Виртуальный свет - Уильям Гибсон

– Аркадий…

Ну вот, еще один явился. Старый знакомый. Теперь из-под его дурацкой шляпы торчал короткий тупой рог – объектив прибора ночного видения. В правой руке – какая-то круглая штука – аэрозольный, что ли, баллончик? Он махнул баллончиком в направлении лестницы и сказал что-то на непонятном языке. По-русски?

– Нельзя поливать перцем в закрытом помещении, – заметил тот, американец. – Люди ж до смерти с носоглоткой будут мучиться.

– Ты водила, да? – спросил Барабанная Рожа.

И тут же махнул своему напарничку левой, свободной, рукой, чтобы тот спрятал баллончик, или что уж там у него было.

– Мы пили кофе, а вы – чай. Шитов, так, что ли?

Не хочет, чтобы я знала его фамилию, подумала Шеветта, поймав на себе опасливый взгляд Барабанной Рожи. Да не боись ты, бандюга, ничего я не расслышала, мне и вообще показалось, что этот парень сказал: «Шит-офф», а ведь такой фамилии просто не может быть.

– Зачем ты ее утащил? – спросил Барабанная Рожа, Шит-офф.

– А если б она смылась в темноте? Я что, знал, что у этого, твоего напарничка, есть ночные очки? Кроме того, Уорбэйби меня за ней и послал. А вот вас тут вроде и не должно было быть, во всяком случае, я так понял.

– Отпусти! – заорала Шеветта.

Тот, в шляпе, грубо заломил ей руку. И когда это только успел он зайти сзади?

– Не бойся, – сказал американец. – Эти ребята из полиции. СФДП, отдел расследования убийств.

Успокоил, называется.

– Ну ты и мудила, – присвистнул Шит-офф.

– Копы? – переспросила Шеветта.

– Ну да.

Шит-офф громко, со злостью сплюнул.

– Пошли, Аркадий. Пока эти говнюки из подвала…

Шляпник снял прибор ночного видения и теперь нервно переминался с ноги на ногу, почти приплясывал – точь-в-точь как перед запертой кабинкой туалета.

– Подождите, – сказала Шеветта. – Сэмми убили. Вы же копы, вы должны что-то сделать. Он убил Сэмми Сэла.

– Какой еще Сэмми? – заинтересовался тот, с оторванным рукавом.

– Мы с ним работаем! В «Объединенной»! Сэмми Дюпре. Сэмми. Он его застрелил!

– Кто застрелил?

– Рай-делл. Заткни хле-ба-ло.

– Она говорит нам, что обладает-информацией-связанной-с-возможным-убийством, и ты говоришь мне: «Заткни хлебало»?

– Да. Я говорю тебе: заткни на хрен свое долбаное хлебало. Уорбэйби. Он все объяснит.

Они пошли в сторону Сан-Франциско, и Шеветта пошла тоже – а как тут не пойдешь, если руку тебе заломили.

23. Была не была

Шитов чуть не силком заставил Райделла пристегнуться к Шеветте Вашингтон наручниками и наручники дал свои, «береттовские», точно такие же, как у ноксвиллской полиции. Сказал, это чтобы у них с Орловским руки были свободные, на случай если местные заметят, что девушку арестовали, и захотят ее отбить.

Арестовали? А где же тогда «миранда»?[22] Да девице и не сказали даже, что вот, значит, ты теперь под арестом. Райделл твердо решил, что так прямо на суде и выложит, что не слышал никакой «миранды», хотя все время находился рядом, и давись они конем. Не было еще заботы – лжесвидетельствовать ради каких-то там раздолбаев. В Академии каждый, считай, день капали курсантам на мозги, что на полицейских ложится колоссальная ответственность и как они должны себя вести, так вот эти, прости Господи, крутые ковбои – хрестоматийный пример, как не нужно себя вести.

А с другой стороны, именно ведь такими и представляют себе люди копов, именно такого поведения и ожидают от них, сознательно или бессознательно, и все это связано с мифологией – так объяснял один шибко умный лектор. Мифология, она страшная сила, взять, например, синдром преподобного Малкахи. Это когда кто-нибудь держит заложников в запертом помещении и копы решают, что же им такое делать. И все они видели этот фильм про патера Малкахи и начинают действовать соответственно. Ясно, говорят, понятно, нужно привести сюда священника. Нужно привести родителей этого парня. А я пойду туда без оружия и постараюсь его уговорить. Слово за слово, а потом какой-нибудь герой и вправду кладет ствол на землю и идет этого психа уговаривать, со всеми вытекающими последствиями. И все по одной-единственной причине – он забыл, что жизнь не похожа на кино, совсем не похожа. Но это – редкий случай, чаще бывает наоборот, живой коп начинает подражать крутым телевизионным копам, проходит какое-то время, и ему не нужно даже подражать, он и вправду становится таким вот ковбоем. Несмотря на все, чему его учили, несмотря на все предупреждения. А иностранцы, вроде тех же Шитова и Орловского, на них эта телевизионная хрень действует еще сильнее. Да хоть на одежду взглянуть – сразу видно, с кого они узоры пишут.

