Семь загадок Екатерины II, или Ошибка молодости - Нина Молева

Учили всему. Наряду с российской грамматикой и математикой преподавалось рисование и артиллерийское дело, фехтование и теория фортификационных сооружений, танцы и география, верховая езда и иностранные языки. Немецкий и французский выпускники знали настолько хорошо, что в случае необходимости спокойно переходили служить в Коллегию иностранных дел. Они считались лучшими переводчиками. Львов к тому же увлекается литературой, организует с товарищами кружок, где читаются и обсуждаются произведения русских и иностранных авторов и выпускается рукописный журнал «Труды четырех разумных общников». О множестве своих занятий он напишет в автоэпиграмме:

Итак, сегодня день немало я трудился:На острове я был, в полку теперь явился.И в школе пошалил, ландшафтик сделал я;Харламова побил; праздна ль рука моя?Я Сумарокова сегодня ж посетил,Что каменным избам фасад мне начертил.И Навакщенову велел портрет отдать,У Ермолаева что брал я рисовать…

В 1776 году перед Львовым открывается возможность увидеть всю Европу. Его берет с собой в служебную поездку ставший директором Горного училища и Горного департамента М.Ф. Соймонов. Дрезден, Лейпциг, Кёльн, Амстердам, Антверпен, Брюссель, Париж… Говоря впоследствии об особенностях Львова-архитектора, тот же восторженно привязанный к нему М.Н. Муравьев заметит: «Много способствовали к образованию вкуса его и распространению знаний путешествия, совершенные им в лучшие годы жизни, когда чувствительность его могла быть управляема свойственным ему духу наблюдения. В Дрезденской галерее, в колоннаде Лувра, в затворах Эскуриала и, наконец, в Риме, отечестве искусств и древностей, почерпал он сии величественные формы, сие понятие простоты, сию неподражаемую соразмерность, которые дышат в превосходных трудах Палладиев и Мишель Анжев (Микеланджело)».

В августе 1777 года Львов возвращается в Петербург. Он живет сначала в доме Соймонова-младшего, усиленно занимаясь архитектурой, потом у тогдашнего своего начальника П.В. Бакунина, где и происходит их знакомство с Машенькой Дьяковой. Наконец, пребывание у А.А. Безбородко несомненно помогает высокому сановнику оценить дарование своего подопечного. А.А. Безбородко предлагает Львову принять участие в конкурсе на проект собора в Могилеве, который предполагалось построить в ознаменование встречи здесь Екатерины с австрийским императором Иосифом II, которая скрепила их союз против Турции. Это было сразу после тайного венчания, и не забота ли о будущем придала Львову сил выиграть конкурс у профессиональных архитекторов. Императрица одобрила строгий и скромный, в духе, как тогда говорилось, храмов Древнего Рима, собор, который стал первым словом нового направления в русской архитектуре — классицизма. Почти одновременно Львову было поручено оформление самых важных для общего облика столицы на Неве Невских ворот Петропавловской крепости. Начинающий архитектор получил полное признание.

Сегодня трудно себе представить, чем были эти крепостные ворота для России. В XVIII веке с ними связывались самые торжественные церемонии. Не говоря о том, что находятся они напротив Дворцовой набережной, почти в центре крепостной стены, и именно из них выносили и опускали на воду ботик Петра I, хранящийся в крепости. Впервые «дедушку русского флота» вынесли из Невских ворот 30 августа 1724 года по случаю заключения мира со Швецией. В дальнейшем это стало традицией. Под гром пушечных залпов и медь военного оркестра ботик помещали на большое судно и отвозили к Александро-Невской лавре, где служили торжественный молебен. С такими же почестями «дедушку русского флота» возвращали и обратно. Архитектор получал возможность прикоснуться к святая святых русской истории, и то монументальное строгое решение, которое он нашел, как нельзя больше соответствовало представлению о державной мощи России.

«Резон» Машеньки полностью оправдался. Связанный семейной жизнью и неизбежно возникающими в результате материальными заботами, ее «Львовинька» не смог бы дни и ночи проводить в работе, забывая и о себе и о постоянно задерживающихся выплатах и заработках. Зато ограничив себя личными радостями, он получает возможность сделать еще один шаг в карьере архитектора — ему поручается строительство в самом центре Петербурга. Биограф Львова права: «Казалось, что время за ним не поспевало!» Сам Львов признается: в мыслях он строил свое с Машенькой гнездо.

Идея строительства центрального российского почтамта принадлежала А.А. Безбородко, который в марте 1782 года назначается генерал-почт-директором, возглавившим выделенное из Коллегии иностранных дел «Главное почтовых дел правление». К лету того же года заказанный Львову проект был завершен. Дело оставалось за строителями.

