Чистилище. Охотник - Кликин Михаил Геннадьевич

Охотникам стены были не нужны. Они и в лесу чувствовали себя в безопасности. Единственное, чего надо было бояться, это мутов – чем дальше маленький отряд уходил от деревни, чем больше была вероятность нарваться на опасную тварь. Хорошо хоть, что путь отряда пролегал на север, а не на юг. На севере для прожорливых мутов было мало пищи, да и условия были слишком суровые – поэтому они здесь встречались нечасто, несмотря даже на избыток столь любимой ими воды.

Гонка со временем давалась охотникам нелегко. Иван понимал, что рано или поздно ему придется дать людям нормальный отдых. Он видел, что Антон Птицын засыпает на ходу, Кондрат Котов прихрамывает и время от времени украдкой щупает колено, а неунывающий весельчак Илко Тайбарей уже не пытается шутить, а только тяжело дышит и сплевывает густую слюну. Одному Федьке, казалось, всё нипочем. Иван, глядя на него, только диву давался: и почему этот низкород всё так же легко, как и в начале пути, перелезает через стволы упавших деревьев, перескакивает бобровые каналы. Он не притворялся, не бодрился. Он действительно не устал – Федька отмахивался от комаров и мошки, а ведь любому наблюдательному человеку известно, что первое, чем перестает заниматься по-настоящему уставший путник в лесу, – это отгонять надоедливый гнус.

Чем ближе было море, тем реже становился лес. Всё чаще под ногами хлюпал набравший влаги мох, всё ниже и корявей становились деревца. Если бы охотники повернули на восток и прошли в том же темпе еще сутки, а может и меньше, то они очутились бы в настоящей тундре, на оленьих пастбищах, где родился Илко Тайбарей и где кочевали роды Большаковых и Вылковых – они хоть и считались частью общины, придерживались правил Кодекса, но жить предпочитали отдельно, навещая дальних родственников и друзей всего несколько раз в году для того, чтобы обменять оленину и шкуры на соль, железные предметы, самострелы, тканую одежду, мёд и Коктейль…

– Тебя бы, Федька, запрячь в волокушу, – пробурчал Иван, в очередной раз наблюдая, как низкород легко преодолевает лесной завал. – Ты бы нас всех, наверное, утащил бы.

Ему подумалось, что не случайно, наверное, Тая выбрала Федьку, именно ему подарив заячью лапку. Почувствовала, должно быть, в нем какую-то силу, твердость, надежность.

Иван отогнал неприятные мысли, поравнялся с Федькой, пошел с ним рядом, словно соревнуясь. Так вдвоем они и выбежали точно на мута, ворочающегося в тине на берегу лесного озерца.

Мутант жрал лося. Сам он убил животное или нашел падаль – понять было невозможно. От рогатого великана мало что осталось – видимо, пир продолжался не один день.

Почуяв людей, мут резко повернулся и зарычал. Таких уродцев Ивану видеть еще не приходилось. Он вскинул свое новое ружье, рявкнул Федьке:

– Пригнись! – и спустил курок.

Пуля попала мутанту в грудь – в область сердца. Однако это его не убило. Мут завизжал, полез на берег, выволакивая кучу вонючей тины.

Федька, не дожидаясь, когда Иван выстрелит второй раз, вскинул автомат. Две короткие точные очереди опрокинули мута в вязкую топь.

– Зачем стрелял?! – накинулся Иван на Федьку. Тот растерялся, развел руками:

– Он же к тебе лез. Мог прыгнуть.

– Ты же нас выдал только что!

На берег озерца выбежали отставшие охотники. Убитого мута они не увидели – он полностью погрузился в грязную воду. Зато охотники заметили останки лося.

– Твой автомат могли услышать те, за кем мы гонимся, – сказал Иван. – А моя винтовка бьет тихо. Понимаешь теперь?

Федька виновато кивнул. Иван махнул рукой:

– Да что уж теперь. Дело сделано…

Остаток дня они были очень осторожны. Уже не торопились, двигались с оглядкой, опасаясь засады. Если чужаки услышали выстрелы, если они заподозрили преследование, то стычки не миновать.

Только к вечеру Иван успокоился и велел остановиться на отдых.

– Антон, ложись спать, Федька, разводи огонь, Илко, готовь ужин, Кондрат – ты сторожишь. Останемся тут до утра, так что набирайтесь сил, пока есть возможность. Завтра – решающий день.

