Саван для блудниц - Анна Данилова

– А из-за чего они вообще устраивали все эти разборки?

– Та девчонка, кажется, ее зовут Марина, пришла к нам в школу на дискотеку и НЕ ТАК ПОСМОТРЕЛА на нашу Томочку.

– Но ведь это все Льдов… Это он назначил ей встречу, а девчонка-то думала, что он пригласил ее на свидание…

– А тебя кто заставлял идти в посадки?

– Никто. Но можно же позвать Ларчикову, и она скажет, что там ничего не произошло…

– Это для прокуратуры. А что за дело интернатовским до нашей «класснухи» и до ее свидетельских показаний, когда избили ИХ ДЕВЧОНКУ?!

– Я могу позвонить отцу Льдова, расскажу ему и попрошу, чтобы он прислал на пустырь кого-нибудь из людей Глухаря.

– Тебе, конечно, никто не запретит этого сделать, но прикинь: у человека только что убили сына… Я уверена, что «глухари» и сами ищут убийцу по своим каналам и скорее всего найдут, если это, конечно, произошло на их уровне и если в убийстве не замешан кто-то из школы… И вдруг звонишь ты и загружаешь Льдова-старшего своими проблемами. Ты думаешь, он тебя не пошлет?..

– Не знаю.

– У тебя ангина?

– Просто температура. А при чем здесь это?

– Вот лежишь себе? И лежи. И ни на какие «стрелки» нe ходи. Авторитета захотелось?

Кравцов ненавидел ее сейчас, но понимал, что только с Валей Турусовой и можно говорить на такие темы открытым текстом.

– Слушай, Валь, а может, ты сходишь к Льдовым?

– Я? Да ты сбрендил, Кравцов. Запомни и уясни себе одно: ты – Кравцов, А НЕ ЛЬДОВ. Ты думаешь, я не поняла, что ты сделал с Горкиным? Там весь подъезд всполошился, милиция приехала… Как ты мог так лажануться? «Наехать» на этого придурка? Ты поэтому в школу не пошел?

Он промолчал.

– Тебе не надо было унижать Горкина. Я понимаю, конечно, что вы, мужики, ловите от этого кайф, но кайф длится минуту или две, а расхлебывать придется несколько месяцев, пока будет длиться дело. И скажи спасибо, что Горкин пока молчит.

– Молчит? А ты откуда знаешь?

– Да потому что, если бы он что-нибудь рассказал, ты бы сейчас не в теплой постельке лежал, а на нарах в сизо.

– Валя, вот ты такая умная, скажи: кто убил Льдова и за что?

– Ну уж, конечно, не из-за его отца, хотя эта версия приходит на ум почему-то в первую очередь. Ведь кто такой был Льдов? Обыкновенный девятиклассник. Он был у нас как на ладони, мы все практически про него знали.

Единственно, чем он отличался от вас, пацанов, это прикидом, да тем, что ему на шею девчонки вешались… пачками. Ну, еще и деньги. Ему нравилось угощать вас, дураков… Я думаю, что его могли убить из мести, связанной именно с какой-нибудь девчонкой. Может быть, даже из-за интернатовской. Ведь он ходил туда? Ходил…

– А это правда, что Голубева залетела от него?

– Никто ничего не знает, тем более что она ему не особенно-то и нравилась. Голубева… да с кем она только не трахалась.

– А когда его убили?

– Говорят, что в пять часов вечера, когда в школе было полно людей. Я тут выписала себе примерный список алиби на каждого из нас, и знаешь, что получается? Любой мог. Даже ты. И я. Почти все утверждают, что были дома и что у них якобы имеются свидетели. Но я никому не верю. Взять хотя бы Перепелкину и того же Горкина – все же знают, что они были на квартире Иоффе. И именно в это самое время – с четырех до шести. Но разве могут они признаться в этом? Да и вообще пора бы прекращать эти игры…

Представь, что как-нибудь вечером на нашу квартиру нагрянут… по жалобе соседей…

– Кто? Квартира эта – частная собственность, и мы имеем право не открывать дверь.

– Да ты сам-то понимаешь, что происходит? Вы все как с ума посходили, особенно Горкин. Такой тихий мальчик был, а теперь ни одной юбки не пропускает.

По-моему, ему все равно, с кем трахаться. Честно говоря, я давно уже хотела всем сказать, что выхожу из игры.

– Да о какой игре ты все время говоришь? У нас есть квартира, где мы можем спокойно отдохнуть. Не вижу в этом ничего плохого.

– Ты повторяешь слова Льдова. Он тоже был, как ты, без тормозов и поплатился за это.

– Турусова, да ты никак испугалась?

– Конечно. Только идиоты ничего не боятся. Вы курите травку, нюхаете кокаин, устраиваете каждый вечер групповуху, да еще и нарисовались перед Ларчиковой в посадках… Мне страшно, Витя, и я говорю тебе это открыто. Если понадобится, я готова даже уехать из города, только чтобы остаться живой.

