Под солнцем свободы - Франц Финжгар

- Хорошо. Вот письмо к купцу Тимофею на Хиосе. Продай шелк по любой цене, продай корабль и рабов. Парусника не ожидай, как я тебе сказал. Покончишь с делами, садись на корабль и отправляйся в Афины. Где мой дом, ты знаешь. Там жди меня. Береги деньги! Можешь оставить восьмерых самых крепких и самых надежных рабов, чтоб доставить деньги в Афины. Понял?

- Да, господин! - преданно подтвердил Мельхиор и низко поклонился. Одного, правда, он не мог понять: что случилось с Эпафродитом. "Продай по любой цене", - сказал он. Чтобы он, Эпафродит, продавал по любой цене? Нет, это не умещалось в голове Мельхиора. Если бы он не видел в глазах хозяина холодной, трезвой решимости, если б на лице его не было спокойствия и уверенности, Мельхиор подумал бы, что тот сошел с ума.

- Счастливого вам и благополучного пути! Дует мягкий восточный ветер. Можете сразу ставить паруса! Пусть благословение Христа усмирит бури!

Эпафродит поднял руку, как бы благословляя корабль и скрытое в его темном чреве богатство. Лишь на одно мгновенье его будто пронзила молния, словно он отрывал от своего сердца самое дорогое в жизни. Но лишь на одно мгновенье. Пламя ненависти к Феодоре, пылкое желание победить ее, вырвать у нее из рук добычу победили страсть, которую он питал к каждому статеру столь заботливо созданного богатства. Он проворно перелез через борт, тень скользнула по лестнице, и в один миг в морской ночи исчезли очертания лодки Эпафродита.

Вскоре до него донесся глухой удар молотка, давшего сигнал гребцам: весла на воду! Темная громада ожила, и корабль двинулся. С берега в последний раз проводил его взглядом Эпафродит, в последний раз защемило сердце и... большая часть его богатства скрылась в морской дали. Возвратившись домой, он и не подумал об отдыхе. Он хорошо знал, что промедление для него смерти подобно. Он написал письмо еврею Абиатару, известному молодому купцу, прося его немедленно прийти к нему. Письмо это он отправил с Нумидой, послав одновременно носилки с тяжелыми темными занавесками.

В ожидании Абиатара грек прилег на воздушные шелковые подушки, и его тщедушное тело утонуло в мягком ложе. Мерцал светильник. Языки пламени, рожденные чистейшим маслом, тянулись высоко вверх и перегибались через края позолоченных чаш в форме граната. Хмуро и тревожно глядел Эпафродит на потолок. Сухими пальцами он барабанил себя по лбу, хладнокровно вынашивая планы отмщения. Когда он сталкивался с запутанным узлом и остроумным решением рассекал его, подобно тому как меч Александра рассекал узел фригийского царя Гордия, на губах его мелькала довольная улыбка.

Услышав тихие шаги и узнав Абиатара, Эпафродит не встал, чтобы встретить его.

- Мир тебе, Эпафродит! - приветствовал его удивленный Абиатар.

- Мир Христов да пребудет и с тобой, Абиатар!

- Ты призываешь меня в полночь, сам же лежишь, словно всласть поел и ждешь друга, чтоб перекинуться в кости!

Если мы бросим кости, Абиатар, я предсказываю, что в выигрыше будешь ты!

Эпафродит поднялся.

- Присаживайся и сразу начнем!

- Клянусь Моисеем, я не понимаю тебя!

- Скоро поймешь и без Моисея и без талмуда, если только ты не оставил свой разум у прекрасной Сарры!

- Ты в хорошем настроении, Эпафродит! Я не обижаюсь!

- Послушай! Время идет!

Он повернул песочные часы.

- Заступает вторая полуночная стража. Я спешу! Ты молод, Абиатар, решителен, и я часто удивлялся таланту, с которым ты совершаешь сделки. Поэтому я уважаю тебя, поэтому-то и призвал тебя. Согласен ли ты купить у меня дом, пристань, сад, - короче, все, кроме меня самого. Я слишком старый товар, и тебе ни к чему!

Абиатар меньше бы изумился, услышь он, что Феодора уходит спасаться в пустынь. Желание Эпафродита продать лучший торговый дом в Константинополе было непостижимо.

- Не шути со мной, Эпафродит! Я работал до полуночи, устал, и мне жаль ночи и отдыха.

- Не трать попусту слова! Отвечай!

- Согласен!

- Вот купчая с ценами до мельчайших деталей. Прочти и подпиши, если ты согласен. Если нет, скажи сразу, я продам другому!

Бледное лицо гостя вспыхнуло, когда грек развернул перед ним большой свиток. Он углубился в цифры, глаза его взволнованно перебегали со строки на строку. Эпафродит не обращал на него внимания. Он погрузился в созерцание тонкой песчаной струйки в часах.

- Подписываю! - оживился Абиатар, прочитав свиток. - Но что с шелком? У тебя его немало, а в купчей ничего не указано.

- Под моей крышей нет ни клочка. Все продано.

- О-о-о! - поразился Абиатар.

