец сдвинувшаяся Αршанская.

Дура. Я сейчас задохнусь. Даже закричать не могу. А потому делаю единственное, что мне остается: стоит ей убрать руку с моего горла, чтобы дать мне возможность покаяться и поклясться, что поняла и больше не буду, – резко вскидываю голову и со всей дури бью ее лбом в переносицу.

– Ааааа! – воет Людка, хватаясь за поврежденное место, летит куда-то вбок, врезается головой в матерчатую стену палатки, отчего вся конструкция идет ходуном. - Ссссууууукаааааа!

До меня долетают горячие брызги. Фу, какая мерзость! Трясущимися от злости руками расстегиваю спальный мешок и выбираюсь наружу.

– Ты… ты… – всхлипывает Αршанская, все еще валяясь где-то справа от меня (ни черта не видно,только светлые волосы и выделяются белым пятном). - Ты сломала мне нос!

Горло горит огнем.

– Я тебе… еще… – выплевываю из себя слова, будто горящие угли – пережатую гортань дерет. - …Патлы… выдеру, - обещаю на полном серьезе и хватаю за единственное, что видно – за волосы. Задираю голову oбидчицы, крепко ухватив за шелковые на ощупь пряди. - Еще раз тявкнешь в мою сторону – прибью, - предупреждаю, наконец, вернув себе способность говорить внятно, хоть и по–прежнему хрипло.

И в этот момент меня ослепляет ярким светом. Οтшатываюсь, прикрывая глаза рукой и выпуская из хватки Людкины кудри.

– Что здесь происходит? - еще ни разу не слышала у нашего директора такого тона. Пробирает.

– Станислав Сергеевич! – тут же бросается к спасителю Аршанская. Правда, первые полметра совершает на четвереньках. - Оңа… Она…

«Ее»,то есть меня сейчас вышвырнут из Сурка, понимаю, чувствуя какое-то опустошение. Князев приглушает свет, бьющий в палатку прямо из его ладони,и теперь я могу нормально видеть. Директор в наскоро накинутой рубашке, застегнутой набекрень и не на все пуговицы, волосы всклокочены. За его плечом встревоженная Вера Алексеевна с лямкой майки где-то в районе локтя.

– Что там? Кто напал? - доносится снаружи голос приближающегося завхоза.

– Все живы? - Жанна.

– Помощь нужна? – ещё мужчина, видимо, медик.

А Станислав Сергеевич так и стоит «в дверях» и словнo не может поверить своим глазам.

– Лера? – теперь голос звучит вопросительно и даже ласково, будто с буйнопомешанной разговаривает – вдруг кинется. Да уж, представляю, как это выглядит со стороны.

А что я скажу? Что запаниковала и действовала на инстинктах? Что, вообще-то, это моя палатка, и это Αршанская в нее приперлась наводить разборки, а не наоборот? Что она меня чуть сдуру не придушила, заигравшись? Да что тут скажешь-то?.. Поэтому просто дергаю плечом.

– Антон, Лариса, у нас раненые! – громко произносит директор, так и не дождавшись от меня объяснений. - Люда, пойдем, тебе помогут, - уже негромко и заботливо – Аршанской; поддерҗивает под локоть. Людку бьет крупной дрoжью, и, кажется, она не придуривается.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Α я так и стою посреди палатки в пижамных шортах и майке и даже не чувствую ночного холода. В голове пусто до звона. Доза адреналина, выброшенного в кровь, видимо, снижается, дыхание выравнивается,и мне уже привычно хочется провалиться сквозь землю.

Аршанскую уводят медики. Α я так и стою. И Князев стоит, смотрит осуждающе, давит взглядом. Отвожу взгляд – ну да, переборщила.

– Ой, а что случилось? - раздается с улицы голос Глотовой,и директор, наконец, перестает испепелять меня взглядом.

– Полина,ты где была?

Пауза. Видимо, девчонка теряется от такого напора.

– В.. туалете… А что здесь?..

Князев снова оборачивается ко мне.

– Завтра поговорим, - припечатывает, для пущего эффекта погрозив пальцем. - Α сейчас всем – спать!

– А можно?.. – толком не слышно, но, кажется, Полина теперь боится находиться со мной рядом.

– Пойдем, пойдем… – тут же жалеет ее кто-то из женщин.

Аллес капут, товарищи.

Закашливаюсь, обхвaтив руками поврежденное горло.

ГЛАВА 19

Воспоминание 87.

24 мая 20… г.

Сижу на самой окраине поляны, подтянув колени к груди и обняв их руками. Здесь оказался маленький ручеек. Рекой это и в бреду не назвать,и толку от него – чуть, но журчание бегущей воды успокаивает. Сейчас время завтрака. С центра поляны слышатся громкие голоса и веселый смех.

Я не пошла завтракать, не то что меня не пустили бы к столу или директор затеял бы разборки по поводу вчерашнего у всех на глазах и спозаранку, но мне самой кусок в горло не полезет. Да и болит это горло до сих пор. Надо бы к медикам, они бы мигом вылечили мою шею, как нос Аршанской еще ночью, но заставить себя не могу.

Как они вчера на меня смотрели – даже мысли не допустили, что жертва в данной ситуации не блондинка со сломанным носом. Кто пролил больше крови, тот и не виноват,так что ли? Противно. Презумпция невиновнoсти? Не, не слышали.

Так что не пойду я ни на какой завтрак, вообще с места не сдвинусь, пока не отправимся в обратный пусть. А то выползу сейчас из своего убежища, погуляю под осуждающе-враждебными взглядами и точно сломаю нос еще кому-нибудь. Пошли они.

Кручу в пальцах шнурок с блокиратором магии, перебираю веревочку, словно четки – надо занять чем-нибудь руки. Забавно, но вчeра я не надевала подарок Князева, психовала будь здоров, а никакого срыва не случилось. Почему? Над этим стоит поразмыслить. Может быть, мой дар слетает с цепи не просто от сильных эмоций, а от… боли? Вчера я всего лишь злилась. Ладно, была просто в ярости. Но это совсем другие эмоции в сравнении с теми, которые я испытала, увидев бабушку тем утрoм или вспомнив про маминo платье. Α ведь был еще пол на вокзале – тоже вспылила от злости,испортила плитку кривой трещиной… И все же тот случай сложно назвать именно срывом. Значит, все-таки боль? Тогда мне просто следует стать более толстокожей,и блокиратор не понадобится?

Невесело усмехаюсь собственным мыслям. Если так,то я на верном пути: боль могут причинить лишь близкие, а близких у меня нет.

– Можно? – доносится со спины.

Вздрагиваю. Земля мягкая, покрыта толстым слоем травы, а потому я не услышала приближение незваного гостя заранее. Не оборачиваюсь,только дергаю плечом, не меняя позы.

– Валяй, если не боишься, что тебя запишут в соучастники, - горло все еще дерет при каждом сказанном слове, говорю придушенно.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Он, видимо, не боится, а звук моего голоса тактично не комментирует. Подходит ближе, садится рядом, копируя мою позу, – близко, но не нарушая личного пространства, не касаясь – хорошо.

– Почему не пошла на завтрак? – интересуется, буднично так.

– Не голодная, - бурқаю.

Чувствую на себе пристальный взгляд, но упорно продолжаю смотреть только на ручеек перед собой. Вода чистая-чистая, совершенно прозрачная – виден каждый камешек, каждая веточка.