Клятва королевы - К. У. Гортнер

Мы просидели всю ночь, смеясь и делясь секретами, словно в детстве. Месяцев разлуки словно как не бывало. Наконец я хлопнула ее по руке и призналась:

— Не могу представить этого дня без тебя.

В глазах Беатрис блеснули нечастые для нее слезы.

Утром она помогла мне одеться, как помогала много раз в детстве и юности. Вплела шелковые цветы в мои длинные, до пояса, волосы и расправила на плечах тонкую, расшитую золотом вуаль. Войдя вместе со мной в зал, Беатрис и Инес остановились позади меня, а я подошла к Фернандо, которому отец специально по этому случаю присвоил титул короля Сицилии. Каррильо вслух прочел папское соизволение, освящающее наш брак при наличии кровного родства, но перед тем, как пришла моя очередь произнести клятву, меня охватила паника.

Что я делаю? Я бросала вызов своему королю, ставила под угрозу все, что любила и лелеяла. Рисковала получить клеймо изменницы, подвергая опасности свое будущее наследницы, — и все это ради того, чтобы выйти замуж за человека, которого я толком не знала.

Под моим лазурным парчовым платьем выступил пот. Фернандо неподвижно стоял рядом со мной в отделанном золотом камзоле с высоким воротником. Словно почувствовав мои сомнения, он бросил на меня взгляд и подмигнул.

На меня нахлынуло нескрываемое облегчение, подобное прохладе после дождя. Я едва не рассмеялась, когда нам на пальцы надели обручальные кольца и мы направились на выходивший во двор балкон. Там еще на рассвете собрался народ с флагами и букетами осенних цветов. При нашем появлении все замахали руками; мужчины поднимали детей на плечи, чтобы те могли лучше нас видеть, жены и дочери хлопали в ладоши, а бабушки смотрели на нас и улыбались.

— Их королевские высочества Изабелла и Фернандо, принц и принцесса Астурии и Арагона и король и королева Сицилии! — провозгласили герольды.

Над нами простиралось лазурное безоблачное небо, в воздухе пахло жареным мясом с накрываемого в дворцовом зале банкета. Я смотрела на лица сотен безымянных людей, которые улыбались нам, ненадолго забыв о своих заботах в стремлении разделить нашу радость, и меня охватило чувство бесконечного счастья.

— Мы делаем это ради них, — сказала я, — чтобы дать им справедливость и уважение. Чтобы дать им мир.

— Да, — усмехнулся Фернандо. — Но у нас еще будет время о них позаботиться. Сегодня, жена моя, мы делаем это ради нас самих.

Прежде чем я успела что-либо сообразить, он повернул меня к себе и на виду у будущих подданных страстно поцеловал меня — то был первый наш настоящий поцелуй как супружеской пары.

На его теплых губах ощущался привкус пряностей и красного вина. Его точеное тело казалось невероятно сильным, руки обхватывали меня, словно мускулистые крылья, вызывая желание растаять в их объятиях. Хотя я никогда прежде не испытывала томления плоти, которое столь часто возвышенно описывают поэты, я ощутила такой жар во всем теле, что издала невольный вздох. Он снова усмехнулся, но на этот раз к радости его примешивалось несомненное желание, которое я почувствовала, когда он прижался ко мне бедрами.

Он наконец отпустил меня, но я все еще ощущала на губах вкус его поцелуя, и все вокруг плыло у меня перед глазами. Снаружи доносился непристойный свист и аплодисменты.

— А ты покраснела, — заметил он, и я прикусила губу, пытаясь заглушить болью страстное желание. Бросила взгляд на гостей в зале, которые, включая слуг и пажей, неотрывно смотрели на нас.

— Все, что мы делаем, обязательно нужно запечатлеть для потомства? — пробормотала я.

Фернандо откинул назад голову и расхохотался — громко и искренне, словно напоминая мне, что мы до сих пор еще не перестали быть чужими друг другу. Я глубоко вздохнула, отбрасывая дурные предчувствия. Он был мужчиной, а мужчины любили демонстрировать свое искусство как на поле боя, так и в спальне. Для него было вполне естественным желание заявить на меня свои права.

И я не могла отрицать, что мне это нравилось.

Когда мы поднялись на украшенный гирляндами помост, я встретилась с понимающим взглядом Беатрис и внезапно пожалела, что не могу ускользнуть вместе с ней. Неожиданно у меня возникло множество неотложных вопросов. Судя по тому, как целовал меня Фернандо, он уже имел опыт плотских отношений, и мне не хотелось его разочаровать, хотя я и не знала в точности, как именно избежать подобного. При мысли об этом стало не по себе. От меня требовалось быть девственницей; по сути, именно это больше всего ценили принцы в невестах. Но теперь я вдруг ощутила беспокойство, что не смогу надлежащим образом удовлетворить моего принца так, как он к этому, возможно, привычен.

