Жена палача (СИ) - Лакомка Ната

- Почему вы здесь, Виоль? Идите спать, - он на ходу вытирал полотенцем мокрые волосы. Рубашка была расстегнута на груди, и влажно прилипала к телу. От него веяло свежестью, пахло лавандовым мылом, а лицо было необыкновенно приветливым.

Именно это придало мне смелости, я шагнула мужу навстречу и сказала:

- Просто хотела еще раз пожелать вам доброй ночи, Рейнар. И… может, вы меня поцелуете?

Последние слова вырвались у меня словно помимо воли, но они были сказаны – и услышаны.

Рейнар как-то странно взглянул на меня и тут же отвел глаза, сделал шаг по направлению ко мне и тут же остановился.

- Что ж, можете и не целовать, - сказала я медленно, внимательно наблюдая за ним. – Если вам это неприятно.

- Неприятно? Виоль, о чем вы? – пробормотал он хрипло и кашлянул, возвращая звучность голосу.

- Тогда всё замечательно, - сказала я и сама шагнула к нему.

Теперь мы стояли совсем рядом, и я погладила мужа по плечу – немного смущенно, осторожно, и приподняла подбородок, подставляя губы для поцелуя.

Рейнар наклонился ко мне, и совсем близко я увидела его глаза – темные, словно подернутые дымкой. Он вздохнул быстро и судорожно, как будто делал глубокий вдох перед тем, как нырнуть в реку, а потом приник к моим губам в поцелуе. Настоящем!..

Сначала все начиналось так же, как ночью в майском лесу – наши губы соприкоснулись нежно, легко, но уже в следующую секунду муж одной рукой обнял меня за талию, крепко прижав к себе, а другую руку положил мне на затылок. И поцелуй перестал быть нежным – губы Рейнара терзали меня жарко, жадно… Он припал ко мне, как будто его мучила жажда, а я была тем самым источником, который мог утолить его жажду…

Да, это был настоящий поцелуй! Не прикосновение майского ветерка, а настоящая буря!.. 

Именно о такой буре я мечтала, когда стояла рядом с Рейнаром во время помолвки… И когда он приподнял мою фату во время венчания…

Но тогда это было невозможно, неприлично, слишком вызывающе – ведь на нас смотрело полгорода. Зато теперь мы были совершенно одни, и не надо было думать о приличиях, не надо было думать о ком-то, кроме нас…

Поцелуй распалял всё сильнее, заставлял забыть обо всем, кроме огненного наслаждения, охватившего все тело. Я привстала на цыпочки, чтобы быть ближе к Рейнару, и так же, как он, положила руку ему на затылок, зарывшись пальцами в непокорные пряди…

Всё закончилось стремительно, как и началось. Рейнар отстранился, удержав меня за плечи, когда я хотела опять приникнуть к нему.

- Не будем сходить с ума, Виоль, - произнес он тихо.

- Разве это называется сходить с ума? – ответила я так же тихо. – Мы ведь женаты…

- Идите спать, дорогая жена, - сказал он и улыбнулся, но улыбка получилась натянутой, да и сам он смотрел в сторону, словно что-то скрывал. – Я и правда очень устал. Пожалейте своего мужа.

Он взглянул на меня быстро, исподлобья, и я вздрогнула, будто меня пронзило молнией от макушки до пяток. В его глазах не было усталости. Они пылали, горели – дико, страстно, исступленно.

- Рейнар… - произнесла я и потянулась к нему, захваченная этим пламенем, который он зачем-то пытался от меня скрыть.

- Доброй ночи, - почти выкрикнул он и скрылся в комнате, где хранил травы.

Я осталась в коридоре одна и сначала хотела бежать за ним, стучать в дверь, требуя объяснений, но сделала пару шагов и опомнилась.

Виоль, не следует надоедать мужчине, если он уже дважды дал тебе понять, что хочет остаться один.

Но разве мои желания ничего не значат?..

От этой мысли мне стало стыдно, и я прижала ладони к вспыхнувшим щекам. Ты совсем забыла о чести и гордости, Виоль. Разве женщине пристало требовать любви от мужчины? Какое бесстыдство!.. Женщина не должна и думать о таких вещах…

Вернувшись в свою спальню, я легла в холодную постель и долго не могла уснуть, хотя до этого умудрилась задремать в кресле.

Поведение Рейнара было странным. Почему он уже вторую ночь спит один? Хочет, чтобы я привыкла к нему? Или в самом деле настолько устал? А может… у него никогда не было женщины, и он знает о том, что нужно делать в первую брачную ночь еще меньше, чем я?..