Добраться бы до душа. До горячего душа, чтобы почти как кипяток. И терпеть, пока хватит сил – или пока вода в кране не кончится. Вытереться, надеть новые, совершенно сухие шмотки и сесть по-человечески, в своей комнате, в свое кресло. Уорбэйби наверняка заказал уже новому сотруднику номер в какой-нибудь гостинице, или сам заказал, или Фредди своему поручил. Позвонить, чтобы прислали пару клубных сэндвичей и пяток этих длинных бутылок мексиканского пива, в Лос-Анджелесе оно везде есть, так и здесь, наверное, тоже. В ведерке со льдом. Посмотреть телевизор. Включить, скажем, а там как раз «Влипших копов» показывают. Позвонить Саблетту, почесать языком, рассказать ему, какой тут бардак в этой ихней Северной Калифорнии. Саблетт не переносит яркого света и старается работать ночью, так что одно из двух – либо он сейчас в патруле, либо смотрит свои старые фильмы…

– Смотри, куда идешь!

Рывок за наручники чуть не опрокинул его на мостовую.

– А? – пришел в себя Райделл. Они с Шеветтой огибали вертикальный стояк с разных сторон. – Прости.

Шеветта хмуро промолчала. И все-таки – ну никак не смотрелась она на девицу, способную полоснуть мужика по горлу и вытащить его язык наружу сквозь не предусмотренное анатомией отверстие. Правда, вот нож… А что, собственно, нож? Ведь нельзя же каждого, у кого в кармане нож, так вот сразу считать за убийцу. Кроме ножа Шитов вытряс из нее карманный телефон и эти долбаные очки, из-за которых весь переполох. Точно такие же, как у великого сыщика, и футляр такой же. Теперь очки у него, во внутреннем кармане брони; увидев их, русские прямо кипятком в потолок от радости.

И даже боялась она не так – душные волны страха, исходящие от пойманного преступника, не перепутаешь ни с чем, для этого и опыта никакого не надо. А тут скорее ужас затравленной жертвы – и это при том, что она с ходу призналась Шитову, что да, украла я эти очки. Прошлым вечером в гостинице этой самой, в «Морриси», во время пьянки. И никто ведь из русских ковбоев и слова не сказал про убийство, и вообще про мужика этого зарезанного, Бликс он там или как. Подумать если, так они и ни в чем ее не обвиняли, ни в убийстве, ни в воровстве даже, – вообще ни в чем. А она говорила, что кто-то там убил какого-то Сэмми. Может, Сэмми – это и есть тот немец, зарезанный? А русские, словно не слышали, и сами ничего не ответили, и Райделлу рот заткнули, и она теперь тоже молчит, ну разве что огрызнется иногда, прикрикнет, когда он начинает засыпать на ходу.

Дождь закончился, ветер стих, но большого оживления на мосту не наблюдалось – да и то сказать, странно бы было, если бы сейчас, в невесть какой час ночи, все повыскакивали наружу и начали устранять причиненный непогодой ущерб. Однако кое-где зажегся свет, какие-то люди сгребали с мостовой воду и мусор. И пьяные – уж без них-то, конечно, никак. Круто уторчавшийся на «плясуне» мужик – во всяком случае, он непрерывно разговаривал сам с собой, молотил языком со скоростью тыща слов в минуту – пристроился в хвост процессии и так и плелся следом, пока Шитов не развернулся и не прошипел, что, мол, уторчался, мудила, так и уматывай на хрен в Окленд, а то искрошу тебя к такой-то матери в капусту, и все это со стволом в руках. Мужик вылупил глаза и послушно, без спору, повернул назад, да и кто бы на его месте спорил, а Шитов оглушительно заржал.

Участок моста, где час назад (или два? сколько же времени прошло?) стояла в нерешительности Шеветта Вашингтон, был освещен несколькими фонарями. Райделл споткнулся о какую-то доску, взглянул вниз и только теперь заметил на ногах девушки черные десантные ботинки, один к одному, как его собственные. И тоже, небось, с кевларовыми стельками.

– Классная обувка, – уважительно прокомментировал он и тут же смутился. Шеветта взглянула на него, как на психа. На ее щеках блестели слезы.

– Заткнись, мудила! – рявкнул шагавший рядом Шитов; ствол пистолета болезненно ткнул Райделла в ямку между челюстной костью и правым ухом. – И чтобы больше ни слова!

Райделл скосился на русского придурка, подождал, пока рука с пистолетом уберется, и только тогда кивнул:

– О'кей.

Весь дальнейший путь прошел в полном молчании. Райделл украдкой поглядывал на Шитова и решал в уме сложную задачу: когда начистить морду этому сучьему потроху – сразу, как расстегнут наручники, или чуть погодя?