Неотмазанные. Они умирали первыми - Сергей Аксу

А вот со второй бутылкой вышла неувязочка, как говорится, факир был пьян, фокус не удался. При ударе она разлетелась вдребезги. И Лехина рука плотненько впечаталась в донышко. Естественно кровища! Девчонки в шоке! Кто-то даже в обморок упал. Тут-то и пришла ему на помощь маленькая добрая фея, в образе девушки Насти. Через месяц они поженились…

— Эх, Леха! Леха..!

Хмурый Сафронов, стоя у крыльца, комкал в сильных руках ушанку, его русые редкие волосы безжалостно трепал холодный ветер.

— Но ничего, завтра мы им дадим просраться. Они надолго запомнят и Леху, и Крестовского, и других ребят…

Некоторое время спустя к школе стали подтягиваться остальные группы «чистильщиков» . Подрулил уляпанный грязью «Урал» . Погрузили Дудакова, шахидов и раненого трясущегося Димку. Из-под набухшего кровью бинта виновато глядели его большие серые глаза, подернутые стеклом слез. Для него война закончилась.

Глава восемнадцатая

Чуть свет, а Кныш, как всегда, уже на ногах; когда он высыпался, для всех оставалось загадкой. Война, постоянное ощущение опасности, приучили разведчика не расслабляться, а всегда быть начеку. Сержант даже во сне фиксировал любые посторонние шорохи и звуки вокруг. Иногда средь ночи он вдруг вставал и уходил проверять «секреты» .

— Если, не дай бог, какой-нибудь приблудный таракан ночью в подъезде проползет, я тут же руку мигом под подушку, где маузер лежит, — любил он шутить.

В школе Володька Кныш учился кое-как, шаляй-валяй. Двоек пруд пруди. Уроки делал из-под палки. Лоботряс был отпетый. Вихрем носился по двору, лазил по подвалам, по чердакам. Рос отчаянным малым. Настоящий сорвиголова. Не одна драка, как правило, без него не обходилась. Родителей постоянно таскали в школу на педсовет. Широкий папашкин офицерский ремень гулял по его заднице и вдоль, и поперек с регулярностью городского транспорта, выписывая на «батонах» замысловатые узоры. Как-то его на три дня исключили из школы, когда зимой, поспорив с одноклассниками, открыл окно в классе и смело сиганул со второго этажа в сугроб. Вечно попадал со своим закадычным дружком Санькой Савельевым во всякие неприятные истории и передряги.

Санек был смуглым невысоким шустрым малым, физиономией смахивающий чем-то на Челентано. У него была коронная привычка: при встрече бить поддых. Это считалось у дворовой шпаны высшим шиком. Именно с этого и началось знакомство Кныша с дворовым вожачком. Тот был на три года старше. Весь живот у Саньки был исполосован шрамами, как физиономия Отто Скорцени. То он с крыши сарая свалился; отбил селезенку. То у него заворот кишок приключился, то аппендицит. А последний шов ему наложили на голову. В домах были люки, через которые в подвал сваливали дрова. Вот через них пацаны, играя, съезжали как с горки. Савельев во время игры, пытаясь уйти от погони, лихо нырнул в люк, и съехал вниз, при этом зацепился головой за проволочный крюк, который торчал сверху. Игра закончилась большущим швом на Санькиной голове. Вычитав что-нибудь или посмотрев какой-либо фильм, Санька пытался увиденное тут же воплотить в жизнь. Таскал из леса в мешке гадюк и выпускал в песочнице и демонстрировал пацанам свое искусство: с помощью палки с рогулькой на конце отлавливал их и запихивал обратно в мешок.

С наступлением весны начиналось повальное увлечение походами в лес. Набирали с собой продуктов и отправлялись на лесную речку Байкал, где представляли себя тарзанами, индейцами или ковбоями. Жгли костер, пекли картошку, стреляли из поджигов. Однажды пистолет разорвало, Саньку чуть не оторвало большой палец на руке. Не было ни одного пацана во дворе, кто бы не имел финки или поджига. Устраивали состязания по метанию ножей или по стрельбе из луков. Что говорить о дымовухах? Бросали дымовуху на пол, давили ногой и сматывались из подъезда подальше. Вонища и дымища от дымовух была страшная. Кныш и Санька были парой, не разлей вода, пока Савельев с родителями не уехал в Саратов.

Отец умер от инсульта, когда Володьке было четырнадцать лет. Ну, а мать и сестра не могли с ним сладить. Одно слово: переходный возраст. Не было на него никакой управы. Потом в дурную компанию попал. Соседка, тетя Даша, неоднократно говорила, что по нему тюрьма плачет. Начались пьянки, гулянки, девчонки легкого поведения. Учеба, конечно, по боку. Бросил школу, устроился учеником токаря на завод. Кое-как с грехом пополам окончил вечернюю школу. А тут повестка в армию. Маманя, наверное, перекрестилась, когда непутевого отпрыска наконец-то спровадила на государеву службу.

