Амальгама власти, или Откровения анти-Мессинга - Арина Веста

В сосновой роще были разбросаны корпуса зданий, слегка похожие на больничные. Все вновь прибывшие прекрасно знали маршрут и ровной цепочкой двигались по дорожке, обсаженной туями, прямиком к зданию из серого ракушечника. Барнаулов пристроился к группе и беспрепятственно просочился сквозь хрустальные вертушки дверей с приметной «собачьей головой».

«Домини канес, – припомнил Барнаулов, – символ опричины, первой спецслужбы в истории Руси и одновременно средневековой инквизиции. Так вот где собака порылась…» Некогда орден монахов-меченосцев, оборотней Христовых, выгрызающих крамолу из живого тела народного, избрал своим символом песий оскал. Инквизиторские замашки ЧК, НКВД, МГБ и КГБ были лишь бледным напоминанием рыка этих священных псов.

О том, что журнал, где он с недавнего времени сотрудничал, является рупором некой спецслужбы, где подвизались настоящие «жрецы войны» и «маги разведтехнологий», Барнаулов догадался сразу, но сегодня он застал «заказчика» врасплох и даже имел шанс проникнуть в его нутро.

В застекленном вестибюле дали белый халат и проводили в зал для кинопросмотра. Человек двадцать расположились в удобных креслах напротив небольшого киноэкрана. Они не разговаривали между собой, при этом они были явно хорошо знакомы и крепко слиты в этот небольшой, но сплоченный отряд. Все эти люди были отобраны по двум или трем ведущим признакам психики, они прошли одинаковые испытания и в некотором роде были братьями.

Барнаулов не понаслышке знал о тестах и испытаниях при вступлении в любое закрытое общество. Когда-то он сам прошел нечто подобное. По первой военной специальности он был летчиком, но через год был списан из-за травмы позвоночника, о которой трудно было догадаться, глядя со стороны на его идеальную выправку. Его назначение еще не было подписано, и он впервые глаза в глаза встретился со своим будущим командиром. В кабинете с наглухо задраенными дверьми было немного душновато, командир эскадрильи любезно поднес новичку стакан чистой, сверкающей на солнце воды. Не распознав подвоха, Барнаулов глотнул обжигающей влаги и, глядя в глаза командира, осушил стакан до донышка. На самом дне каплями расплавленного олова мерцал чистый спирт. Его отпустили минут через десять, когда неумолимый паралич уже подбирался к коленям и языку. Это была проверка, и вовсе не на умение пить. Крепость, устойчивость нервов и абсолютное владение эмоциями помогли ему устоять. С тех пор он не пил вовсе, даже на тризнах.

Он еще раз незаметно осмотрел зрителей – и едва не подпрыгнул: в соседнем ряду сидел нахохленный Марей Зипунов.

Появление Лешачка в столь странном обществе говорило об одном: Авенир не просто вхож во внутренний круг, куда случайно затесался Барнаулов, он преданно служит этой шайке-лейке и даже поставляет им «свежачок» – загадочные дарования вроде этого самородка.

В зале зажегся свет, и высокий человек с голым, как бильярдный шар, черепом взошел на небольшую кафедру, точно Барнаулов попал на лекцию в Дом знаний. Едва выйдя на трибуну, лектор сложил ладони в замок и слегка потер их друг о друга. Его движение повторили несколько человек в зале. Видимо, это был особый вид гипнотической работы, который человек змеиной наружности активизировал по мере необходимости.

– Кто это? – спросил Барнаулов у своего соседа справа.

– Это Малюта, руководитель проекта, – удивленно пожал плечами тот.

– Вижу, вижу, какой он руководитель, – усмехнулся Барнаулов.

Забавно было наблюдать, как манипуляции Малюты отдавались в зале волной едва заметных движений и сменой поз.

Матовые лампы по всему кинозалу медленно погасли, и в динамиках загремел бравурный марш сорок восьмого года.

«Тысяча девятьсот сорок восьмой год, – радостно произнес голос диктора Левитана. – Экспедиция в район Подкаменной Тунгуски в поисках знаменитого метеорита, руководит экспедицией доктор геологических наук Виктор Кулик».

В горной речушке кувыркались байдарки, и сразу было ясно, что снимали вовсе не в Сибири, а где-то в Крыму: и сосны были южные – пышные, с извилистыми ветвями, и валуны лоснились под чересчур жарким солнцем.

«По следам экспедиции Кулика пионеры ищут метеоритные шарики в районе Тунгуски», – провещал тот же голос за кадром, и по крымским скалам рассыпалась стайка пионеров в белых панамах.