Ветер пах морем. Бухта была совсем рядом.

Иван сел на землю, прислонился к теплому стволу ёлки и мгновенно уснул. Ровно через тридцать минут он очнулся, обтер лицо мокрым мхом, немного погрелся у костра, дожидаясь горячей похлебки, раз за разом снимая пробу, шумно прихлебывая обжигающее варево из деревянной ложки. Решив, что блюдо готово, Иван сам снял закопченный котелок, позвал к огню остальных. Только Антона будить не стали и Кондрата оставили на посту – свои порции они получат потом.

Ужин прошел в молчании. Охотники передавали котелок по кругу, черпали варево единственной ложкой. Насытившись раньше остальных, Иван поднялся, развернул плащ, накинул его на плечи.

– Я скоро вернусь, – сказал он. – Отдыхайте.

Никто не стал спрашивать, куда он собрался. Это и так было понятно.

64

Лабораторию готовили быстро, в сжатые сроки, но с большим старанием, так как дело находилось под личным контролем больших людей. Поначалу её планировали оборудовать в кубрике рядом с медицинским помещением на борту подлодки. Но, подумав, высокопоставленные командиры решили не рисковать безопасностью Чистых и обустроили одну из комнат в трюме баржи. Её самым тщательным образом загерметизировали и простерилизовали, сделали отдельный вход с так называемым «горячим тамбуром», смонтировали вентиляционную систему. Зарам в этой части баржи появляться запретили настрого. Исключение сделали только для трех охранников, известных своим послушанием, но и они не должны были подходить к лаборатории и её системам ближе чем на пять метров.

В подготовленном помещении установили столы и пару шкафов. Главным за научную часть экспедиции назначили Валеру Истомина – сухопутного лейтенанта медслужбы, бывшего «пиджака», окончившего лечебный факультет гражданского вуза, а до этого успевшего поработать фармацевтом. Дальше лабораторией занимался он – сам восстановил ручную центрифугу, сделал перегонный куб, набрал всякого стекла – банок, бутылочек, пузырьков, подготовил свои предложения, касающиеся сложного оборудования.

За пару месяцев до старта морской экспедиции командование снарядило четыре поисковые кампании. Одна группа так и не вернулась из кишащего мутантами города. Зато остальные принесли требуемое – пробирки и колбы из больниц, пластиковые шприцы, весы и мензурки из аптек, толстые справочники, учебники и даже кое-какие химические реактивы либо вещества, из которых эти реактивы вроде бы можно было получить.

Пиджак Валера, обрядившись в белый халат, быстро научился делать важный и занятой вид. Но немногочисленным друзьям жаловался, что не знает, как готовить лабораторию, чего ждать от неведомого Коктейля. Он признавался, что просто стаскивает в свое блистающее царство разный мусор, от которого, возможно, и проку никакого не будет в предстоящем исследовании.

– Ну что я могу сделать? – жаловался он. – Ну, плотность посчитаю. Ну, кислотность замеряю. Ну, скажем, электропроводность узнаю…

Тем не менее Валера стал реже появляться на людях, большую часть времени читая книги и разбирая трофеи. Начальство старалось его не беспокоить.

Хоть лаборатория и считалась стерильной, но посещал её Валера исключительно в изолирующем костюме, который не снимал и во время работы. Однако большую часть времени Валера проводил в своей каюте на атомном подводном крейсере. Штудировал книги, писал конспекты.

И постоянно чувствовал себя немного виноватым, догадываясь, что в лаборатории секрет Коктейля ему не раскрыть. Но признаваться в этом ему, конечно же, не хотелось. Он уже успел привыкнуть к спокойной легкой жизни, и ему хотелось верить, что еще месяц-другой он сумеет водить за нос начальство, подсовывая им заумные, мало что значащие отчеты. Уж что-что, а обманывать начальство за свои пятьдесят с хвостиком лет Пиджак Валера научился хорошо…

Как ни странно, но о прибытии Коктейля на плавучую базу Валера узнал в числе последних. Он дремал с тяжелой книгой на груди, когда в каюту заглянул бородатый матрос, постучал пистолетом об комингс и велел отправляться в боевую рубку, где уже началось внеплановое собрание. Там-то Валере и сообщили, что халява кончилась и ему пора продемонстрировать свои умения.