– Да что такое ты говоришь? Чего ты боишься? , – А того, что интернатовские парни затащат нас – меня, Перепелкину, Тараскину, Ольгу Драницыну – в те же посадки, и сам знаешь, что с нами сделают. Неужели ты еще не понял, что началась война? И все из-за чего? Из-за того, что какая-то там девчонка на дискотеке не так посмотрела на Тамарку. Бред собачий!

– Так ты не пойдешь к Льдовым?

– Нет. Вадик погиб, а я притащусь и буду просить его отца о помощи? Как ты себе это представляешь? Да на фоне его горя наши разборки покажутся ему настолько несерьезными и не стоящими внимания, что я буду выглядеть настоящей дурой…

– Как хочешь.

От прежней самоуверенности Кравцова не осталось и следа – мысль о предстоящей «стрелке» на пустыре отравила весь оставшийся вечер.

– Ты сегодня ТУДА не придешь?

– Я же сказала, что выхожу из игры. Мне все это стало смертельно скучно. Да и опасно с такими, как вы, которым все равно, с кем и где…

– Но раньше нравилось?

– Просто любопытно было, вот и все. Надо же было когда-нибудь это начинать. Попробовала, все поняла, а теперь не хочу. У меня есть парень, и он мне, представь, нравится. Пусть у него нет денег, но с ним мне спокойно и хорошо. А ты подумай насчет того, о чем я тебе сейчас сказала. Интернат – это другой континент, и в нем свои законы и порядки. Думаю, что они ненавидят таких, как мы, БЛАГОПОЛУЧНЫХ…

Валя встала и посмотрела в глаза сидящему на постели Кравцову:

– А знаешь, что мне кажется?.. Вот Голубева. Она у меня из головы не идет. Ты не думаешь, что ее отравили?

– Как это? Она же была дома.

– Понимаешь, в тот вечер, когда убили Вадьку, по-моему, они должны были встретиться…

– Не понял: кто с кем?

– Льдов с Наташей. Она попросила у меня сто рублей в долг на новые колготки. А еще она сказала, что Льдов позвонил ей вечером и назначил встречу, причем чуть ли не в школе…

– И ты до сих пор молчала?

– Понимаешь, Наташа могла все это придумать… Она ведь была влюблена в Льдова и ждала, когда же он обратит на нее внимание. Я вот сказала, что она с кем только ни была, да? Но все равно Вадьку она любила по-настоящему, она даже стихи о нем сочинила и читала мне. А то, что она спала с Олеференко и Женькой, так это, чтобы возвыситься в глазах Вадьки, она была уверена, что ему нравятся развратные девушки. И ведь это правда…

– Ты имеешь в виду Драницыну?

– Ну конечно… Ты знаешь, что у нее есть взрослый мужчина?

– Да мало ли их у нее…

– Да нет, этот СЛИШКОМ взрослый, ему лет под шестьдесят, но чисто внешне он очень даже ничего… Я видела их сегодня в машине. На Ольге были большие солнцезащитные очки, и она думала, что в них ее никто не узнает, а я вот узнала. Кстати, можно я от тебя звякну ей?

Глава 10

Вечером Корнилову позвонила Голубева.

– Виктор Львович, я бы хотела встретиться с вами, – услышал он взволнованный голос Людмилы. – И прямо сейчас. Если вы не против, я приеду к вам. Возьму такси и минут через десять-пятнадцать буду у вас…

Она приехала через полчаса, и Корнилов не узнал ее. Она была бледнее обычного, но белизна лица и потемневшие, невероятно грустные глаза сделали ее еще более красивой. Корнилов, увидев ее на пороге, такую строгую, с величественной осанкой, подтянутую и хорошо одетую, подивился: как же можно так хорошо выглядеть при том, что она наркоманка? Наркоманы в его представлении должны быть, во-первых, очень худыми, а Людмила Голубева в их последнюю встречу произнесла даже нечто вроде: «Мал стал, дышать трудно» – это о костюме, в котором она была. Ну да, она так и сказала и даже расстегнула две верхние пуговицы жакета! Как же так?

Увидев поднявшегося ей навстречу Корнилова, Голубева подошла к нему совсем близко и, не глядя, нашарила где-то внизу его руку и крепко сжала ее:

– Здравствуйте еще раз, Виктор Львович. Я понимаю, что утомила вас и наверняка уже надоела вам со своими проблемами, в которых сама и виновата, но я нашла, на мой взгляд, что-то очень важное.

С этими словами Людмила протянула ему листок бумаги – записку, в которой было написано следующее: «Приходи сегодня в половине пятого в кабинет географии, у меня есть ключ. В.Л.»

– Где вы это нашли? – теперь уже разволновался Корнилов. – Ведь это, как я понимаю, послание Вадима Льдова? Кабинет географии – и место его гибели.

Люда, где вы это нашли? Что вы на меня так смотрите?

– А это что такое? – Голубева достала из сумочки еще один листок. Еще одна записка, и с абсолютно тем же текстом.