Прощай, Эдем! Книга 1: Стефани - Патриция Хилсбург
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Почему? Почему не сможешь? Разве я тебе мешаю?
— Нет, Стефани, здесь дело не в этом.
— А в чем же тогда дело?
— Я не знаю как тебе объяснить… Но пока я не готов к тому, чтобы снова начать работать.
— По-моему, Джон, ты очень устал после этой выставки.
— Возможно…
— Так мы поедем с тобой? Спрячемся в постель и будем слушать как стучит дождь по крыше…
— Но я же тебе говорил, что ливень…
— Хорошо, пусть будет ливень.
— Стефани, в принципе, мне все равно куда ехать. Но на островах сейчас не очень… Все дороги размыты, никуда не поедешь, сядем на одном месте, как посреди болота… А трава там такая высокая, что ничего не увидишь.
— Так куда же тогда ехать?
— Не знаю. Может быть, в Европу, в Африку, в Испанию, во Францию… Но, честно говоря, мне и туда не очень хочется. Мне нравится здесь.
— Здесь? На этом побережье? Тебе еще не надоело?
— Нет, не надоело.
— Но, послушай, Джон, неужели нигде не найдется теплого уголка, где мы смогли бы плавать как здесь?
— Почему нигде? Можно, например, поехать в Европу, и мы сможем плавать как здесь.
— Какая скука! Тогда подождем с Испанией, я хочу загореть побольше.
— А что ты там говорила насчет загара?
— Я хочу загореть.
— А зачем тебе быть такой темной?
— Не знаю…
— Почему тебе иногда чего-то хочется?
— Сейчас больше всего на свете мне, например, не хватает загара. Конечно, из того, чего у меня еще нет. Разве тебе не хочется, чтобы я стала совсем черной?
— Ну еще как! — прошептал Джон.
— Ты думал, я не смогу так загореть?
— Почему? Можешь загореть.
— Вот я и смогла. У меня кожа такого же цвета как у львицы. А они иногда бывают очень темными. Но я хочу загореть вся и скоро своего добьюсь. И ты станешь смуглее индейца или туземца. И тогда мы будем совсем не похожи на других. Теперь понимаешь, почему это так важно?
— Какими же мы будем?
— Не знаю. Может быть, мы станем самими собой, но несколько другими. Такими мы и останемся, да?
— Возможно.
— Давай поедем по этому же побережью и найдем другое место, не хуже этого.
— Так и сделаем. Есть много диких уголков, где летом никого нет. Возьмем машину и сможем добраться в любой уголок, куда наша душа пожелает. Стоит хоть раз в жизни загореть как следует, и мы навсегда останемся такими, если не будем жить летом в городах.
— В городах? Неужели ты хочешь стать совсем черной, Стефани?
— Да, насколько возможно. Жаль, что во мне нет туземной крови, а то я стала бы такой темной, что тебе не устоять. Скорее бы наступило завтра, и я снова пойду на пляж.
ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ
— Чак и Билли наконец-то выезжают в Редбридж. — Долгую дорогу может скрасить только разговор о женщинах. — Джилли, набитый автобус, тряская дорога и… — При свете шум волн не кажется таким загадочным. — Гараж мистера Томпсона. «Так вот почему Джон и Стефани так редко выходят из номера!» — догадался владелец гаража.
Проехав миль двадцать в молчании, Чак и Билли посмотрели друг на друга.
— Что ты такой невеселый, Чак?
— Да не знаю, честно говоря, чему радоваться, Билли.
— Я не о том говорю, что надо радоваться. Просто развесели меня чем-нибудь.
— Тебя развеселить? Да ты что, с ума сошел? Что я тебе, клоун?
— Хотя бы расскажи что-нибудь, дорога будет легче.
Билли нервно барабанил тонкими пальцами по приборному щитку.
— О чем тебе рассказать?
— Расскажи о женщинах.
— О женщинах? — Чак посмотрел на Билли, потом вновь уставился на дорогу. — О женщинах… О женщинах это ты мастер рассказывать, а я, признаться, их не очень люблю.
— Да ладно тебе, не очень любишь… Эту, небось, трахнул ночью?
Чак вновь взглянул на Билли и кивнул.
— А что мне оставалось? Ты же ловил рыбу.
— Так ты расскажешь или нет? А то от тоски сдохнуть можно. Если не будешь говорить, я начну пить виски.
— Э нет, пить мы пока не будем. Только когда доберемся до Редбриджа.
— Тогда рассказывай.
Чак задумался. Дорога летела под колеса их зеленого форда.
— Говоришь, о женщинах?
— Ну да. Об убийствах я с тобой разговаривать почему-то не хочу.
— Лучше бы я тебе рассказал об убийствах.
— Нет, Чак, избавь меня. На работе, да еще о работе разговаривать, — это уж слишком!
— Так и быть, я расскажу тебе одну историю, правда, она мне и самому кажется довольно странной.
— Расскажи, я очень люблю всякие странные и загадочные истории, в особенности связанные с какими-нибудь извращениями.
— Да ты что, Билли, с ума сошел? Разве я похож на извращенца?
Билли посмотрел на Чака:
— Нет, на извращенца ты, пожалуй, совсем не похож. Эдакий здоровый мужик. Извращенцы, обычно, такими не бывают.
— Вот и я говорю, так что не надо ко мне цепляться с этим.
— А я и не цепляюсь, Чак. Ты будешь рассказывать или я достаю виски?
— Я тебе сейчас как достану, так ты забудешь, где находишься!
— Ладно-ладно, Чак, успокойся. Рассказывай.
Чак наморщил лоб:
— Знаешь, Билли, начало я тебе не буду рассказывать, потому что это тебе все равно ни о чем не скажет. Итак, как-то я выехал по одному делу, выехал на рейсовом автобусе.
— Ты на рейсовом автобусе? Разве такое бывает?
— Это было очень давно, я был помоложе.
Билли кивнул.
— Ну-ну, так я слушаю историю, а ты городишь какую-то ахинею.
— Меня должны были ждать на вокзале. Я вышел из автобуса с саквояжем в руке и осмотрелся. Меня пригласила одна старушка, она хотела уладить дело со своим наследством. Но старушка встречать меня не пришла, я бы ее узнал. Я подумал, что она где-то рядом, и начал осматривать всех встречавших. Но перед автовокзалом никого не было и мне показалось, что обо мне забыли.
Я тогда подумал, что старушка слегка сумасшедшая и зря я трясся в этом мерзком рейсовом автобусе целых сто миль. Тогда стояла страшная жара. Я как сейчас помню, как вспотел в этом разбитом автобусе.
Я стоял посреди площади, потом вытащил из кармана платок и вытер вспотевшее лицо. Солнце, Билли, пекло вовсю, ты даже не можешь себе представить, какая жара стояла в этом городке. Я уже решил спросить про дорогу и добираться собственными силами, но в этот момент заметил молодую девушку, которая пряталась в стенной нише.
Меня тогда удивило, что она так просто стояла в этой нише и смотрела на меня. Мне даже показалось, что она прячется. А может быть, ей было нечего делать и она проводила время, рассматривая приезжающих.