Старая болезнь - Решад Нури Гюнтекин

и сливочное масло и осторожно намазала эту смесь на два тонких ломтя хлеба. Потом наколола один на вилку и протянула капитану, а второй, желая чтобы ее движение не было замечено, незаметно положила на тарелку Юсуфа.

Зулейха очень интересовалась здоровьем доктора. Несмотря на всю заботливость Юсуфа, состояние доктора день ото дня все ухудшалось. Когда он просыпался, то все время пребывал в какой-то странной рассеянности, со стороны могло показаться, что он ничего не слышит и ни о чем не думает. Когда он спал, казалось, что тело его усыхало, щеки впадали, а губы бледнели. Дышал он часто, неровно и с трудом. Иногда дыхание его становилось совсем сдавленным, он словно начинал задыхаться и тогда открывал глаза, вдруг будто оживая, и только улыбался. Словно удивляясь тому, что вдруг проснулся.

Зулейха иногда спрашивала:

— И этот несчастный собирается работать?

Юсуф с отцовской нежностью неопределенно отвечал:

— Посмотрим… Конечно, что-нибудь придумаем. Не оставлять же его в таком состоянии на улице!

* * *

Мраморное море закончилось, они двигались в Дарданеллы.

Плыли они все так же медленно. Дневное время проводили в небольших поселках и деревушках вроде Чардака и Гелиболу[96], а ночью отправлялись дальше — к следующей пристани между зеленых, красных сигнальных огней на берегу.

Все растущая луна вздувалась и кипела на поверхности чуть волнуемого легким ветром моря. «Ташуджу» медленно скользил по воде, будто втянутый внутрь этого потока света.

Как-то ночью перед Нарой[97], любуясь маяками Чанаккале и Килитбахира[98], они посчитали, сколько дней прошло со времени их отплытия из Стамбула.

Зулейха удивилась:

— Каким же длинным оказался путь по маленькому Мраморному морю. За столько дней, наверное, можно было добраться и до Америки…

Юсуф ответил:

— Мы нарочно столько петляли по Мраморному морю… Дальше уже не будет этой прохлады… На Средиземном море сейчас все, наверное, просто плавится. Но, если вам скучно, то мы, конечно, можем плыть и быстрее.

Зулейха совсем не это имела в виду. Она говорила вовсе не о том, что их путешествие затянулось, а только хотела подчеркнуть, сколько воспоминаний связано с этими местами. В ее словах был и скрытый комплимент устроившему это путешествие Юсуфу.

Но Зулейха решила, что слишком долго будет все это объяснять, и потому просто улыбнулась:

— Наоборот, я даже хочу, чтобы путь был еще длиннее… — Сказав это, она тут же перевела разговор на другое и указала рукой на холмы с правой стороны: — Сражения в Чанаккале ведь проходили здесь, верно?

Юсуф одобрительно закивал:

— Да… Я тут подумал… Мне очень важно проехать на машине по всем местам сражений еще раз. Когда я вам как следует покажу весь пролив, то, с вашего разрешения, ненадолго от вас сбегу… Вы же на «Ташуджу» поплывете в Седдюльбахир[99]. Там я к вам присоединюсь… Всех дел часов на пять-шесть, не больше…

Зулейха, чуть поколебавшись, спросила:

— А если я захочу поехать, я вам не помешаю?

Юсуф рассмеялся:

— А чем вы можете помешать? Наоборот, мне будет приятно… Но я не решился вам предложить. Думал, вас может утомить трястись в машине несколько часов по выгоревшим и разрушенным землям…

— Тогда вы можете меня взять с собой?

— Как вам будет угодно…

Чуть раньше, проходя по палубе, Юсуф услышал, как его зовет жена, и, повернувшись, увидел, что она сидит в одной из лодок, подвешенных к борту парохода. Зулейха расшалилась, как ребенок. Она дергала за веревку, привязанную к железным креплениям на борту, и легко раскачивалась в лодке, как на качелях.

— Неплохую колыбель вы себе придумали.

— Да, прямо праздничные качели… Если и вам вспомнилось детство, присоединяйтесь. Тут еще есть место.

Говоря это, Зулейха перебралась к другому краю лодки и, подобрав юбку, освободила мужу место рядом с собой.

Юсуф, хотя и начал привыкать к дружескому обращению жены, снова немного удивился и с ловкостью, которую сложно было ожидать от такого крупного человека, запрыгнул в лодку.

Этой ночью Зулейхе нестерпимо хотелось поговорить. Ей не терпелось сказать Юсуфу, рука которого чуть касалась ее руки, потому что в лодке было мало места, приятные и душевные слова о холмах Килитбахира, так освещенных лунным светом, что на них можно было рассмотреть белые нити маленьких дорожек, и о многом другом.

Но когда Юсуф, услышав про ее желание прогуляться по здешним местам, официально ответил ей: «Как вам будет угодно», — желание сразу пропало.

«Ташуджу» развернулся возле Майдоса и медленно поплыл прямо в сторону Чанаккале среди полос света на воде, которые местами обрывались и распадались на части, мерцая, как тонкий слой сусального[100] золота.

Юсуф взял веревку из рук жены и принялся раскачивать лодку. То ли потому, что ему это нравилось, то ли просто потому, что ему захотелось что-то сказать, Юсуф заметил:

— Как хорошо вы это придумали.

Над их головами странно скрипела катушка.

Юсуф поднялся и рукой проверил крепление.

— На дай Аллах, несчастный случай устроим. Если приглядеться, то видно, что узлы завязаны наспех… Трос может ослабеть.

Слова о несчастном случае помимо воли напомнили Зулейхе другой несчастный случай. Она увидела холмы Джамлыджа, белевшие в свете такой же блестящей, как сегодня, луны, деревья по сторонам дороги в Дудуллу, что проносились мимо них со скоростью молнии, море, показывавшееся и вновь исчезавшее среди холмов. Возможно, это была такая же ночь, только в прошлом месяце. Как недавно это случилось, а с другой стороны, как же давно!

Зулейха не могла больше спокойно сидеть в лодке. Ее рука в том месте, где касалась руки Юсуфа, начинала гореть, и жар распространялся по всему телу.

Ее муж отвернулся и долго-долго смотрел. Это навело Зулейху на подозрения. Она вдруг будто испугалась своих мыслей, которые распространялись, как микробы, и того, что подобное может ощущать и Юсуф.

Она поправила шаль, которая сползла с плеч, и сказала:

— Ну все, давайте спускаться.

Когда чуть погодя Зулейха в одиночестве возвращалась в каюту, она думала о том же, о чем и в первую ночь.

Чем можно объяснить поведение Юсуфа? Почему на серьезный скандал, который в один день, словно птенцов рябчиков, разогнал всех самых образованных и здравомыслящих людей, которых она знала, этот ограниченный парень из провинции смотрит так беспечно?

Или этот человек был увечным выродком с одним из тех душевных недугов, что встречаются у последних представителей древних семейств, близких к тому, чтобы захиреть и сгнить после долгой истории?

Или, ссылаясь на то, что они еще официально не разведены, Юсуф возомнил себя всемогущим и считает, что