Во вновь отстроенном архитектурном ансамбле Львов получает превосходную казенную квартиру — первую в его жизни! — где начинает собираться многолюдный кружок друзей. Здесь всегда можно застать Василия Капниста, композиторов Е.И. Фомина и Н.П. Яхонтова, Г.Р. Державина, будущего президента Академии художеств А.Н. Оленина и непременно Левицкого. Художник скажет, что это второе его петербургское пристанище. А когда с помощью Львова с Украины приезжает в столицу В.Л. Боровиковский, участвовавший в росписи Могилевского собора, он вообще на несколько лет поселяется в почтамтской квартире почти как член семьи. Всем здесь находятся стол и дом.

Львов, по словам его биографа, сразу «содкялся, так сказать, пристанищем художникам разного рода, занимаясь с ними беспрестанно. Мастер клавикордный просит его мнения на механику новую своего инструмента. Балетмейстер говорит с ним о живописном расположении групп своих. Там г-н Львов устраивает картинную галерею. Тут, на чугунном заводе, занимается он огненной машиной. Во многих местах возвышаются здания по его проектам. Академия ставит его в почетные свои члены. Вольное экономическое общество приглашает его к себе… Будучи свойств отличный, малейшее отличие в какой-либо способности привязывало г-на Львова к человеку и заставляло любить его: служить ему и давать ему все способы к усовершенствованию его искусства. Я помню попечения его о господине Боровиковском, занятия его с капельмейстером Фоминым и проч. Люди, по мастерству своему пришедшие в известность и нашедшие приют в его доме».

Теперь есть все основания попытаться добиться согласия родителей Дьяковых на супружеский союз с Машенькой. В 1784 году Львов официально повторяет предложение и оказывается принятым с распростертыми объятиями. Такому жениху могла позавидовать любая невеста.

Да, за прошедшие четыре года многое успело измениться. Кадриль великого князя Павла Петровича распалась. Сашенька, вышедшая замуж за Василия Капниста в 1780 году, устроилась в украинском своем поместье и думать не хочет о посещениях Петербурга. Графиня Катенька попала в тяжелое материальное положение. Граф Стенбок взялся поставить на строительство Исаакиевского собора понравившийся производителю работ инженеру Бетанкуру пудожский камень, вложил в поставки все свое состояние, но камень не понравился автору проекта собора Монферрану. Большие затруднения переживают сами Дьяковы. А главное — Машеньке двадцать восемь лет, и родители теряют надежду на устройство ее будущего. Восходящая звезда Львова, отношение к нему при дворе, множество хорошо оплачиваемых заказов заставляют на этот раз принять его предложение. Дьяковы дают согласие на брак дочери и даже на непонятное желание Машеньки венчаться в далекой Риге, у Стейнбоков.

Впрочем, назначенный день свадьбы приносит неожиданное объяснение. Молодые заявляют о своем уже состоявшемся браке — вторичное венчание было слишком большим грехом, — и Мария Алексеевна наконец-то входит полновластной хозяйкой в почтамтский дом, ничего не меняя ни в его обычаях, ни в заведенных мужем порядках хлебосольства и гостеприимства.

Друзья правы: Мария Алексеевна талантлива во всем, в том числе и в семейной жизни. Рядом с ней «Львовинька» обретает, кажется, еще большую трудоспособность. Он в постоянных разъездах — приходится вести авторский надзор за десятками разбросанных по губерниям усадебных домов и церквей. Здесь и дача-дворец П.А. Соймонова на Выборгской стороне с распланированным самим Львовым обширным садом, и имение Г.Р. Державина «Званка», и парк А.А. Безбородко в Москве, и дача Безбородко в Полюстрове, под Петербургом, и церковь в Мурине — имении Воронцовых под Торжком. Всего не перечесть.

Волей-неволей Мария Алексеевна остается одна, занимается хозяйством, даже пробует, хотя и неудачно, пуститься в хлебные спекуляции, воспитывает детей, которых становится год от года больше. В год свадьбы приходит на свет первенец Львовых Леонид, спустя четыре года — старшая дочь и историограф семьи Елизавета, в 1790 году — будущий камергер Александр, в 1792-м — Вера, родная бабушка художника Василия Дмитриевича Поленова, в 1793-м — Прасковья. Много времени приходится тратить на устройство своего имения под Торжком — Никольского и Черенчиц, где Львов строит для семьи настоящий дворцовый ансамбль с множеством строительных и пейзажных затей. Марии Алексеевне принадлежат совсем особенные обои — из расшитой шерстью соломы, которыми обтягивались отдельные комнаты. И при всем том она остается по-прежнему интересной собеседницей, не теряя ни своей красоты, ни светскости. Ее связывает с мужем такое же сильное и светлое чувство. Свою посвященную жене песню Львов напишет после рождения последней дочери: