Эффект проникновения - Андрей Быстров

Закрыв лицо руками, он со стоном помотал головой, точно пытаясь прогнать наваждение. Нет, все, что с ним происходит, действительно розыгрыш, спектакль, и ничем иным быть просто не может. Пусть пока нельзя определить, кто его устраивает и с какой целью, но это единственное объяснение. Что там намекал этот Зеленцов насчет трех лет? Хотел убедить Сретенского, что сейчас девяносто восьмой год? Чепуха. Даже если они с Кудрявцевой переместились не только в пространстве, но и во времени, при чем тут какая-то бомбардировка Лондона в шестьдесят втором?!

Андрей Иванович поймал себя на том, что вновь тщится обнаружить обрывки логики в окружающем абсурде. Так недолго и в самом деле свихнуться… И не такой ли была судьба того несчастного, что пел о припадках удушья за стеной карцера? Надо выбираться отсюда. Интересно, возможно ли это? Конечно, нет, если он в настоящей тюрьме. Ну а если все это некая декорация и режиссеры спектакля ждут, как поведет себя подопытный?

Поднявшись, Сретенский осмотрел стул. Он был грубовато свинчен из тяжелых стальных трубок. Там, где задняя ножка крепилась к сиденью, болты держались не слишком прочно. Сретенский без особых усилий отвинтил их и снял ножку. Теперь у него появилось оружие – обрезок металлической трубы весом, наверное, в добрых полкило. Он спрятал трубу под шершавое одеяло на топчане, а стул без ножки прислонил к стене у стола.

Дверь камеры отворилась, и вошел тюремшик (или как их там полагалось называть). Сретенский узнал парня – один из тех, со станции. В левой руке он держал нечто вроде котелка, из которого торчала ложка, в правой – связку ключей. Что ж, вздохнул Сретенский. Если начинать, то сейчас.

Вошедший молча повернулся к столу, поставил котелок. Сретенский мгновенно выхватил обрезок трубы и ударил парня по шее. Собственно, он метил в голову, но так как впервые в жизни прибегал к подобному способу обращения с людьми, в последний момент сработали какие-то подсознательные охранительные инстинкты и отклонили руку. Тем не менее удар получился сильным, и парень без звука повалился на стол, а потом сполз на пол. Андрей Иванович поздравил себя с первым успехом, с трудом подавив чувство стыда от совершенного поступка. Предаваться рефлексии было некогда, и он расстегнул кобуру на поясе парня, достал пистолет. Сретенский не разбирался в оружии и едва ли догадался бы переключить флажок предохранителя, но пистолет придал ему уверенности. Зато в медицине он разбирался. Перевернув упавшего, он быстро убедился, что ничего страшного с тем не случилось и он вот-вот очнется. Когда это произошло, Сретенский сунул в лицо парня ствол пистолета.

– Где девушка? – требовательно спросил он.

– Какая еще девушка? Убери пушку, болван…

– Мне терять нечего, – напомнил Сретенский, изо всех сил стараясь походить на плохого персонажа из криминального фильма. – Та девушка, с которой нас взяли на станции.

Подействовал ли довод о том, что Сретенскому (матерому шпиону?) нечего терять или была другая причина, но парень неожиданно стал сговорчивым.

– Она в четыреста двадцатой…

– Молодец. Теперь рассказывай мне, как туда добраться, и одновременно снимай одежду.

Андрей Иванович отодвинулся подальше, держа парня под прицелом.

Это происходило на четвертом этаже, а на пятом возле телевизионного монитора в удобных креслах сидели двое – мужчина и женщина. Мужчине было лет шестьдесят, его серые, слегка навыкате глаза под набрякшими веками не выражали никаких особенных эмоций. Женщина выглядела немногим моложе – хотя ей недавно исполнилось сорок три года, ее лицо старили следы далеко не благородных страстей. Она была одета в какой-то неуместный легкомысленный, почти вульгарный костюмчик.

– Может быть, мы совершаем ошибку, – произнесла она с хрипотцой.

– Чушь, – лениво отозвался мужчина. – Под нашим присмотром они не наломают дров. А если кое-каких и наломают, тем веселее…

– Какой смысл? – Раздраженно передернув плечами, женщина затянулась сигаретой и отхлебнула из высокого бокала. – С нашей концепцией они могли превосходно ознакомиться и в тюрьме.

– Когда человек сидит в тюрьме, – наставительно сказал мужчина, – он главным образом думает если не о том, как сбежать, то и не о преимуществах наших концепций… Я предпочитаю, чтобы они увидели все своими глазами.

Он покосился на монитор, где Сретенский как раз натягивал форму поверх комбинезона.