Забрили в Красную армию через неделю после дня рождения. Определили во внутренние войска. Больше всего боялся, что забросят куда-нибудь в тьму-таракань, «зэков» охранять. Повезло. Попал в бригаду оперативного назначения. Первый год был самым трудным. За неуживчивый шибутной характер «губа» частенько плакала по нему. Гоняли солдат немилосердно, усиленно натаскивали для «горячих точек» . Потом пообтесался, обвыкся. Стрелял он отменно, чем и сразил своих командиров.

— Ну, ты, и стреляешь! Прям Соколиный Глаз из «Последнего из могикан» , — восхищался пораженный, командир разведроты, капитан Шилов, глядя как он, чуть наклонившись вперед, короткими очередями из положения стоя кладет одну мишень за другой.

— Так я же с раннего детства с оружием дело имею, — улыбнулся в ответ Володька, сверкая шкодливыми глазами. — Отец у меня военным был. Помоталась наша семья по гарнизонам. Куда только судьба не забрасывала моего батяню. Первый раз я стрельнул в пять лет на стрельбище из «мелкашки» , а потом стрелял из всего подряд, да еще батя часто брал меня с собой на охоту. Потом даже одно время увлекался стрельбой по тарелочкам. Был в военном городке майор Тараскин, папашкин друг, заядлый охотник, мастер спорта по стрельбе. Вот он меня здорово натаскал в свое время.

После года службы послали в командировку в Грозный. Разрушенный город произвел на него неизгладимое удручающее впечатление, да и на остальных солдат и офицеров тоже. Руины. Трупы. Изуродованные пацаны с отрубленными пальцами. Постриженные осколками и пулями расщепленные обугленные деревья…

Там он часто вспоминал мать, отца, сестру, детство. Уединившись где-нибудь в кунге, перечитывал помногу раз затертые до дыр письма из дома. Армия и война многое изменили в его взглядах, характере, судьбе. Он стал совершенно другим человеком. Особенно, после того, как роковая пуля, прилетевшая со стороны площади «Минутка» , оборвала жизнь его земляка, Сашки Шоворгина, которого он вытаскивал на себе из-под шквального огня. От этого шока он так и не оправился и по сей день. До сих пор он спиной чувствует резкий толчок от пули, которая угодила в Санька, до сих пор слышит предсмертный вскрик погибшего друга. Под Дуба-Юртом, где их рота попала в переплет, он из гранатомета прямым попаданием уничтожил пикап с закрепленным на кузове пулеметом ДШКМом, из которого дудаевцы буквально кинжальным огнем прижали бойцов его роты к сырой земле, выкашивая все живое вокруг. За этот бой Володька был представлен к Ордену Мужества. Потом через несколько месяцев опять Грозный. Подрыв машины командущего группировкой, генерала Романова. Уличные бои с дудаевцами. К праотцам отправил матерого чеченского снайпера, который по ночам выходил на охоту, на счету которого была не одна загубленная жизнь наших солдат. Долго он выслеживал этого гада. Только на третьи сутки упорного ожидания в кромешной темноте Володька засек в оконном проеме одного из разрушенных домов зеленый огонек от ночного прицела, который упал на лицо «духа» . Остальное было делом техники: молниеносный выстрел и душа отлетела к аллаху. После командировки приближался долгожданный дембель.

Но подумал, кому он нужен на «гражданке» , никто не ждет его кроме матери и сестры, специальности гражданской нет, снова пьянка да гулянки со шпанистыми приятелями. Так и до тюрьмы не далеко. Предложили подписать контракт, решил остаться в части. Втянулся, служба нравилась. Заработал «краповый берет» , чем очень гордился. Измотанный, со сломанным носом, с распухшей как вареник губой после поединка со свежими меняющимися противниками, но счастливый до слез. Дали новобранцев, весенний призыв, маменькиных сынков. Гонял до седьмого пота, как говорится, лепил из них настоящих бойцов. Каждую неделю маршброски с полной выкладкой.

— Вы мужики или мешки с дерьмом? — орал он и увесистыми пинками гнал молодняк в противогазах вперед, не давая никакой поблажки, как когда-то натаскивал его самого старший прапорщик Сидоренко. Потом было еще несколько командировок в Дагестан на границу с Чечней, и так до августа, пока Басаев со своей волчьей стаей в наглую не полез на территорию России…

Глава девятнадцатая

Проверив посты и убедившись, что все в порядке, сержант Кныш вернулся в палатку.