Ольга, княгиня зимних волков - Елизавета Дворецкая

– Выпросили! – Ведома указала на небо, где сомкнулись тяжелые дождевые тучи.

– Что?

– Дождя выпросили!

– Что за Купалии без дождя! – прокричал в ответ Равдан. – Было бы сухо – знать, просили плохо!

Сделалось сумрачно, будто вечером пасмурной осени. Оглушительно шелестящая зеленая тьма сомкнулась вокруг пары уже так густо, что становилось страшно. Вот-вот по листьям над головой защелкают первые крупные капли.

Где-то в отдалении в небесах раздалось грозное рычание, будто исполинский медведь выбирался из берлоги. Оба они, стоявшие будто в оцепенении с задранными к небу головами, разом опомнились. Ясно было, что сейчас ливанет как из ведра, ни под каким деревом от такого потока не укрыться. А до жилья было ох как далеко.

– Бежим! – не успев даже подумать, Равдан схватил русалку за руку. Запоздало испугался, но рука ее была как обычная человеческая, мягкая и прохладная. – А то опять косу выжимать!

Мелькнула мысль, что надо снять пояс и набросить на нее, но было некогда, да русалка и так вела себя смирно. Равдан потянул ее за собой, и они пустились бежать через лес. На бегу Ведома даже не могла спросить, куда он ее тащит, – только успевала свободной рукой то отводить от лица ветки, то подбирать подол, то придерживать волосы, чтобы не цеплялись за кусты. Она даже не успела их прибрать, да и гребень выронила!

Со всех ног, будто пытаясь обогнать дождь, они промчались через рощу, потом через молодой кочковатый сосняк. Все окрестные леса Равдан знал прекрасно, да и Ведома неплохо. По ее представлениям, дальше начинались лядины, но никакого жилья она там не знала. Может, у вилькаев есть какое-то тайное убежище, о котором никому и не полагается знать?

Так и оказалось. Продравшись сквозь кустарник и крапиву, они попали на тоненькую тропку – скорее небольшую вмятину в зарослях. Прикрывая лицо рукой от первых дождевых капель и хлещущих стеблей, Ведома увидела бревенчатую стену тогда, когда почти в нее уткнулась. Здесь стояли две или три давно заброшенные избы – одна совсем покосилась, у другой дверь висела полуотворенная.

Прямо над головами раздался оглушительный грохот. Продолжительная бело-золотая молния одела весь небосклон, и сделалось жутко: сейчас огонь прольется вниз! Но сияние погасло, и припустивший со всей силы дождь охладил раскаленное небо.

Порывы ветра несли густые облака водяных брызг сквозь листву, перемешивая воду и зелень. Острый, тревожный запах грозы мешался с духом влажной листвы и будоражил еще сильнее. Между порывами ветра бесчисленные капли летели вниз с тревожным напором, будто торопясь достичь земли, пока никто не помешал.

Равдан и Ведома зачарованно наблюдали за этим, стоя под навесом у двери в избу. Мелкие брызги, разбиваясь о землю, оседали на их одежде и коже; Равдан все еще держал девушку за руку, но оба не замечали этого, не в силах освободиться от чар стихии.

Но вот напор ливня чуть ослабел, сквозь острый запах грозы пробился пряный, насыщенный соками запах цветущей зелени.

– П-пойдем. – Равдан потянул русалку в избу. – Это еще, видать, надолго.

Она последовала за ним. В избе было совсем темно, несмотря на раскрытую настежь дверь и оконце, с которого вовсе пропала заслонка.

– Здесь можно сесть! – объявил Равдан, пошарив по полу где-то возле очага. – Трава сухая.

Сухая трава осталась здесь со времен тайного вече Краяна с родичами, после которого Честомил поведал вилькаям о приближении богатого обоза…

Ведома подошла, осмотрела груду старого сена и тоже села, подтянув ноги. Собрала влажные волосы и стала заплетать косу, жалея о потере гребня.

У нее захватывало дух от этого приключения, которое невесть к чему могло привести. Вот они наконец-то и встретились – два последних отпрыска старинного родового дерева Велеборовичей. Случилось то, чего хотела Ведьма-рагана. Даже, как Ведома подозревала, в глубине сердца желала ее мать. Зато для отца эта встреча была как нож острый. Ведома понимала, что свидание в купальский вечер может привести к важным, трудно предсказуемым и, вероятно, очень тяжелым событиям в земле смолян. Смерть бабки Рагноры и впрямь дала ей свободу, открыла дорогу тому, что при старой колдунье случиться не могло.

Но почему-то на сердце было так радостно, будто последствия могли быть только самые счастливые. Цветок с цветком соплетается, лепесток с лепестком слипается… Разве она могла представить, что ее неведомый лесной родич, сын Еглуты, так хорош собой и удал? Если бы она знала… если бы Еглута догадалась ей его показать, она бы совсем с другими чувствами слушала рассуждения о долге перед материнским родом!

