Творчество и критика - Р. В. Иванов-Разумник

Мы теперь знаем, что именно можно найти ценного, терпеливо пройдя через задний двор писаний В. Розанова, в opera omnia quae supersunt этого юродивого русской литературы. Мы не согласны с ним почти ни в чем, пока дело касается аргументов и мотивировок; но мы с ним совпадаем в очень и очень многом, лишь только дело доходит до итогов и выводов. Ценна и глубоко-знаменательна борьба В. Розанова с черным христианством; ценна и замечательна его апология «пола», «святой плоти». Но, борясь за «пол», борясь против черного христианства, В. Розанов, в сущности, боролся и борется за жизнь, против всех рамок, ее сдавливающих, против всех начал, ее убивающих. И какими бы путями он ни приходил к этой религии жизни, но раз он пришел к ней — мы неизбежно должны принять его выводы, хотя бы и отвергая аргументы. Религия жизни имеет в В. Розанове одного из самых замечательных проповедников во всей современной русской литературе. И пусть проповедь эта пронизана юродством-юродство мы отвергнем, а всю сущность ее примем. Да к тому же, сказать правду, без юродства нет и В. Розанова; без юродства проповедь его была бы лишена всякой остроты, яркости, силы… Вот уж поистине-«сила моя в слабости моей»… Без юродства пропал бы весь аромат удивительного слога В. Розанова, слога, пропитанного кавычками и курсивом, грубоватыми словечками, подчеркнуто-простодушным тоном. Вот кто из наших писателей не то что «говорит, как пишет», а буквально «пишет, как говорит»… Эта аффектированная небрежность-великое искусство письма; и пронизанное юродствами письмо В. Розанова-редкий пример художественной публицистики. Вот кто поистине чеканит слова, как монеты, на каждом выбивая свое лицо.

Все это вместе взятое заставляет сожалеть, что пока еще сравнительно немногие читатели и критики решаются взять на себя неизбежный труд отделения жемчужных зерен от сора в opera omnia этого юродивого русской литературы. Зачем подражать герою крыловской басни? Нет, находя в сорной куче жемчужные зерна, надо прямо и открыто признавать, что это действительно драгоценные камни, а не «вещь пустая»… Борьба за жизнь, остроумные догадки, прославление жизни, гениальные интуиции, религия жизни-все это те драгоценные камни в творчестве В. Розанова, которые сохранятся на вечные времена в истории русской литературы, в то время как всю сорную кучу его вздора и юродств беспощадно развеет-говоря восточным стилем-ветер забвения в пустыне молчания…

Артек. 1911 г.

ПОЭТЫ «ДЕСЯТЫХ ГОДОВ»

I

«МОРОЖЕНОЕ ИЗ СИРЕНИ»

Мороженое из сирени! Мороженое из сирени!Полпорции десять копеек, четыре копейки буше.Сударышни, судари, надо-ль? — не дорого, можно без прений…Поешь деликатного, площадь: придется товар по душе!

Я сливочного не имею, фисташковое все распродал…Ах, граждане, да неужели вы требуете крем-брюле?Пора популярить изыски, утончиться вкусам народа,На улицу специи кухонь, огимнив эксцесс в вирелэ!

И так далее. Мне думается, что эту «поэзу» можно было бы взять эпиграфом ко всему «Громокипящему кубку» Игоря Северянина. Вся эта книга есть один своеобразный «эксцесс в вирелэ»-если повторить вслед за поэтом это дикое сочетание слов. К сведению читателей: «вирелэ»-одна из форм лирической поэзии во Франции XIV–XVI вв.; все эта рондели, кэнзели, вирелэ хорошо подходят к манерной поэзии Игоря Северянина.

«Эксцесс» в манерности, но не слащавой французской, а грубой и намеренно ломающейся-этого много в книге «поэз»; но ведь в этом-то и видит поэт весь вкус своего «мороженого из сирени»! Он великолепно презирает «площадь»: ведь «площадь» эта любит «сливочное» и «фисташковое» мороженое-стихи Бальмонта или Брюсова. Да и то есть «граждане», которые еще и до этого не доросли, а «требуют крем-брюле», питаются Апухтиными и им подобными. Игорь Северянин хочет своей поэзией «популярить изыски» (т. е., переводя на русский язык, хочет ввести в обиход изысканность), хочет угостить нас своим «мороженым из сирени»: «поешь деликатного, площадь: придется товар по душе»!