Аппетит мой пропал, несмотря на огромные блюда с жареным поросенком, уткой и цаплей в сливовом и инжирном соусе. Я не сводила глаз с массивных рук Фернандо, который отрезал кусок мяса и поднял кубок. Он воздержался от вина, предпочтя сидр, но демонстрировал превосходный аппетит и громко смеялся, слушая настойчивый шепот склонившегося к его уху Каррильо, который, как наиболее уважаемый наш советник, сидел слева от него. Мой муж улыбался каждому, кто приближался к нему со словами поздравления, и вовсе не казалось, будто он со страхом думает о нашей предстоящей брачной ночи. Мне же она представлялась огромными запертыми воротами в неведомый мир.

Однако во время последней перемены блюд, перед началом танцев, я внезапно ощутила, что настроение его изменилось. Поставив кубок, он повернулся ко мне. Взгляд его был столь прямым и трезвым на фоне раскрасневшихся лиц неумеренно потреблявших вино гостей, что мне на мгновение показалось, будто я чем-то вызвала его недовольство. Чем именно, я не могла представить — была занята так же, как и он, развлекая сидевших рядом грандов светской беседой и изображая интерес к любому анекдоту или замечанию, брошенному в мою сторону.

Прежде чем я успела что-то сказать, он положил ладонь мне на руку.

— Тебе нечего бояться, — сказал он. — Обещаю, я вышвырну их всех до последнего. В спальне не будет никого, кроме нас.

Он помолчал, и глаза его блеснули.

— Думаю, простыня, которую мы потом покажем, вполне их удовлетворит.

Я не осмелилась отвести взгляд, думая, не подслушал ли нас кто за нашим столом. Не зная, пугаться мне или радоваться, я встала, когда он поднялся с места, оставив на грязной скатерти опустевшие тарелки, и спустился в зал. Предполагалось, что мы станцуем лишь один раз, прежде чем нас препроводят в спальню, но, когда заиграла музыка, окутывая нас невидимым коконом, я вспомнила, как мы танцевали в первый раз. Казалось, с тех пор минула целая жизнь; мы были всего лишь детьми, чужаками при чужом дворе. Тогда я отвергла его за дерзость, не зная, что на самом деле он предвидел наше будущее. Теперь же мы стали мужем и женой, готовыми вместе вступить в новую жизнь, и я поймала себя на том, что радуюсь обретенному праву открыто взять его за руку, знать, что наконец-то принадлежу ему. Забыв о трепете перед предстоящей брачной ночью, я наслаждалась возможностью всецело отдаться танцу, которая случалась столь редко. Я заметила, что, несмотря на тяжкие труды в Арагоне, Фернандо, судя по всему, не пренебрегал утонченными манерами, поскольку танцевал легко и непринужденно. А внезапный поцелуй, которым он наделил меня, когда мы повернулись к придворным, вызвал шквал аплодисментов.

Вероятно, я покраснела до корней волос, особенно когда веселая толпа увлекла нас вверх по лестнице, сперва в разные комнаты, где уже ждали слуги. Прежде чем войти в свои апартаменты, Фернандо оглянулся, и я увидела в его улыбке лишь ту же непогрешимую уверенность.

Беатрис и Инес разложили передо мной вышитую льняную сорочку и халат из дамаста. Когда они сняли с меня платье и вуаль, стараясь не задеть цветы в волосах, я почувствовала, что больше не могу молчать.

— Ну? — требовательно спросила я, яростно глядя на них. — Может, кто-то хоть что-нибудь скажет? Или отправите меня в спальню, словно агнца на заклание?

Инес судорожно вздохнула:

— Это же брачная ночь вашего высочества, а не распятие на кресте! Да и что я, собственно, могу сказать? Я девственница.

Она многозначительно взглянула на Беатрис, которая выпятила губы, словно скрывая улыбку.

— Что ты хочешь знать, ваше высочество? — спросила Беатрис.

— Правду. — Я помолчала, а затем прошептала: — Это больно?

— Поначалу — да. Но если он будет с тобой нежен, после нескольких раз уже не будет так больно. А после еще нескольких раз… что ж, решай сама.

Беатрис больше не могла сдерживать улыбку; уголки ее губ поднялись, как бывало в юности, когда она совершала какую-нибудь шалость.

Я едва не рассмеялась. Внезапно мне стало смешно, что я боюсь постели, в которую должна лечь, после всего того, что пришлось пройти, чтобы в ней оказаться. Подняв голову, я молча повернулась и направилась по короткому коридору в брачные покои, где за дверью уже собралась толпа. Не обращая на них внимания, я вошла в освещенную свечами комнату, основную часть которой занимала большая кровать с парчовым балдахином. Рядом стоял Фернандо в окружении небольшой свиты.