– Помнишь Гречнева? – Женщина погасила сигарету и зажгла новую. – Он тоже увидел все своими глазами, а чем это кончилось? Пришлось его пристрелить.

– Некорректное сравнение, – возразил мужчина, не отрывая глаз от экрана. – Этот Сретенский мне нравится. Активная личность… Он быстро смекнет, что к чему. Надеюсь, и его подруга не подкачает. Мы их сюда не звали, и я не так уж ими дорожу, но с этими ребятами имеет смысл работать. А уж методы работы позволь выбирать мне, ладно?

Последняя фраза прозвучала мягко, но исчерпывающе. Глаза женщины зло блеснули, а мужчина коснулся кнопки на пульте и сказал в микрофон:

– Третий, здесь Аккорд.

– Аккорд, здесь Третий, – донеслось из динамика. – Что у вас?

– Все в порядке. Идея с ножкой стула сработала отлично, он купился. Мы наблюдаем за ним.

– А где он сейчас?

– В камере, переодевается… Проследите там, чтобы им не очень мешали… Но и не слишком облегчайте задачу. Хвост потом особо не скрывайте, в наш опыт входит оценка реакций.

– Есть, понял.

– Отбой.

3

Ночь взорвалась золотым пламенем. Словно из-под земли к небесам взметнулись огненные гейзеры, и эти пылающие снопы на глазах становились все тоньше и меняли цвет от золотого к малиновому. Меньше чем через минуту они стали колеблющимися, непрерывными, замороженными молниями, а чернота за ними перестала быть обыкновенной ночью и превратилась в холодный влекущий круговорот вселенской тьмы. Там, в этой тьме, не было звезд: казалось, их не могло быть, ибо мрак за линией малиновых молний представлял собой границу Неизвестного по ту сторону всех мыслимых измерений.

Но превращения еще не завершились. В воздухе, насыщенном усилившимся гудением, слабо запахло озоном, и огненные смерчи сомкнулись наверху с сухим треском. Пространство внутри возникшего круга накрыл купол призрачного голубого света, и по нему сверху вниз струились потоки бесчисленных фиолетовых искр. Синеватый туман под куполом медленно рассеивался, и вскоре можно было различить участок проселочной дороги, где на обочине стояла машина с потушенными фарами, похожая на джип. Впрочем, ТАМ (где бы это ни было) фары не требовались: и дорогу, и машину, и окружающий ярко-зеленый кустарник озарял какой-то внутренний свет, исходивший не от купола и не от фиолетовых искр. Этот свет напоминай естественный, солнечный. ЗДЕСЬ царила ночь, а там, внутри, – день.

Видимый диаметр ограниченного куполом круга составлял около ста метров, такой же была и высота купола, и расстояние, отделяющее его от Мальцева и Зорина. Искры бесконечно падали, падали, падали вниз по дуге…

– Что это? – прошептал потрясенный Мальцев.

– Дверь, – тихо ответил Зорин. – Я только что открыл ее для вас. Вот этим Ключом, который держу в руке…

Олег машинально взглянул на прямоугольную пластину в ладони Зорина и вновь повернулся к голубому куполу.

– Изумительное зрелище, правда? – мечтательно произнес Зорин. – Я видел это много раз и никак не могу привыкнуть.

– Господи, – пробормотал Олег. – Но, Владимир Сергеевич… Что же это все-таки ТАКОЕ?

Холодный голубой отсвет на лицах Зорина и Мальцева делал их похожими на привидения… Но им было не до сравнений, а увидеть их никто не мог.

– Скоро узнаете, – сказал Зорин. – Для того я и привез вас сюда. Идите… Эта машина ждет вас.

– Идти? А… вы?

– Мне нужно вернуться в Москву. Идите смело, ничего не бойтесь. О вас знают… Вас встретят.

Мальцев сделал неуверенный шаг к остановке. Ему вдруг смертельно захотелось оказаться дома, завалиться на диван с философским томиком в руках, включить музыку… Терри Холла или вариации Паганини… И ничего больше не слышать ни о каких Ключах и Дверях, кроме дверей собственной квартиры.

– Идите, – повторил Зорин. – На вас тратят время очень занятые люди.

В этот миг последние сомнения и колебания Мальцева остались позади… Да он и не колебался всерьез, просто поддался вполне естественной тяге. Ненадолго… Напоследок.

Не оглядываясь, он решительно зашагал к светящемуся куполу. Вблизи резкая граница тьмы утратила очертания, и Мальцев не уловил момента, когда очутился под дождем сыплющихся искр. Впоследствии он с трудом мог вспомнить, что именно испытал тогда, проходя через Дверь. Пожалуй, легкое электрическое покалывание, как под воздействием слабого тока… И все, а потом он уже обнаружил себя идущим по дороге к джипу.