Радио Мартын - Филипп Викторович Дзядко

– Мартын.

– Прапрабабушка дарила своим дочерям Молоховец, и был там рецепт мазурки, тысяча восемьсот шестьдесят первый год – выход книги. Ее с тех пор дарят всем в нашей семье, поэтому я умею ее готовить. И вот принесла вам на праздник.

– Я бы сделал этот день главным праздником национальным. Шестьдесят первый. Не только из-за мазурки.

– Очень трудноуловимая. И даже вообще размыта. И в этом смысле сегодняшнее сообщество, вот этот стол, являет собой какую-то, на мой взгляд, может быть, и не совсем достоверную, но все-таки монолитную во многих отношениях группу. Все-таки это последний шанс удерживаться в рамках общепринятых правил.

– Как связь некая. Как общность.

– Да. Потом, знаешь, если ты встречаешь пятьдесят человек и там нет ни одного, извините, гондона, это вообще прямо чудо! Сегодня все реже это встречается.

– Это, конечно, не так…

– Так, конечно.

– А я вообще говорил не о том, ну ладно, неважно.

– Нет, подожди, ты знаешь, чтобы теперь собиралось больше пятидесяти человек и не было бы мерзавцев?

– Я не собираю больше пятидесяти человек, как ты понимаешь, я всегда собираю двух, трех…

– Пятьдесят – это я даже много сказал, окей, двадцать, окей.

– Я не знаю…

– Мне очень смех ваш понравился.

– Меня поразило как вы сказали о Диме, что Дима был человеком…

– Как он пел.

– Как он пел, да, но перед этим вы говорили, что он был настоящий русский человек, знающий, что живет в стране, которая занимается производством утрат.

– Подожди, но это слова Димы или это слова…

– Нет, это слова Толи. Это догадки Толи о нем, он так Диму читает. Я не думаю, что страна для Димы была списком утрат, и гори все огнем. Черт, трудно в эту маску говорить! Но фраза о стране, которая занимается производством утрат…

– Ну, да.

– Постойте, Миша же – я сейчас как переводчик буду – говорил другое, говорил о нем как о человеке, заключающем в себе, напротив, некоторое количество приобретений.

– Нет, на самом деле не об этом речь.

– Натирает, ага, немножко.

– А ты на лоб ее подвинь, да, вот так.

– Не приобретения, а абсолютно, так сказать… Ну, как римская когорта какая-то. Это ощущение у меня было первый раз на похоронах Миши, когда стояла очень плотная… я употребил бы слово «толпа», но это неправильно. Было ощущение римской когорты, как она… вот как щитами загорожена. И это было ужасно сильное ощущение чего-то такого, что есть, понимаете. Что есть! И сегодня тоже, но как-то более размыто…

– Почему вы все время переспрашиваете?

– У меня чрезмерная чувствительность к звукам. Я слышу звуки, которые не слышат большинство людей, например, изменения в шуме вентиляторов.

– Вы сказали «вентиляторов»?

– Знаете, что такое тиннитус? Сразу должен признаться в этой особенности.

– Вот что он сделал? Первая серия начинается с того, что играют свадьбы – везде, по всему Советскому Союзу. В Украине, в Латвии, на Дальнем Востоке, в Средней Азии – везде свадьбы. Проходит цикл свадеб, потом рождаются дети.

– А постановочное это было?

– Абсолютно документальное! Какой там! Они мотались год по всей стране.

– В шестьдесят седьмом году?

– В шестьдесят седьмом году.

– А я смотрела фильм о людях, которые родились в семьдесят седьмом – восемьдесят пятом годах.

– Это которые перед миллениалами. Ксенниалы.

– Чего?

– Ксенниалы называются, икс.

– А-а-а, икс.

– Помнят падение Берлинской стены, свидетели одиннадцатого сентября. То есть таких изменений, сломов. Они немного как мы – дневники вели на бумаге, по телефону с диском звонили и крутили карандашом кассеты. Но они и спокойно тиндером пользовались или твиттером. Они такой переход между.

– Ладно, это уже какие-то детали, не в этом дело.

– Она потрясающе выглядит, просто потрясающе. Вообще не меняется лет двадцать, наверное.

– Она как изюм, как станешь таким – и потом не меняешься.

– Ну, подобие того, что делал Углас. Он у меня есть в полуцензурном варианте. Потом второй цикл – рож-дение, потом дети идут в школу, без дикторского текста.

– То есть свадьбы, девять месяцев, ну да…

– Но не у тех же семей, а у разных! Рождаются дети – здесь маленький киргиз родился, там грузин родился. Значит, он снял это. Потом студенты, институт, работа, старость и кладбище. И – новый цикл рождения. Это первая серия. Вторая серия – идут служить в армию, и вся страна ощетинивается против мира, потому что вокруг враги, военная промышленность… То есть это картина страны, живущей как осажденный лагерь. Это поразительная картина!

– Ну сейчас так же.

– Вы не нальете мне белого вина? Прошу прощения.

– Что?

– Вы не нальете мне белого вина? Прошу прощения.

– Да, конечно, да, с удовольствием, сейчас дотянусь, да, вот оно.

– А он вышел тогда. И его порезали на студии. Теперь слушайте дальше.

– Да, и бывший председатель Коммунистической партии Ирландии сидел здесь, потому что из Ирландии его… И он был заведующий радиокомитетом, когда была война. И радиокомитет…

– …весь посадили.

– И в этом варианте были невероятные монтажные стыки, которые потом сгладили. Например, такая была сцена, где съезд партии.

– …в Свердловск эвакуировали.

– А потом всех посадили.

– К тому, почему Люська в Свердловске родилась. А потом их отца посадили, мать посадили, и их с Алкой, старшей сестрой, – в лагерь для детей врагов народа. Люська говорит, что там было потрясающе, там были дети всех национальностей. И Люська говорит: «Начальник лагеря с Новым годом поздравляет нас, и он как бы хочет нам хорошего и говорит: “Дети, я вас поздравляю с Новым годом! И обещаю, что тех, кто будет хорошо себя вести, будем хоронить в гробах!” Вот такой человек…»

– Кошмар!

– Он хотел как лучше.

– А в подвале когда они жили?

– До этого жили в подвале, до.

– Она замужем была?

– Она была замужем.

– Готов спорить, что вы не всегда ходили в гусиных перьях?

– Если шею мне свернешь,

Раньше времени умрешь.

– Что?

– Ничего. Вспомнила зеленое граффити, которое видела утром: «Разобьешь мне сердце – разобью тебе ебало». Прошу прощения. Вы ведь тоже не всегда были маленькой белкой с вытянутой мордой.

– Я звукорежиссер. Мартын.

– Вы немного глуховаты для звукорежиссера.

– Это мне помогает, я же говорил, что не глухой. И нос, кстати, у меня такой не с рождения, а это травма.

– Меня не пугает ваш нос. Меня зовут Миа. Миа Веттерборг. Я тоже не родилась птицей.

– Хотите птичье молоко, печенье или какое-то лакомство, Миа?

– Лакомство! Какое дурацкое слово. Нет.

– А вы тоже в кино работаете?

– Да, художник, декоратор, реквизит готовлю, а иногда цветокорректор.

– Простите.

– Чихайте на здоровье! Да. Вот, держите – это называют король пирогов.