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Я ворочалась с боку на бок, не зная, что предпринять, и уснула только под утро, а проснулась, когда солнце уже поднялось высоко в небо. Из кухни доносилось звяканье посуды, и когда я спустилась, то увидела Клодетт, которая размешивала длинной ложкой похлебку из пшена и щавеля.

- А Рейнар уехал, - сказала она. – Велел передать, что задержится до ночи, и вам не надо ждать его. Запирайте двери и ложитесь спать.

Весь длинный день я провела в доме палача одна, и к вечеру осмелилась заглянуть в комнату, где мой муж спал накануне.

В комнате всё было, как раньше – в шкафу стояли горшочки и банки с травами и целебными настоями, на столе в идеальном порядке располагались фарфоровые и каменные ступки, стояли миниатюрные жаровни и реторты, а у стены… у стены находилась кровать. И в изножье кровати стоял сундук. Я откинула крышку и обнаружила в нем мужскую одежду.

Мой муж переехал в эту комнату. Как будто решил жить здесь постоянно, не беспокоя меня.

Но зачем? Разве я что-то сделала не так?..

Сначала я думала написать тете, чтобы рассказать обо всем и спросить совета, но передумала. Мне все равно не с кем было отправить письмо – почтовые курьеры не заглядывали на рябиновый холм. Если я попрошу Рейнара отвезти письмо – вдруг он прочтет его? А передать с ним запечатанное письмо – значит, оскорбить. Можно передать письмо, когда тётушка пришлет мне необходимое по моему списку, но я не знала – случится это сегодня, или завтра, или дня через два…

Ночью я прождала мужа напрасно – он не пришел, а на следующий день лишь заглянул утром, переоделся, наскоро поел и опять уехал, отговорившись делами.

Пришла Клодетт и весело болтала, поджаривая курицу, но я отвечала рассеянно, почти не слыша её.

В обед я решила отправиться в Сартен, чтобы повидаться с тётей Аликс. К тому же, закончилась мука, и я хотела купить белого хлеба, а ещё – вяленой свинины, чтобы приготовить наваристый гороховый суп. Клодетт рассказывала, что Рейнар любит такой. 

Мне не повезло – Дебора сказала, что тётя с дядей на пару дней выехали из города к целебным источникам, чтобы дядя мог отдохнуть на свежем воздухе. Я могла бы навестить Лилиану, но что-то удержало меня от подобного шага. Сердце подсказывало, что сестра не будет рада меня видеть. Оставив тёте короткую записку с просьбой навестить или прислать письмо, когда я смогу застать её дома, я пошла на рынок.

Суета столичного рынка немного развеяла меня. Я присматривалась к товару, слушала, как торговки и торговцы ругаются с покупателями о цене – как будто песни поют, и, наконец, добралась до хлебных рядов.

Очередную партию выпечки только-только выставили на продажу, и умопомрачительно пахло свежим хлебом. Я подошла к прилавку, выбирая бриоши, и поздоровалась с метром Филибером.

- Восемь бриошей, пожалуйста, - попросила я, - и два пшеничных каравая с кунжутом.

- Не продаём, - буркнул обычно услужливый и приветливый метр Филибер, а его помощники выглянули из пекарни и опять скрылись. – Проходите, не задерживайте покупателей.

Но никаких покупателей не было, я даже оглянулась. Правда, у соседнего прилавка столпились люди, но ничего не покупали, а перешептывались, украдкой глядя в мою сторону.

Кровь бросилась мне в лицо, но я постаралась сохранить спокойствие.

- Почему не продаёте? – спросила я у пекаря. – Метр Филибер, я приходила к вам в течение полугода, и вы всегда продавали мне бриоши. Что изменилось сейчас?

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

- Вы вышли замуж за палача, - ответил он, старательно отворачиваясь и делая вид, что занят раскладыванием бриошей по корзинам.

Вот оно что. Я и позабыла, что палач и его семья – изгои. Виоль, ты и правда наивная форката, а вовсе не замужняя женщина. Но отступать я не собиралась. Слишком много глаз наблюдало сейчас за нами. И если я покорно уйду, то ничего не изменится. Эти люди решили оттолкнуть меня за то, что я вышла замуж за палача, но я не стала его женой. Потому что палач тоже меня оттолкнул. Как будто я плыла посередине реки и не могла пристать ни к одному берегу.