Рожденные убивать - Джон Коннолли

Рост жертв будет рассчитан на основании измерения длины большой и малой берцовых костей. По остаткам зубов произведут предварительный анализ для определения расовой принадлежности жертв: европеоидный это тип, негроидный или монголоидный.

И, наконец, данные дантистов, результаты радиологического анализа, и анализа молекул ДНК будут обобщены, чтобы попытаться установить личности погибших. В этом случае реконструкция лиц и процедура фотосуперимпозиции (наложение фотографии предполагаемой жертвы поверх сделанного на прозрачной пленке изображения черепа на экране) могут помочь следствию.

Но неожиданно помощь экспертам пришла из странного источника. На шею каждой из них в момент смерти были надеты деревянные таблички. Некоторые очень сильно разрушились, но существовала вероятность, что под электронным сканером или инфракрасными лучами удастся обнаружить то, что когда-то было вырезано на них. Остальные дощечки, вероятно, из более глубокого слоя земли, были не так сильно разрушены. Одна из них лежала под головой маленького мальчика, похороненного под елкой. Корни дерева оплели его останки и проросли сквозь кости, и восстановление этого скелета представлялось довольно сложной задачей, поскольку нельзя будет извлечь его из земли, не повредив костей. Рядом с ним лежал другой, меньший, предварительно определенный как скелет девочки семи лет, так как лобная кость ее черепа истлела не полностью. Кости их рук были переплетены, как будто они обнимали друг друга в момент кончины.

Останки мальчика лишь наполовину скрывала земля, череп был хорошо виден, нижняя челюсть лежала отдельно в стороне. Обнаружилась небольшая дырочка там, где встречаются затылочная и теменная кости, но не было выходного отверстия на передней стороне головы, хотя некоторые небольшие фрагменты над правой глазной впадиной оказались сдвинутыми со своего места, задетые пулей.

Надпись на деревяшке, вырезанная детской рукой, гласила:

Джеймс Джессоп — грешник.

Поиски святилища

Отрывок из диссертации

Грэйс Пелтье

Не ясно, когда начали появляться первые признаки разделения внутри коммуны.

Каждый день община просыпалась и молилась на рассвете, затем работала на ферме и в домах, часть из которых была построена из досок от почтовых ящиков торговой фирмы «Ребук», основанной в 1930 году. Контроль Фолкнера над финансами и продуктами был неограниченным, поскольку проповедник верил в преимущества поста. Молитвы читались четыре раза в день, два раза Фолкнер читал проповедь — одну за завтраком и вторую после вечерней трапезы.

Детали каждодневной жизни Арустукских баптистов известны из сообщений местных жителей, которые изредка встречались с представителями общины, да из немногочисленных писем, посланных Элизабет Джессоп, женой Фрэнка Джессопа, ее сестре Лене в Портленд. Вся переписка шла втайне от общины. Элизабет договорилась с владельцем земли за небольшую плату, что по вторникам он будет проверять дупло в дубе на границе общинной земли и гарантирует отправку всей почты, которую там найдет. Он также согласился получать и доставлять любые письма и посылки, которые будут приходить в ответ.

В первых письмах Элизабет описала картину суровой, но радостной жизни, передав свое отношение к Арустукским баптистам как к пионерам, создающим новый мир там, где когда-то была дикая природа. Дома, хотя и непрочные, продуваемые ветром, были построены быстро, и семьи привезли некоторые предметы обстановки с собой в трейлерах. Они держали свиней и кур, у них было пять коров, одна из которых с теленком. Они сажали картофель — этот район Арустука был лучшим для его выращивания, — брокколи и бобы, собирали урожай яблок с деревьев, растущих на их земле. Они делали компостные ямы для удобрения, используя гниющую рыбу, листья и прочий перегной.

Первые признаки напряженности появились в июле, когда стало очевидным, что Фолкнеры и их дети держатся особняком от всех остальных семей. Фолкнер получал большую долю продуктов как руководитель общины, и он запретил пользоваться какими-либо денежными фондами из тех, которые семьи привезли с собой, — как минимум 20 000 долларов. Даже когда Лори Пирсон, дочь Билли и Олив Пирсон, серьезно заболела гриппом, Фолкнер настаивал на том, чтобы она лечилась, не покидая общины. Обязанности врача были возложены на Кэтрин Корниш, у которой был некоторый опыт в медицине. Согласно письму Элизабет, Лори с трудом выжила.