Я не могу сказать, чтобы мне все пришлось по душе в товаре Игоря Северянина; начать с того, что как раз «деликатного»-то меньше всего в «поэзах» этого автора. Какой вкус у мороженого из сирени-я не знаю; но знаю наверное, что вкус самого автора «поэз» далеко не изыскан. Он с восторгом поглощает, например, такую музыкальную дрянь, как Тома, Массенэ, Масканьи: пишет о них, посвящает им стихи! Этот музыкальный крем-брюлэ не претит его художественным вкусам-и это вообще характерно для всей его поэзии. Его «мороженое из сирени»- очень грубое кушанье, щиплющее и острое, но именно в этом и состоит его своеобразный вкус, который как раз «площади» может прийтись по душе.

Игорь Северянин, несомненно, талантливый поэт-самобытный и красочный лирик; в последнем-вся его сила, и больше ему ничего не дано. Он, конечно, склонен оценивать себя иначе: он заключает книгу гордым «эпилогом»:

Я, гений, Игорь Северянин,Своей победой упоен:Я повсеградно оэкранен!Я повсесердно утвержден!

От Баязета к Порт-АртуруЧерту упорную провел.Я покорил Литературу!Взорлил, гремящий, на престол!

Это, конечно, очень весело читать; и воображаю, каким хохотом и свистом будут встречены такие слова. И по заслугам; хотя, в сущности это только дань поэта «эго-футуризму», в коем он доныне пребывал. Многие-ли не считали себя «гениями», когда были гимназистами?

«Эго-футуризм» есть самоновейшее течение среди зеленой поэтической молодежи. Они «создали» теорию самого крайнего индивидуализма, поставили вершиною мира свое «Я» (о, незабвенные гимназические годы!), издавали различные «манифесты» и все поголовно именовали друг друга «гениями». Все это мило и безвредно; одна беда: почти все они-самые безнадежные бездарности; об этих своих коллегах Игорь Северянин, в одном из стихотворений, выразился кратко и метко:

Вокруг-талантливые трусыИ обнаглевшая бездарь…

Но сам Игорь Северянин-не «трус» и не «бездарность». Он смел- до саморекламы, и он несомненно талантлив. Эта излишняя развязность и смелость, вероятно, скоро пройдет: недаром он заявил уже где-то «письмом в редакцию», что вышел из кружка «эго-футуристов». Но талантливость при нем была и осталась; и эта подлинная талантливость заставляет принять этого поэта и говорить о нем серьезно и со вниманием. Мне пришлось уже говорить о нем, как о «подающем надежды [12]; черезмерных надежд возлагать не приходится, но часть уже осуществлена, и можно говорить не только о будущем поэта, но и об его настоящем.

Когда Игорь Северянин захочет, он пишет в „старых формах“ такие прекрасные стихотворения, как, например, „Очам твоей души“; может показать себя достойным учеником Брюсова („Весенний день“), учеников Бальмонта („Chanson Russe“), может блеснуть таким мастерством техники, как шестнадцать пересекающихся рифм в одном четверостишии („Kвадрат квадратов“). Но не в этом его сила, а в том, что он- подлинный лирический поэт, чувствует по своему, видит по-своему и по-своему же выражает то, что видит и чувствует. В этом „по-своему“ он иногда слишком смел, и иногда поэтому в выражениях его многое спорно, многое раздражает, — особенно в виду его любви к острым и новым словообразованиям. Когда он говорит:

По аллее олуненной Вы проходите морево, —

то последнее слово меня не радует, ибо расхолаживает мое поэтическое восприятие необходимостью разгадывать ребус. Когда он заявляет мне, что

Чтоб ножки не промокли, их надо околошить, —

или тут же рядом, что

Он готов осупружиться, он решился на все, —

то это только напоминает мне бесчисленные „поэзы“ Саши Черного, лаврам которого вряд-ли стоит завидовать Игорю Северянину. И то-же самое надо повторить о целом ряде никому не нужных „эксцессов“, вроде:

Я в комфортабельной карете, на, эллипсических рессорах,Люблю заехать в здатополдень на чашку чая в женоклуб…

Или:

Офиалчен и олилиен озерзамок Мирры Лохвицкой,Лиловеют разнотонами станы тонких поэтесс.Не доносятся по озеру шумы города и вздох людской,Оттого, что груди женские — тут не груди, а дюшесс…

К чему все это? И неужели это „поэтический образ“? Во всем этом много гимназического задора, и нет поэтической необходимости. Нет ее и в том насиловании русского языка, которое Игорь Северянин возводит в систему. „Популярить изыски“, „бурно бравурит весна“, „драприть стволы“-к чему все эти „эксцессы в вирелэ“? Надо пожалеть русский язык и избавить его от таких обогащений; а ведь Игорь Северянин думает, вероятно, что он это новые горизонты открывал, когда писал такие строки: