Я ничего не боюсь. Идентификация ужаса - Жан Делюмо

тем легче, что вера в хороводы мертвецов имела чрезвычайно широкое распространение. Во всяком случае, достоверно известно, что в Средние века танцевали в церквах и особенно на кладбищах, причем не только по случаю дней дураков, невинноубиенных и т. п. – против этого «соблазна» ополчился Базельский собор (сессия XXI, 1435 год). Было бы полезным собрать досье по этой теме. Хорошо известна легенда о плясунах из Кельбика, изложенная в Нюрнбергской хронике. В Кельбике, в Магдебургской епархии, некий священник служил рождественскую мессу. Группа из восемнадцати мужчин и десяти женщин устроила переполох, затеяв песни и пляски на близлежащем кладбище. Священник обратился к ним с увещеваниями. Но они лишь посмеялись над ним и продолжали. Тогда он воззвал к небу, чтобы они были обречены так танцевать в течение целого года. По истечении этого срока архиепископ Магдебургский освободил их от наложенного наказания. Трое из плясунов умерли сразу же, остальные ненадолго их пережили.

Таким образом, правдоподобная гипотеза состоит в том, что церковь нашла новое применение старинным пляскам и христианизировала их, как это произошло с мирскими песнями, которые она превратила в гимны, заменив слова, но сохранив мелодии. Иоганн Бишофф, францисканец из Вены, писавший около 1400 года, сообщает, что в его время танцы по случаю Пасхи были очень популярны во всех слоях общества и их насчитывалось до двадцати. К несчастью, он описывает лишь два из них: в первом Христос вел избранных в рай, во втором дьявол уносил в ад тех, кто не соблюдал десять заповедей. Вполне вероятно, что один из остальных восемнадцати танцев имел отношение к смерти. Впрочем, Э. Маль утверждает, основываясь на одном документе 1393 года, что в этот год пляска мертвецов была исполнена прямо в церкви Кодбека. 

* * *

А в исторической перспективе не следует ли вспомнить о похоронных плясках, известных множеству культур и угадываемых в арагонской Испании, где в Средние века сохранялись традиции макабра, унаследованные от морисков? В начале XV века на пиршествах в честь коронации королей Арагона давались представления на тему смерти, сопровождаемые пантомимой. Еще и в наши дни в Вержесе, провинция Жерона, молодые люди, изображающие скелеты, на Страстной неделе исполняют пляску смерти под аккомпанемент тамбуринов. К этому можно добавить то, что нам теперь известно о каталанской «Dansa de la mort», которую не следует путать ни с кастильской «Dança general de la muerte», о которой речь впереди, ни с каталанским переводом 1497 года текста на ту же тему с кладбища Невинноубиенных.

«Dansa de la mort» позволяет непосредственно проследить христианизацию церковью (а в данном случае – конкретно монахами) похоронных обрядов, несомненно, восходящих к глубокой древности. Текст и музыка этой пляски дошли до нас благодаря рукописи «Алая книга» (XIV век), сохранившейся в Монтсеррате и пережившей наполеоновское опустошение. Будучи недавно заново исследованы, они приобрели актуальность: в 1973 и 1978 годах эта пляска была исполнена в церкви Монтсеррата, а в 1978 году – в Барселоне, Сенте, Этампе, Кельне, Кирхенхайме и Берлине в рамках «недель Каталонии». Вот ее суровые наставления в переводе с латыни (Ad mortem festinamus…):

ПРИПЕВ:

Все мы к смерти спешим, 

Перестанем же грешить, перестанем же грешить. 

СТРОФА: 

Я хочу говорить о презрении к миру, 

Чтобы люди не прельстились мирской суетой,

Пришло время восстать от коварного смертного сна. 

от коварного смертного сна. 

Все мы к смерти спешим… 

Скоро закончится краткая жизнь: 

Придет быстрая смерть и не пощадит никого. 

Смерть убивает всех. Не жалеет она никого, 

не жалеет она никого. 

Все мы к смерти спешим… 

Если не обратишься ты, если не будешь смиренным, 

Если ты не изменишь жизнь, чтобы делать добрые дела, 

Ты не сможешь войти, подобно блаженным, 

в царство Божие, 

подобно блаженным, в царство Божие. 

Все мы к смерти спешим… 

Когда – в последний день – затрубит труба, 

Когда придет Судия, 

Он призовет избранных на их вечную родину, 

а проклятых ввергнет в ад, 

а проклятых ввергнет в ад. 

Все мы к смерти спешим… 

Сколь счастливы будут те, кто будет царствовать 

вместе с Христом! 

Они увидят его лицом к лицу. 

Они будут петь: Да святится имя твое, Бог сил, 

имя твое, Бог сил. 

Все мы к смерти спешим… 

Сколь печальны будут обреченные на вечные муки! 

Их страдания не закончатся и не истребят их. 

Увы, увы! О, несчастные! Никогда им не выйти оттуда, 

никогда им не выйти оттуда. 

Все мы к смерти спешим… 

Пусть все правители нашего времени и сильные мира сего, 

И священники, и все вельможи 

Станут совсем маленькими. Пусть они отбросят гордыню, 

пусть они отбросят гордыню. 

Все мы к смерти спешим… 

Братья мои, если мы будем, как подобает, 

созерцать Страсти Господни 

И горько плакать, 

Он будет беречь нас как зеницу ока и отвратит нас от греха, 

и отвратит нас от греха. 

Все мы к смерти спешим… 

Святая Дева дев, увенчанная на Небесах, 

Будь нашей заступницей перед Сыном, 

И стань той посредницей, что примет нас 

после здешнего изгнания, 

примет нас после здешнего изгнания. 

Все мы к смерти спешим… 

«Dansa de la mort» из Монтсеррата не является пляской смерти в точном смысле слова, потому что она не включает в себя диалога между кем-то из живущих, обычно имеющим четко очерченный социальный статус, и Смертью (или, чаще, выступающим от ее имени скелетом), но она проливает свет на этапы ее формирования. Было замечено, что рукопись из Эскуриала, содержащая первый из известных нам текстов настоящей кастильской пляски смерти («Dança general»), изобилует каталанизмами, арагонизмами и даже арабизмами. Отсюда вполне естественно предположить ее связь с предшествовавшей ей каталанской «Dansa de la mort». Таким образом, в Арагонском королевстве (но, без сомнения, не только там) имело местосоединение педагогических приемов проповедников с древними похоронными плясками и включение последних в церковную культуру.

В том виде, как она известна нам, «Dansa de la mort» предназначалась для паломников, прибывавших в Монтсеррат. Она исполнялась вечером в церкви, напротив алтаря, вне рамок литургической службы и выступала в качестве приготовления к завтрашней исповеди. Певцы, как кажется, не танцевали, но танцующие подхватывали вместе с ними последнее полустишие каждой строфы,