Озлобленность по отношению к Фолкнерам усилилась. Их дети, которых, по настоянию преподобного, следовало называть только Адамом и Евой, подавляли младших членов коммуны. Элизабет глухо упоминает об отдельных актах жестокого насилия, совершенных как над животными, так и над детьми двумя отпрысками Фолкнеров. Очевидно, что эти сообщения заставили ее сестру всерьез забеспокоиться. В письме от 7 августа 1963 года Элизабет пытается успокоить Лену, возражая, что их трудности не имеют ничего общего с муками, которые терзали первых поселенцев в Америке, сошедших с борта «Мейфлауэр», или те отважные души, которые отправились на Запад навстречу неприветливому и жестокому миру индейцев. «Мы веруем в Бога — нашего Спасителя и в преподобного Фолкнера, он — наш светоч веры».

Но в письме также есть и первое упоминание о Лайале Келлоге, в которого, по-видимому Элизабет безумно влюбилась. Казалось, во взаимоотношениях между Фрэнком Джессопом и его женой практически отсутствовал секс, хотя было ли это результатом семейных раздоров или физической немощи, неизвестно. В действительности отношения между Лайалом и Элизабет, возможно, начались как раз тогда, когда она отправляла письмо в августе, и достаточно заметно продвинулись к ноябрю, потому что Элизабет описывает его своей сестре как «чудесного человека».

С моей точки зрения, и сами эти отношения, и то, что о них стало известно, в немалой степени следствие разобщенности внутри общины. Из писем Элизабет Джессоп можно понять, что Луиза Фолкнер играла главную роль в этом разобщении, роль, которая, казалось, поразила Элизабет и, возможно, в конце концов привела Луизу к мучительному конфликту с собственным мужем.

Глава 15

Пассажирский лифт на станции метро «190-я улица» украшали фотографии котят и щенков. Внутри были два деревца в горшках и свисающий с потолка звездно-полосатый флаг; небольшой стереопроигрыватель играл тихую расслабляющую музыку. Оператор Энтони Вашингтон, создавший столь неожиданную обстановку в лифте, сидел за небольшим столиком на удобном стуле и приветствовал многих пассажиров по именам. Министерство транспорта однажды попыталось заставить Энтони очистить стены лифта от этих украшений, но кампания, развернутая в прессе и обществе, заставила чиновников уступить. Краска, капающая с потолка на станции метро, воняла мочой, а между рельсами протекал ручеек грязной воды. Учитывая все это, те, кому приходилось пользоваться метро, были очень благодарны Энтони и уверены, что даже эти мерзкие чинуши из министерства тоже должны испытывать благодарность к таким, как он.

Была только четверть десятого, когда лифт Энтони Вашингтона спустился, и я оказался перед входом в Форт-Трийон-парк. Погода испортилась. Гроза разразилась на рассвете, и с того времени шел дождь. Вот уже целых четыре часа теплый сильный ливень поливал город, заставляя зонтики вырастать, как грибы, повсюду.

На остановке не было автобуса, который отвез бы посетителей в Монастыри, но, собственно говоря, кроме меня никто и не стремился отправиться в том же направлении. Я запахнул пиджак и пошел по Маргарет Корбин-драйв. Группа рабочих столпилась, прижавшись, друг к другу, под козырьком небольшого кафе, пытаясь укрыться от дождя и выпить чашечку кофе. За ними неясно маячили вдали руины форта Трийон, который выстоял против нашествия войск из Гессена во время Войны за независимость. Маргарет Корбин — первая американка, выступившая на стороне солдат в битве за свободу. Любопытно, была бы Маргарет достаточно жесткой, чтобы выстоять против войск наркоманов и грабителей, которые теперь оккупировали место ее триумфа. Пожалуй, да.

Буквально через минуту махина Монастырей выросла прямо передо мной, береговая линия острова Нью-Джерси осталась слева от меня вместе с потоком машин, устремляющимся на мост Джорджа Вашингтона. Джон Рокфеллер-младший подарил эту землю городу и оставил верх холма для создания музея средневекового искусства, который в 1938 году здесь и открылся. Земельные наделы пяти монастырей были объединены в одно современное строение, само по себе представляющее что-то наподобие средневековых строений в Европе. Отец впервые привез меня сюда еще ребенком, и это место до сих пор приводит меня в восторг. Окруженный его высокой центральной башней и зубчатыми стенами, арками и колоннами, человек вскоре начинает чувствовать себя странствующим рыцарем, если забыть о том, что вы смотрите на деревья в районе Нью-Джерси, населенном богачами, где только девица с психическим расстройством может стать жертвой ограбления или матерью-одиночкой.