Исток - Анна Московкина

— Для чего? — не поняла я, пытаясь сообразить, как простая размолвка в небольшом селе может повлиять на судьбу страны, о которой с серьезной миной мне втолковывал Майорин.

— Для войны, Айрин. Войны и последующего объединения школ.

— Но зачем?

— Как тебе объяснить… Я сам не всегда понимаю зачем. Может быть, однажды я смогу ответить на твой вопрос. Зато у тебя будет прекрасная возможность опробовать свои силы, — хмыкнул он, кажется, сам не веря в свои слова.

— Как интересно! Толку-то от меня, разве что ходячим источником работать.

— А более достойная роль тебя не привлекает?

— Это невозможно, Майорин, ты же знаешь.

— Откуда тебе знать. Порой жизнь не такое выкидывает… Все воплощается, если очень хотеть.

— Даже невозможное?

— Нет невозможного. Только с желаниями надо быть поаккуратнее, а то вообразишь себя белым и чистым рядом с государыней, а будешь ночным горшком в личном пользовании ее величества, — сказал колдун и замолчал.

Я убрала окровавленные бинты и тряпки. Бледный как немочь, мужчина лежал на кровати и, кажется, спал. Идти к себе не хотелось, я приткнулась сбоку, стараясь занимать как можно меньше места.

— Ревешь?

— Нет.

— А что тогда мокрое течет? Всю подушку залила.

— Я больше не буду, — хлюпнула я носом, прижимаясь к теплому боку.

— Айрин, — вкрадчиво произнес колдун, — только не сморкайся в меня, пожалуйста.

— Да ну вас всех! — Я утерла рукавом глаза и поднялась с кровати.

— Наревелась? Дай одеяло, я замерз. — На стуле лежало аккуратно свернутое покрывало, я бросила его в колдуна.

Куда деваться, я не знала, уходить не хотелось, а ложиться рядом уже было неудобно. Он закрыл глаза и, будто прочитав мои мысли, хмыкнул:

— Я не соседский мальчик, не таращься на… — Концовку фразы я не слышала, захлопнув дверь с другой стороны.

5

Лето выдалось суматошным: от пожара к пожару. Но где-то к началу августа жара начала спадать, а уже в середине зарядили дожди, серым туманом заволок Велманию влажный морок. Ночевки в лесу превратились в пытку, когда кажется, что никогда уже не попадешь в долгожданное сухое тепло. Я сдалась к середине сентября и начала тихо скулить о теплом домике, хоть где-нибудь. Майорин будто ждал подобной просьбы, и быстрые кони за седмицу домчали нас от границы с Луаром до Мертвого перевала в Черных горах, а через четыре дня мы уже въезжали в западные Вирицкие ворота…

Утро началось с предсмертного хрипа.

— Воды… — простонала я. Но поднести умирающей стакан воды было некому.

Я открыла глаза. Потолок вроде бы знакомый, кровать тоже. С кряхтеньем я собрала свое тело в кучу и сползла с кровати. За окошком стояла октябрьская темень, дождик колотил в стекло, просясь в комнату. Ощупью я добралась до кухни и жадно напилась.

Картинки воспоминаний вчерашней ночи калейдоскопом кружились в голове. Есть же счастливые люди, которые наутро ничего не помнят. Как им хорошо.

Как ни странно, тяжелая головная боль обошла меня стороной, только желудок сжался в комок где-то у пяток.

Я разожгла огонь в печке, пламя быстро взялось за бересту и начало старательно вылизывать поленья, те протестующе шипели. Я запалила пару лучин, и кухня осветилась неровным мерцанием пламени. Сразу стало уютно. Котелок, задвинутый в глубь печки, загудел разогреваясь. Мне нравились эти октябрьские дни, особенно по утрам, когда от непогоды тебя защищают крепкие деревянные стены и долго не светает. Дружески поскрипывает поленьями огонь в печке.

Я разомлела, вытянувшись на скамье около зева печи, ожидая, когда закипит вода. Дверь тихо скрипнула. Я повернула голову и уперлась взглядом в полуобнаженную девицу со спутанными волосами.

— Доброе утро, — вежливо поздоровалась я.

— Доброе утро, — эхом отозвалась незнакомка, явно не ожидавшая встретить здесь кого-либо.

— Вы что-то хотели?

— Нет! Да! — выпалила она. — Нет!

Я пришла в некоторое недоумение от столь скорой смены решений и молча наблюдала за развитием событий.

— А вы кто? — решилась гостья.

— Я здесь живу, а вот вы кто?

Девушка нервно подтянула шнуровку платья, прикрывая грудь, и одернула подол.

— Я, наверное, пойду. Я к колдуну заходила.

— За снадобьями?

— Что? Ах да, за снадобьями, — согласилась гостья, явно присматривая путь к отступлению.

Пути было три: сени, комната Майорина и моя. Идти на улицу в одном платье, без плаща, было чревато воспалением легких, но и отправиться в колдуново логово она не решалась.

— Что же вы так рано? Боялись, раскупят? — уже откровенно веселилась я.

— Айрин! Прекрати! — раздалось из соседней комнаты.

— А мог бы и сам ей водички принести, — вяло огрызнулась я, борясь с зевотой.

Колдун зашел на кухню, кутаясь в шерстяную рубаху, черные волосы топорщились вороньим гнездом, на шее наливался багрянцем след страстного поцелуя.

Девушка затравленно озиралась по сторонам. Я злостно продолжала резвиться. Подошла к колдуну и, указав пальцем на компрометирующий синяк, кротко спросила:

— А это благодарность?

Гостья залилась краской.

— Айрин!

— Я хорошо знаю свое имя, зачем каждый раз напоминать?

— Илая, не переживай. Это моя сестра. У нее чувство юмора немного извращенное.

— Если бы ты их предупреждал, этого бы не было, а то они каждый раз так удивляются.

Взгляд Илаи сменился с затравленного на возмущенный, мое невинное «их» и «они», видимо, здорово подпортили Майорину неделю, а то и месяц. Колдун пообещал мне взглядом черную месть и повернулся к девушке.

— Я, пожалуй, домой пойду, — сквозь зубы процедила она и, забрав плащ, хлопнула входной дверью.

Колдун спокойно сел за стол. Я заварила в кипятке травы, засушенные летом, и разлила чай по кружкам. На раскаленной сковороде шкварчали яйца.

— Каждый раз одно и то же. Тебе не надоело?

— Ну, как тебе сказать… — Я выложила кружок яичницы ему на тарелку, подала хлеб.

— Может, я влюбился, а ты разбила мои мечты, — лукаво произнес мужчина.

— Ты влюбляешься раз в месяц, потерпишь до следующего.

— Если бы ты каждый раз не доводила их до ручки, я влюблялся бы реже.

Видно, расставание с этой особой его не сильно расстроило. Надо сказать, что девица была из слабонервных. Бывали и такие, кто переносил меня неделями, одна даже продержалась два месяца, в итоге мы подружились, и этого не вынес уже колдун.

— Тебя вчера где носило?

Теперь настала моя очередь смущаться.