Опасная любовь - Николай Новиков

— Это вы так думаете, Степан Петрович. Но, судя по вашей реакции, форма у вас — отличная. По-моему, вам просто не хочется лететь в Кемерово.

— Психолог ты, Петя, ох какой психолог, — усмехнулся Степан Петрович. — Прямо-таки насквозь видишь начальство, опасный человек! Да я шучу, шучу. Правильно мыслишь, не хочется мне лететь в это чертово Кемерово, разговаривать с шахтерами. Может, все-таки ты смотаешься, а?

— Я полностью нарисовал эту сделку, остались последние штрихи, так сказать, поправки мастера. Не могу взять на себя эту роль. Мастер — вы, Степан Петрович.

— Хитер, жук!

— К тому же вам проще будет разговаривать с местными руководителями — ваши друзья, бывшие подопечные.

— Это — да. Шеварова там знают и уважают, ничего не попишешь, прав ты, Петя. Нуты посмотри, какая погода! А эти чертовы шахтеры денег требуют больше, чем договорились. Им государство вообще ни хрена не платит, а они все равно задирают нос. Это как понять? Мы ведь можем и отказаться от сделки, вообще без денег останутся.

— Не останутся, Степан Петрович, — уверенно сказал Нигилист. — Судя по их тону, есть покупатели, которые дают больше, чем мы. Придется уступить, но немного, совсем немного. С одной стороны, идем навстречу, понимаем их трудности, а с другой — если заупрямятся — штрафные санкции лишат особой привлекательности их новую сделку. Все просто, но решить этот вопрос нужно мирно, по-дружески, нам с ними и дальше работать. Вот поэтому я и не могу лететь в Кемерово.

— А я не хочу! — засмеялся Шеваров, хлопая себя по животу. — У меня такие страсти начались, Петя, кому расскажи — не поверят! Но ты ж про это знаешь. Сам посоветовал мне заявиться домой к Иришке, с мужем познакомиться. Кстати, спасибо за совет, я твой должник, Петя.

— Познакомились? — как бы невзначай спросил Нигилист.

— А ты как думал? Это брат, удовольствие еще то! Бывало, прибежишь к бабе, делом занимаешься, а сам больше, чем про нее, думаешь: а вдруг мужик припрется раньше времени? Натерпелся. Теперь вроде как рассчитываюсь за свои страхи. Представляешь, он, парень этот, артистик, занервничал! Вчера набросился на меня, мол, убирайся, не приходи! А она цыкает на него: ты как со Степаном Петровичем разговариваешь? Мы ж с ней вдвоем в комнатке сидели, а Миша артиста на кухне держал. Правда, ничего такого еще не было, но будет, Петя, куда она, дура, денется! Подарочки-то нравятся, глазенки разбегаются, и то хочет, и это.

— После того, как вы ушли, он не прибил ее?

— В том-то и дело, что нет! Главное — психология, тут ты, Петя, гений. Ведь что получается? Он же не дурак, понимает: будет хамить ей, она еще больше ко мне потянется. Будет молчать, она его ночью отблагодарит за такое умное отношение к жизни. И будет он молчать! На хрена ж ему неприятности? А Степан Петрович станет приходить к ним, как к себе домой. Артисту бутылочку водки, сиди себе, забавляйся, жди своего часа, а Степану Петровичу девочку, вспомнить молодость. Каждому свое.

— Завтра в Кемерово летите, — напомнил Нигилист. — Не забудет?

— Послезавтра, Петя. Завтра к ней загляну, сегодня никак не получается, и полечу. Черт бы побрал это Кемерово! Но ты знаешь, у меня тут мыслишка появилась: а не махнуть ли нам с нею на Канары? Недельки на две? Имею я право на заслуженный трудовой отпуск или нет?

— Шахтеров загоните туда же, куда артиста, и летите, — невозмутимо сказал Нигилист. — Как нас в школе учили: сделал дело — гуляй смело.

— Слушай, Петя, — нахмурился Шеваров. — Тебе нужно все-таки научиться улыбаться. Я-то понимаю, что ты шутишь, а вот с людьми, которые плохо тебя знают, могут возникнуть проблемы. И уже возникали. То, что люди должны принимать как шутку и улыбаться, они считали серьезным нравоучением и обижались.

— Я постараюсь не шутить, — сказал Нигилист.

— Кстати, все никак не спрошу тебя, — вспомнил Шеваров, возвращаясь в свое кресло. — Ты знаешь, что твоя бывшая Наталья теперь трудится под руководством Радика?

— Да.

— Ну и как тебе это?

— Никак.

— Не верю. Чувствую, что-то здесь не так. После всего, что случилось, они должны держаться друг от друга подальше, а получается наоборот. Она что, спит с ним?

— Нет.

