Тайна лорда Мортона - Галина Романова

– Вот так, – сказал он, все еще держа мои руки в своих и словно любуясь результатами труда. – До свадьбы заживет. Завтра и в субботу повязку надо поменять, а потом все. С моей мазью любая рана заживает в трехдневный срок. Любая обычная рана. Разве что убираться в ваших клетках эти дни будет трудно. Но да у вас же есть заклинания...

– Я в живом уголке не пользуюсь лишними заклятиями, – сказал я. – Как только приехал, сразу снял почти все.

– Почему?

– Ну, животным без них лучше.

– А-а-а... – Он все еще держал меня за руки, и мне это было неловко.

– Спасибо, – сказал я. – Я не думал, что вы... такой.

– Какой?

Его скрипучий голос стал совсем противным, но я все-таки ответил:

– Я думал, вы более... э-э... суровый. Более... жестокий и... вообще.

– Все так думают, – отрезал он, выпустил мои руки, отвернулся и стал разбираться на столе.

– Простите, – сказал я ему в спину.

– Я привык. – Он уже чем-то булькал, переливая из пузырька в пузырек. – Где вы поранились?

Запинаясь – неудобно как-то говорить со спиной собеседника, – я поведал о вчерашнем ночном происшествии и о том, что прятался от ожившего мертвеца на карнизе за окном. Вэл никак не реагировал на мой рассказ – даже отошел от стола и стал копаться в сухих травах. Но к тому времени, как я замолчал, он повернулся ко мне с бокалом в руке. В нем что-то дымилось. Пряно пахло травами и вином.

– Пейте! Заметив мой недоуменный взгляд, предвосхитил вопрос: – От простуды.

Обжигаясь, я выпил горячее, обильно сдобренное пряностями вино, и мне показалось, что внутри меня начал таять огромный ледяной ком. Возвращая бокал Вэлу, я заметил, что он смотрит на меня как-то странно.

– Спасибо, – сказал я снова, чтобы как-то разрядить обстановку. – Вы просто совершили чудо!

– Нет, – он отвернулся, пошел вдоль стола, перебирая стоявшие на нем приборы, – этого я не могу.

Я поставил бокал и огляделся по сторонам. Черный Вэл больше не обращал на меня внимания, и я, не зная стоит ли уходить, не прощаясь, исподтишка рассматривал окружающее.

Фотография пятилетней девочки привлекла мое внимание именно потому, что выглядела в лаборатории весьма необычно. Малышка была чудо как хороша. В чертах ее лица было что-то эльфийское. Она держала на руках белого пушистого зверька с большими ушами и улыбалась.

– Кто это?

Вэл мигом оказался рядом и перевернул снимок тыльной стороной, словно я мог осквернить его своим взглядом.

– Моя дочь, – скривился он, как от зубной боли.

– Она умерла?

– Я умер. – Он опять отвернулся.

– Простите, – сказал я ему в спину.

– Пустое. – Он опять чем-то булькал. – Выпьете?

Я не хотел обижать коллегу, но все-таки не удержался от замечания:

– Вам не кажется, что вы слишком много пьете? В конце концов, что подумают дети? Ведь мы же...

Тут я заметил, что он смотрит на перевернутую фотографию, и заткнулся. У Черного было такое лицо...

– Вам со мной не страшно? – вдруг спросил он. Я помотал головой, и он опять поморщился. – А вот ей было... Я детдомовский. Кто мои родители – неизвестно. В корзинке, где я лежал, обнаружили письмо. В нем сообщалось, что родившая меня женщина опозорила себя и недостойна называться моей матерью. Я воспитывался среди простых смертных. Знаете, что это такое – детдом простых смертных для мага? Ведь мои способности проснулись слишком рано – в неполные шесть лет. В восемь лет я убежал. Вокзалы, бомжатник, пустые бутылки, попрошайничество... Магия помогала выжить и уцелеть. А потом меня нашел один маг. Почувствовал мою Силу. Пристроил в интернат. Но мне и там было плохо. Я попал туда в тринадцать лет, после пяти лет жизни на улице. Попал на первый курс, к малышне. У них были свои законы. Я не смог в них вписаться, хотя очень хотел учиться. И в пятнадцать лет ушел. К нему.

Он произнес это слово так, что я сразу понял – этот человек много для него значил. И похолодел, когда услышал имя:

– К Белому Мигуну... Что? – Черный Вэл заметил мое смятение и подмигнул. – Не знал?.. Да, я был сектантом. А куда еще податься мальчишке с моим прошлым? Я только-только начал постигать науки, но превзошел своих сверстников-магов в одной – науке выживать и бороться за жизнь. У Мигуна я был востребован, я был ему нужен. И он любил таких, как я. Он любил нас всех, и мы шли к нему с открытыми сердцами – все те, кого не понимали родители, друзья, одноклассники, те, кого не принимал этот мир и кто не принимал законы этого мира. Мы свято верили ему. Мы его любили. Для нас Белый Мигун был восьмым в Великой Семерке.

– Вы знали мою мать? – не удержался я от вопроса.

– Знал ли Женни? – Вэл залпом допил свой бокал и налил себе снова. – Да она и притащила меня в секту!.. Мы встретились на улице. Ей даже не пришлось особо меня уговаривать – я бы пошел за нею на край света... Да, Максимилиан, я хорошо знал твою мать. Я любил ее. Она и Белый Мигун – все, кого я любил. Я был старше ее на год, но слушался беспрекословно. Ее слушались все. Иногда мне казалось, что даже сам Мигун и тот... Я ведь мог быть твоим отцом – если бы не Иероним Мортон. Когда я впервые увидел его рядом с... с нею, я все понял. Он был лучше меня. Сам молодой лорд Мортон! А когда Женни и ее мужа арестовали, я сам пришел к инквизиторам и сдался. Мне тогда казалось, что жизнь кончена и бороться больше не за что. Я был одним из немногих, кто сдался, и поэтому со мной поступили мягче, чем с большинством арестованных боевиков.

– Вас посадили в...

– У меня отняли магию! – скривился Вэл. – Да! Я, маг, преподающий в школе магии, не могу составить простейшее заклинание! То есть я могу что-то там начитать, но сказанное мной не будет иметь никакой силы. Я пуст! А ведь мой потенциал был одним из самых высоких... Палачи инквизиторов, которые приводили приговор в исполнение, так мне и сказали – у тебя был потенциал полубога. Живи сейчас Семеро Великих, любой из них взял бы тебя в ученики не задумываясь. А теперь ты ничем не отличаешься от простых смертных!.. Это больно, Макс. Очень больно.

Он зажмурился, и я понял, почему у него всегда такое недовольное выражение лица.

– Извините, – сказал я.

– Ты ни в чем не виноват! – Черный Вэл тяжело оперся на мое плечо. – Большинство тех, кто, как я прошел процедуру стерилизации, покончили с собой. Приговоры некоторых были еще страшнее, но о них общественности ничего не сказали. Знали только родители тех детей.

– А мои родители? Вам известно, что с ними произошло?

– Говорят, они покончили с собой. Я не очень-то в это верю, разве что их приговор был настолько страшен, что самоубийство стало наилучшим выходом. Но Женни слишком любила жизнь. И она была беременна Ребенок уже толкался вовсю. Все это очень странно, Макс. И я не советую тебе заглядывать в эту бездну. Ты и так ходишь по лезвию ножа, особенно теперь, когда Белый Мигун снова на свободе.