Это моя дочь (СИ) - Шайлина Ирина

— Купил. Пойдёшь за меня замуж?

— Пойду, — и кивнула, хотя он не видит в темноте.

И молчим оба. Так обидно стало вдруг. И он знает, и я, что это ради Даши. Мне гарантии нужны. Я больше не хочу терять свою дочь. И моя свобода не значит ничего, если ради того, чтобы Даша рядом росла, необходимо кольцо на палец надеть, я надену.

И чего тогда, спрашивается, обидно? Непонятно вовсе.

— Дурочка, — шепчет он. — иди сюда.

Я обиженно не иду, тогда встаёт сам, подхватывает меня на руки, благо я, как и Дашка, отощала. Несёт в постель. Бережно, как ребёнка. Накрывает одеялом, утыкается куда-то в шею мне и щекочет дыханием. Так и лежим. И мне неожиданно хорошо.

— Мне нельзя рожать, — тихо говорю я. — Ты же понимаешь, что эта беременность совсем не к месту. Дашка ещё долго в себя приходить будет, ну, какой второй ребёнок?

— Но он же есть уже, — возражает Демид. Касается ладонью живота. — Здесь. И это факт. И мы не будем избавляться от него из-за наших страхов. Все будет хорошо. Его нет больше. Не нужно никуда бежать.

Закрываю глаза. Андрей не умер сразу. Долгую неделю сражался за жизнь в реанимации. Он даже умирал подло — упал на Настю, она едва не спасла ему собой жизнь. Но все же сердце не выдержало. Иногда я думаю, стало ли мне от этого легче? Непонятно. Может станет, со временем.

— Но Даша…

— Ты сильная. А она так на тебя похожа. Твоя дочь. Мы справимся.

Я заплакала. Я не хотела рожать, да. Потому, что страшно. Беременность первая мне не забудется никогда. Но и отказаться от того, кто уже внутри — невыносимо. И мне, такой сильной, вдруг хочется, чтобы кто-то взял и просто хоть что-то решил за меня. И сейчас я Демиду благодарна.

— Пореви, — улыбается он. — Девочкам это необходимо порой.

Дашка спит с куклой. Вторую, её сестрёнку, мы отвезли в деревню. Если честно, я бы в этот момент хотела быть одна. Это слишком сокровенно. Но Дашку пока нельзя оставлять, она была со мной. Дорожки на кладбище уже расчистили с утра, я села на холодную лавочку, долго сидела и смотрела на светловолосую девочку с фотографии. Моя, тоже моя. И тоже всегда будет в самом сердце. Куколку на могиле оставила Даша. Я не знала, как ей все это объяснить, но кажется, она сама все понимала. Вот вырастет, и я найду нужные слова.

— Ну, — грубо сказала бабушка Демида. — Хватит жопу морозит и слезы лить, домой идемте.

— Я не лью, — жёстко ответила я.

В домике её деревенском тепло и уютно. Чайник пузатый пыхтит на плите. Мы не предупредили, что приедем, и старушка не успела подготовиться. И в панике металась, пытаясь гостей накормить. Я посмотрела на её суету, и легонько отодвинула старушку в сторону.

— Идите пока к ребёнку, я сама.

И взялась разделывать куриную тушку — водителя и охранника тоже покормить нужно, а Демида усадила чистить овощи. Он с бабушкой переглянулся, и взгляд этот, казалось, полон смысла был, который мне понять не дано.

— Мне кажется, я не нравлюсь твоей бабушке, — тихонько шепнула я.

— Нравишься, — возразил он. — А главное, мне нравишься. Сильно, очень сильно. Так, что я бы тебя украл, если бы не вся эта история. Просто забрал себе, и ни с кем не делился бы. А тут сантименты приходится всякие… И ты, Оль, выходи за меня замуж, потому что я тебе нужен, а не вот это все… Хорошо?

Я спрятала лицо у него на груди и кивнула.

Эпилог второй. Даша.

За Дашу все боялись. Она нутром это чувствовала, хотя вроде маленькая. Справили шестой день рождения той же зимой. Всю зиму искали новый дом, не связанный никакими тяжёлыми воспоминаниями. Дашке все дома одинаковыми казались, большие, чужие. Да и какая разница? Главное, чтобы мама рядом была, и кошек со щенком не отнимали. Всё остальное — неважно.

Купили в итоге, и вскоре он, такой чужой поначалу, начал становиться своим. Ближе к лету у мамы начал расти живот. Она его стыдилась, глупая. Словно стыдно любить кого-то, кроме Даши. Снова психолог зачастил. Сначала тётя не нравилась Даше, и та с ней из принципа не разговаривала, а потом поняла, что это весело и втянулась.

А летом уже спать начала в своей отдельной комнате. Иногда ночью просыпалась и бежала к маме, но та всегда была на месте — в одной с папой комнате.

Мальчик родился осенью. Бабье лето стояло, в воздухе летают паутинки, солнце светит, как бешеное, напоследок, листья золотые, небо голубое, до боли в глазах. Даша тогда в садик вернулась, в тот самый, который раньше ходила, хотя и далеко от дома. Мама сказала, так лучше.

— У тебя что, правда теперь папа депутат? — спросил Коля.

— Нет, — покачала головой Даша. — Просто миллионер.

Утром уходила, мама была дома, пузо огромное, улыбается устало. А потом прямо днём из садика забрал папа и в больницу повёз. Мама ещё более усталая, а живота нет больше. Вместо него — мальчик. Маленький такой, и словно только вот родился, и уже устал — лицо сердитое. Смешное. Глазки свои таращит, смотрит внимательно так, запоминает.

— А как он оттуда вылез? — поразилась Даша.

— Дома расскажу, — засмеялся почему-то папа, а мама только глаза закатила.

Мальчика дали подержать, но держать его было скучно. Он только лежал, смотрел, иногда устало, тяжело вздыхал. Зато его нянчить приехала бабушка, и суетой наполнился весь дом. Но каждый подчёркивал, что Дашу любит, словно она этого не знала. На самом деле, этого и знать не надо, любовь либо есть, либо нет, иного не дано.

Мальчиком Даша особо не интересовалась. Садик, подготовка к школе началась — скоро семь лет стукнет, кошка, которая только вот была котёнком, родила вдруг сама пятерых сразу, и все друзья Дашки хотели котят посмотреть.

А потом, выходной был, Даша вдруг заскучала — зима уже, на улице метель метет, папа уехал в командировку, мама уснула, потому что мальчик плакал всю ночь, а няни в выходные нет. Даша бегала по коридору с котятами, и услышала, как мальчик плачет. Пошла посмотреть, почему мама к нему не идёт.

Мама спала. Под глазами тени. И так вдруг её жалко стало, такую самую родную и самую важную. Подошла, к кроватке наклонилась. Малыш увидел её, бровки сердито насупил. Ножки задрал наверх, с одной снял носок, а потом его в рот засунул.

— Фу, — сказала Даша. — Нельзя, кака.

Носочек изо рта вытащила и обратно на маленькую ножку одела.

— Агу, — поблагодарил мальчик.

— Ты что, — поразилась Даша. — Совсем, как человек, что ли?

Ребёнок снова агукнул, и Даша впервые принялась рассматривать его внимательно. Оказалось — хорошенький. И на маму похож сильно, вовсе не на папу, как все говорят. И лицо у него не красное уже, а очень даже симпатичное.

— Бу-у-у, — зачем-то рассердился он.

Наверное, не нравится, что разглядывают.

— Не сердись, — попросила Даша. — Давай лучше дружить будем, Ваня…