— Ага! — обрадовался Шеваров, будто старый дачник, поймавший наконец-то мальчишку, вытаптывающего грядки. — А говоришь — никак! Значит, держишь ее под колпаком?

— Просто интересуюсь.

— Ну и в чем тут дело? Наталья красивая баба, у нее муж есть, квартира, все вроде бы нормально. И вдруг — идет к Радику работать, хотя знает, что он за человек. И он ведь знает, какой камень у нее за пазухой может быть, а — берет. Выходит — верит? Или боится?

— Честно вам скажу, Степан Петрович, сам ничего не понимаю. Как выясню, тотчас же вам доложу.

— Не надо, — махнул рукой Шеваров. — Это твое личное дело, мне просто интересно стало. А ведь работает она хорошо. Я тут был недавно, костюмчик своей артисточке покупал. Народу полно, торговля идет полным ходом, охранник, ты представляешь, улыбается, зараза, хотя я никого не предупреждал и он меня не знает. Стал выбирать, продавщицы советы дают, подскочил товаровед, он-то меня узнал, потом все неинтересно стало. Молодец, Наталья, с размахом дело поставила.

— Я знаю, идея с кинозвездами была верна. И реклама организована умело. Почему бы эту идею не внедрить и в других магазинах? Прибыль увеличится, оборот возрастет.

— А вот — хрен им! Пусть сами кумекают, чужим умом жить и дураки могут. Наталья придумала — у нее оборот, магазин уже знают в Москве, а другие если не придумают — повыгоняю к едрене фене. За такие деньги я международный конкурс могу устроить. Кстати, Радик тоже так думает.

— То, что придумал сотрудник фирмы, принадлежит фирме, — жестко сказал Нигилист. — И в ее интересах внедрить ноу-хау во всех филиалах. Хорош был бы Форд, если б на одних его заводах стояли конвейеры и классные сборщики, а на других — верстаки и мудаки.

— У тебя, Петя, советский образ мысли. Выходит, директора других магазинов будут получать столько же и ждать, когда Наталья еще что-то придумает? Я и говорю — а вот хрен им! Ну ладно, с тобой спорить очень трудно, Петя, ты улыбаться не умеешь и признавать свои ошибки не научился.

— Потому, что не ошибался.

— Да? — Шеваров снова подошел к окну. — А погодка-то, погодка какая! Настоящая ранняя весна!.. Если ты не ошибался, тогда почему Наталья не твоя жена, а работает на Радика? То-то и оно!

— Погода и вправду весенняя, — сказал Нигилист.

23

Все, что случилось вчера: днем, вечером, ночью, — сегодня казалось Аристарху чем-то мелким, незначительным, таким, что и вспоминать не стоило. А то, о чем он, оскорбленный, уязвленный до глубины души, почти не думал, вдруг выросло до гигантских размеров, заслонив прекрасный солнечный день, и шумный, помолодевший город, и красивую женщину, которая не прочь была и днем устроить ночь, сразу после репетиции.

Такое ощущение, будто в опустевшей черепной коробке с жужжанием носилась обезумевшая муха. Это была мысль: а если Ирка ушла от него? Если он навсегда потерял ее?

Утром Шура накормила его: приготовила омлет, горячие бутерброды с сыром, налила стакан апельсинового сока, чашку кофе — все, как в американских фильмах. Ирке такой подвиг был не под силу, в лучшем случае могла бутерброды сделать да чай заварить. Но именно тогда, на кухне, где одних новейших бытовых приборов было столько, что пальцев на руках не хватило бы сосчитать, за красиво накрытым столом с вкусной едой, зажужжала в голове Аристарха страшная мысль, и мир потускнел, оставляя его наедине с нею.

А если Ирка ушла? Если он навсегда потерял ее? Навсегда, навсегда — потерял?!

Кто это спрашивал? Он сам? Или кто-то — у него?

Шура везла его в «Фокус» на своей «девятке» и всю дорогу болтала о чудесной погоде, которая вполне соответствовала ее настроению, о том, что она теперь знает, как играть жену неистового Аристарха. Откровенно предлагала после репетиции вернуться к ней, пообедать, а потом повторить то, что было ночью, или, наоборот, сначала повторить, а потом пообедать, или сочетать приятное с полезным…

Аристарх кивал невпопад, впрочем, получалось именно то, что было нужно Шуре, рассеянно улыбался, не понимая, о чем она говорит.

Погода? Какая может быть погода, если Ирка ушла из его, из их общего дома?

Репетиция? Какая, к черту, репетиция, если он, может быть, уже потерял ее навсегда?!

— Ага, — со значением сказал Борис Котляров, — вот я и засек вас на месте преступления. Пришли вместе, значит, репетировали без меня!

— А вот и неправда, — с улыбкой покачала головой Шура. — Может быть, мы у дверей встретились.

— Твоей квартиры? — уточнил Котляров.

— Клуба имени Фрунзе, бестолочь!