Постель не повод для знакомства - Евгения Халь

Молча влетаю в лифт и прячусь за Марком, который стоит с таким спокойным лицом, как будто ничего не происходит. Разве что лицо намного бледнее, чем обычно. Артем улыбается и поглядывает на старшего брата с неприкрытым злорадством.

Выходим из лифта. Первым заходит в кабинет шеф, впускает Марка, потом меня, а перед Артемом захлопывает дверь.

— Папа, а я? — скулит под дверью Артем.

— Иди поработай. Нам поговорить нужно. С глазу на глаз, — шеф садится в кресло.

Он внимательно смотрит на меня и молчит. Плохо! Ой, как плохо! Когда он вот такой тихий и серьезный, пощады не жди! Переминаюсь с ноги на ногу и чувствую, что колени подгибаются и вот-вот упаду. Осторожно вытягиваю руку, придвигаю к себе стул и только сгибаю ноги, чтобы присесть, как Сан Саныч внезапно спокойно и тихо говорит:

— Не садись. Не понадобится. Ты уволена, Вика.

Глава 12. Как же тебе повезло, моя невеста!

Краска заливает мои щеки. Он же это не на полном серьезе? Это, наверное, очередная его шутка. Кинг Конгыч любит такие подколы: с серьёзным лицом что-то сморозить, доведя человека до инфаркта, а потом вдруг заржать:

— Да не боись! Пошутил я.

И вот стою и с замиранием сердца жду, когда он рассмеется и скажет, что пошутил. Но он молчит с серьезным лицом.

— Я… Александр Александрович, как же… за что? — слова рассыпаются, как порванные бусы, и я никак не могу собрать их в стройное предложение.

— Я… я… — кривится он, зло передразнивая меня. — Ты до полного бардака отель довела. Знаешь, сколько бабок я потерял из-за тебя? Двух инвесторов, двух! — он выбросил вверх два пальца и грохнул кулаком по столу.

Я подпрыгнула и уронила стул.

— Если я тебя на счетчик поставлю за потерянные бабки, то ты должна будешь сначала продать себя на органы, потом родиться еще раз и снова продать. И так по кругу раз двадцать! Я тебя о чем просил? Не облажаться, Вика. Пацаны мои только начали работать здесь. Но ты-то столько лет! На тебя вся надежда была.

— Шеф, но я всё сделала, что могла. Просто…

— Просто ты облажалась, Вика! Капитально причем! Что ты сделала? Развела здесь бардак, шуры-муры. Никто не работает, Леня бухает. Он свое, конечно, получит. Но ты должна была руку на пульсе держать. Ты!

— Отец, зачем ты ее во всем обвиняешь? Все лажанулись. И ты тоже, — неожиданно вмешивается Марк. — Нужно было самому все контролировать.

— А ты что в адвокаты подался? — шеф вскакивает и опирается на стол. — Сиди тихо в углу и не отсвечивай! А ты, — он тыкает пальцем в мою сторону, — домой. Быстро! За расчетом потом придешь. Я бухгалтерии скажу.

— Если ты ее выгонишь, я уйду вместе с ней, — Марк подходит ко мне и становится рядом.

Что это с ним? С ума он сошел, что ли? Даже не знаю, что пугает больше: увольнение или неожиданное заступничество барина? Наверное, все-таки первое.

— Чё происходит? Что за спектакль? Здесь скрытые камеры впендюрены? Меня сейчас кажуть по вашим этим Стограммам? Или по ящику? — Сан Саныч наигранно испуганно озирается по сторонам, но глаза злые, аж льдом искрятся. — Вика, чего стоим? Взяли тонкие ножки в тонкие ручки и понесли попец к дверям.

— Ладно, ты свой выбор сделал, — Марк берет меня под руку и ведет к двери, но на пороге останавливается и добавляет: — Только на нашу с Викой свадьбу я тебя не приглашу. Так и знай. И да, кстати, с сегодняшнего дня ты Вику не увидишь, но на будущее: если столкнетесь, я не разрешаю тебе с ней так разговаривать.

Кинг Конгыч замирает с открытым ртом, неловко вывернув шею. В кабинете воцаряется мертвая тишина. Шеф несколько раз со стуком открывает и закрывает рот, шумно сглатывает и вдруг ревет, как Кинг Конг, полностью оправдывая свое прозвище:

— Что ты мне голову морочишь? Я тебе кролик: разводить меня? Думаешь: папа совсем ку-ку? У папы теперь новый друг Склероз? Папа не понимает, что эта бодяга с жениханием была разыграна для инвестора? Да я по этим понтам шарил, когда ты, огрызок, еще подсыхал на моих трусах!

— Ты, действительно, так думаешь? И не видишь, что у тебя под носом происходит? — Марк бледнеет от гнева, выпускает мою руку, подходит к столу, опирается на него с другой стороны и сверлит отца взглядом. — А меня это не удивляет, папа. Ты никогда не интересовался, о чем я думаю, о чем мечтаю. Бабки каждый месяц и подарки — вот всё твое воспитание.

— Чем тебе плохо было? — шипит Кинг Конгыч. — Зажрался? Я вообще без отца рос. До сих пор не знаю, как он выглядит. Мне бы кто-то вот так подгонял каждый месяц котлету денег, хавчик, какой хочешь, и вообще всё, что в башку взбредет. У тебя ж хотелки росли быстрее, чем женилка. Хошь крутой мотик "Харлей Дэвидсон"? На, получи! Папе не жалко. Тачку в семнадцать лет? Лови тачку! Папа еще заработает. Чего те не хватало, мажор ты неблагодарный? Стоит тут и рыдает, как девочка: "Папа внимания не обращал", — он кривляется, изображая горькие рыдания.

— И поэтому ты решил, что с меня хватит твоих подарков? — Марк хрипит от обиды, но не сдается. — Пацанам нужен батя. Чтобы под тачкой лежать, на футбол ходить и на рыбалку. А ты всегда был далеко.

— Я пахал, как папа Карло, чтобы у тебя и Тёмы все было! — шеф так орет, надсаживаясь, что вены на его красной шее натягиваются, как канаты.

— По клубам ночным пахал? С девочками вроде мамаши Артема? Да ты у меня детство украл! — орет в ответ Марк.

— Чё? Эвоно как! — в голосе шефа от возмущения даже прорывается писк. — Чё ты заладил, как шведская девочка? Детство у него украли. Тебе его подарили, это золотое мажорное детство. Я подарил! Вот этими руками! — Сан Саныч размахивается и вклеивает Марку затрещину.

Тот падает на стул. Я вскрикиваю. Марк немедленно вскакивает, сжимает кулаки и, набычившись, исподлобья смотрит на отца, тяжело дыша. Еще минута — и шеф получит сдачу.

— Не нужно, Марк, я тебя прошу! — бросаюсь к нему и вцепляюсь в рукав пиджака. — Пожалуйста! Это твой отец!

Марк шумно выдыхает. Сан Саныч отворачивается, нервно оглаживает вздыбленный "ежик" волос, бьет кулаком в стену. Крякает с досады и уже тише говорит:

— Ладно, проехали.

Он подходит к маленькому холодильнику в углу, достает три бутылки воды, открывает и ставит