- Ну, хорошо, подписывай. Но прежде поклянись мне предками, иерусалимскими храмами, могилой и прахом Авраамовым, что не обмолвишься ни словечком, пока я не исчезну.

- Говоришь загадками, Эпафродит.

- Клянись!

- Клянусь!

- Теперь подписывай! Но дату купчей, которую я не поставил, отодвинем на год назад!

Снова удивился Абиатар.

- Торопись, или я продам другому!

Абиатар расписался и поставил дату, которую просил Эпафродит. Тот, в свою очередь, поставил подпись, свернул свиток и отложил его в сторону. Потом вынул чистый папирус, положил его перед евреем и стал диктовать:

"Эпафродиту, пресветлому господину. Поскольку я намерен занять дом, который купил у тебя год назад, пожалуйста, прими меры, чтоб я мог через месяц поселиться в нем. Абиатар".

- Готово. Твое письмо я спячу вместе с купчей. Когда ты получишь ее, отсчитывай деньги - и на следующее утро дом будет пуст. Но помни, ты поклялся молчать! Иди!

Абиатар оторопело стоял, ему хотелось еще что-то сказать, но грек махнул рукой, и он распрощался.

Сев в носилки, Абиатар потирал руки от радости, что отныне будет первым купцом в Константинополе. Но тут же он, правда, задумывался и с опаской бормотал про себя:

- Тайны, какие-то тайны!

Эпафродит тоже радовался. Повернувшись в сторону дворца, он поднял сухую руку и произнес:

- Приходи, августа, приходи за шелком! Возбуди против меня иск, чтоб забрать дом и мое золото! Понравились тебе мои сады, порезвиться в них захотелось. Ха, вероломная! Ты думала, что вы, самодержцы, забрали у нас, греков, и мудрость нашу! Есть еще кое-что в наших седых головах, хватит, чтоб разорвать твои сети, как паутину, проклятая!

Эпафродит разгорячился, его глаза полыхали огнем, он быстро скользил по гладкой мозаике.

"Я многим пожертвовал, - думал он, - тысячи золотых монет канули в море, я выбросил их, как гнилые плоды. Но у меня достаточно денег, чтобы прожить спокойно и без забот до самой старости, чтобы возлежать на коврах более прекрасных, чем у августы, чтобы услаждать взгляд более драгоценными произведениями искусства, чем те, что есть в Большом дворце. Да я пожертвовал бы и этим, я спал бы на голых досках, только бы умереть с уверенностью, что злобная змея побеждена. Я спас от нее шелка, сохранил дом, теперь речь идет об Ирине и Истоке, и, конечно, обо мне самом. Для побега нужны хорошие кони, славинам понадобится оружие. За одну ночь мне этого не достать. Восемь дней, лишь восемь дней надо мне от судьбы, а потом я лягу и скажу: "Конец! Пусть приходит великий день, и вечная осень накроет меня. Теперь приходи! Эпафродит с радостью приветствует тебя!"

Пока он обдумывал детали побега, на море засверкали первые лучи зари. Вдруг он услыхал во дворе какой-то шум.

- Исток вернулся!

Грек вышел навстречу юноше в перистиль, думая переговорить с ним о лошадях и оружии, которыми следует снабдить всех, кто вместе с ним пойдет через Гем.

Ступив на мраморный пол под тонкими коринфскими колоннами, он услыхал посреди двора громкий смех. Толпа рабов сгрудилась вокруг кого-то и весело хохотала. Сквозь смех слышались струны, хриплый голос пел озорную песнь.

Эпафродит разгневался. В такие минуты, когда решается его участь, рабы орут и веселятся. Быстрыми шагами он подошел к ним.

- Псы! - раздался его крик.

Люди склонились в ужасе, колени у всех подогнулись.

- Прости, господин, прости, смилуйся над нами! - в один голос умоляли они.

Над коленопреклоненной толпой в сером сумраке утра поднялась расплывчатая фигура в длинной одежде.

- Эпафродит, светлый господин, Радован приветствует тебя!

Мрачное лицо купца прояснилось, когда он увидал пошатывающегося Радована. Он ласково поздоровался с ним.

- Откуда ты, старик? Ни свет ни заря уже во дворе?

- Не понять тебе певца, ты почиваешь на своей постели и ужинать за своим столом; не понять тебе его. Осколком звезды падает он на землю. То на севере, то на юге. Вот что такое певец, господин!

- Почему ты не пришел вечером? Ведь сейчас стража не должна была отпирать ворота?

- Я пришел бы вечером, господин, наверняка бы пришел. Но изнемог от ужасной жажды. И тогда нашлись добрые люди и сказали мне: садись и пей с нами, сыграй и спой. И я сел и пил, играл и пел, так что у меня пальцы заболели, и струны расстроились, и горло мое потрескалось, как подошва на утомленной ноге. И тогда я сказал: хватит с тебя, Радован! Поднялся я от стола, ушел и прислонился к твоим воротам. Не стучал я в них, не барабанил, клянусь богами, я не делал этого. Но пришли твои люди, с носилками пришли, и Нумида узнал меня, окликнул, открыл ворота и привел меня во двор. Хорошие у тебя слуги, господин, прости их!