«Сегодня радость у ребят, ликует пионерия!Сегодня в гости к нам пришелЛаврентий Павлыч Берия!»

– вскинув руку в пионерском салюте, бойко прочел карапуз в красном галстуке.

– Экспедиция тысяча девятьсот сорок восьмого года в район Подкаменной Тунгуски открыто курировалась Берией, – прокомментировал лысый лектор.

Зачем понадобились главному чекисту Советского Союза «метеоритные шарики», Барнаулов так и не узнал.

Агитационные кадры 1948 года сменились хроникой секретного заседания в Кремле в апреле 1949 года. За большим Т-образным столом в полном составе понуро сидели сталинские наркомы.

Сталин стоял у большой настенной карты. Нервные узлы и сплетения рек походили на кровеносные сосуды, казалось, вождь изучает живое тело Земли, препарированное и расчерченное на квадраты. По всей видимости, это была карта Тунгусского плато.

Во главе Т-образного стола поблескивал плоскими стеклышками очков Маршал Советского Союза и глава недавно реорганизованного МГБ Лаврентий Берия. На тугом теле топорщились ремни, тренчики и форменные чересседельники. Кобра, как называли этого умного и хитрого человека, был на двадцать лет моложе Сталина и полон затаенного коварства и распирающей мужской энергии. Рядом с ним Вождь народов казался обрюзгшим стариком, с рыхлой, обвисшей по краям лица кожей и узкими сутулыми плечами.

Звук включился не сразу, и некоторое время Барнаулов наблюдал безмолвные «па» главы МГБ. Вот чудо: Кобра руководил сидящими за столом наркомами точно так, как действовал «бильярдный шар» на трибуне кинозала. С шелестом и громом включился звук:

– Уточните, какие цели вы ставите? – недоверчиво глядя на карту, спрашивал Сталин.

– Мы не собираемся искать этот самый шар… точнее… метеорит, – поправился Берия. – Мы пройдем по следам профессора Кулика, еще раз проверим лесные вывалы, проведем аэрофотосъемку. Наша задача – оценить параметры взрыва и прочую физику. Нас интересуют чисто прикладные вопросы тунгусского взрыва.

– Хорошо, – с тяжелым вздохом согласился Сталин. – Генерал Протасов, доложите ваши результаты.

– Две военные эскадрильи и хозяйственная авиация были подняты в воздух и направлены на плато, – рапортовал плотный крепыш с латунными самолетиками в петлицах. – Взрыв любой, даже самой малой мощности не мог пройти незамеченным… – Он достал платок и отер лоб в крупных каплях пота.

– Мы уже подготовили новые маршрутные карты. – Из-за стола встал полковник в роскошной, шитой золотом, форме МГБ. На бедре у него болталась сабля, должно быть, это был один из меченосцев – тайного ордена, основанного Сталиным и перехваченного у него Берией.

Меченосец протянул Верховному стопку планшетов.

Сталин сел к столу и склонился над картой.

– Здесь искать не надо. – Он крест-накрест зачеркнул некий квадрат. – Искать будем здесь! – Он провел красным карандашом много южнее и поставил подпись на карте с восклицательным знаком. – Даю вам месяц сроку, объект 0001 должен быть найден!

Больше не глядя в сторону наркомов, Сталин принялся сосредоточенно набивать трубку.

Секретная кинохроника оборвалась, в зале мягко засветились матовые лампы.

– Скажите, о каком шаре говорил вождь? – шепотом спросил Барнаулов у своего серьезного соседа, он давно приметил этого человека с умным и жестоким лицом.

– Это темная история: во время эксперимента в козыревской шараге исчез стальной шарик, начиненный чем-то вроде антивещества, но ожидаемого взрыва над Тунгуской не последовало! Вот Коба и лютует.

– А теперь эхо тунгусского взрыва, – не сходя с трибуны, прокомментировал Удав. – Это юная барышня, в дальнейшем именуемая «объект S», прибыла из квадрата, зачеркнутого Сталиным, как будто вождь хотел сохранить на этом плато нечто вроде заповедника. Есть мнение, что «объект S» не только обладает сверхспособностями, но и несет некую секретную миссию, – продолжил Удав. – Начнем с того, что она – не прописная и появилась рядом со своим покровителем одиннадцати лет от роду. Ее паспорт на имя чеченской девушки – полная липа. Ей около семнадцати лет, социально адаптирована, чрезвычайно высокий интеллект, но пишет с ужасающими ошибками!

– Позвольте, позвольте! – крикнул с заднего ряда старичок в старомодном пенсне. – Эта дикарка пишет на древнейшем истотном языке!