А гроза вновь развернулась во всю мочь: резкий треск разрываемого небесного полотна раздавался прямо над ветхой крышей, сопровождаемый гулким хлопком и острой белой вспышкой, коловшей глаза. Дождь за раскрытой дверью стоял стеной, от него воздух сделался белым, словно все стихии сговорились навек запереть их здесь.

Равдан, сидевший с девушкой плечо к плечу, покосился на нее. По глазам его было видно, что он тоже давно ждал этой встречи и много о ней думал.

– Ну, что? – осведомилась Ведома. – Нравлюсь я тебе?

Она почти не сомневалась в ответе – кому же она не нравилась-то? – и все же сердце замерло.

– Еще как! – Равдан повернулся так, чтобы сидеть к ней лицом, и оперся ладонью о травяную подстилку. – Как обещали, так и дали – самую лучшую девку на свете. Только я раньше не знал, какой она должна быть, а теперь знаю. И ты что же – на самом деле пойдешь со мной? Будешь моей… женой?

Он с трудом выговорил это слово, которое никогда еще раньше даже в мыслях не имело к нему отношения. Чем дольше он смотрел на русалку, тем красивее она ему казалась. Упустить такую никак нельзя!

Даже снова подумал про пояс: хотелось привязать ее к себе покрепче, чтобы не упорхнула.

Ведома помолчала. Что-то в ней хотело ответить «да», но она еще помнила, какое важное решение ей предстоит принять. От этого ее решения зависит судьба земли смолян, а может, и более того.

– А ты не побоишься меня женой назвать?

– Я? – Равдан был изумлен, что его подозревают в подобной трусости. – Побоюсь?

– Ты хоть знаешь, кого в реку метнул?

– В реку? – Казалось, он уже обо всем этом забыл. – А! Шиша какого-то не здешнего.

– Это же был князь зоричей, Зорян с Ловати!

– То-то он гордый такой был! – Равдан осмыслил это известие и ухмыльнулся. – А ну и пусть теперь гребет на свою Ловать! Это я перепела белого поймал, мне и обещали русалку в жены! И никакому князю я свою судьбу не отдам!

– Белый… перепел? – Ведома перестала его понимать.

– Ну да. Во ржах. Мы с братом перепелов ловили и белого поймали. А потом… – Равдан нахмурился. – Невестка моя, младшего брата молодуха, стала помирать. Вздумала рожать прямо на полотье, да… не справилась. А брат и говорит: видать, мы не перепела, а русалку поймали. Поди, просит, поговори с ними. Я и поговорил. А русалки сказали: одну мы забрали у вас, другую дадим. Которая на Купалиях лучше всех, та и будет твоя. И мать мне говорит: иди жену искать, а то некому жать.

– Жать?..

– Ну, косить еще.

Ведома помолчала. Совсем не этого она ожидала. Чтобы Ведьма-рагана посылала сына за ней, Сверкеровой наследницей, потому что некому жать? Да что ей жать-то – крапиву в лесу?

В груди пробежал холодок. Уж не обозналась ли она?

– Расскажи еще… как вы живете? – попросила Ведома. – Все расскажи.

В этой просьбе Равдан не увидел ничего особенного: понятно, что русалка не знает обычаев человеческой жизни. И даже, пожалуй, не умеет работать на сенокосе! И он принялся рассказывать: про род Озеричей, про волок, которым они в последние двенадцать лет уже не владеют, хотя путь пролегает прямо мимо дедовых могил, про отца-старейшину и мать-ведунью, про четверых старших братьев и про вилькаев, которые всегда были ему ближе родных.

Особенно его увлек рассказ о матери. Уксиню почитали, и не зря. Эта женщина была совсем небольшого роста, сухощавая, и трудно было поверить, видя ее рядом с пятерыми рослыми сыновьями, что это она их родила. Травничеству и прочим премудростям она научилась от матери, Рамуни. Та славилась знанием зелий и заговоров, а особенно отличилась в самый тяжелый для рода час.

Род из Лиджи был старинным, многочисленным и считался сильным. Платить дань воеводе Хрингу или князю Станиславу он не желал. Тогда те двое пошли на него войной, и голядь была разбита. Женщин, детей и уцелевших мужчин захватили в плен и погнали к Свинческу. В числе пленных была и только что овдовевшая Рамуня с одиннадцатью детьми. Уксиня, на то время новорожденная девочка, еще лежала у материнской груди. Идти было далеко, и ночь застала Хрингову дружину с добычей в пути. Тогда Рамуня подошла к кому-то из Хринговых хирдманов и сказала:

– Здесь рядом в лесу – дом моих родных, откуда я сама. Мы хотим пойти туда переночевать. А утром вернемся.