Сотник. Беру все на себя - Евгений Красницкий

— И опричников! — быстро добавил Мишка.

— И от меня передай, — влез Семен Дырка — чтобы гребцов и кормщиков невозбранно!

Отрок Астафий растерянно поморгал, но увидев поощрительный кивок сотника, бодро рявкнул:

— Слушаюсь, господи сотник!

Треске, чувствовалось, тоже хотелось добавить и собственные распоряжения, но повода не нашлось. Он вздохнул, провожая взглядом убегающего отрока и, как-то по-простому, уже не пытаясь ничего из себя изображать, обратился к Егору:

— Свежатинки добудем. Мои тут уже кабанье стадо выследили — с поросятами, голов в двадцать будет. Вечерком возле водопоя их и возьмем. Не велика хитрость, сделаем. А скажи-ка ты мне, к чему он — дрегович повел бородой в сторону Семена — негоден оказался? Как-то вы… больно уж смутно излагаете.

— Во-во! — встрепенулся «адмирал Дрейк». — Негоден, негоден, дырка сзаду, а для чего негоден-то? И почему?

Егор опять полез пальцем в ухо, предоставляя Мишке возможность самому отвечать на заданный вопрос.

— Перемены грядут, честные мужи, перемены серьезные, а вот к добру эти перемены будут или к худу, во многом и от нас зависит. — Мишка оглядел собеседников и, убедившись, что те готовы слушать дальше, продолжил. Избаловались мы за боярином Федором-то — ни князь в полюдье к нам не ездил, ни людей своих не присылал, да и некому это делать было — в Турове-то Брячислав Святополчич только на кормлении сидел. Ныне же на Туровский стол сел полноправный князь, как-то при нем все будет? А ну, как не удоволится тем, что ему боярин Федор собирает, да начнет сам в полюдье ездить? Или еще хуже — людишек своих посылать. Слыхали, наверное, как они себя ведут? Виры разорительные на пустом месте придумывают, новые подати измышляют, а то и впрямую грабят. В полюдье, как в боевой поход за добычей ходят. Но им иначе и нельзя — кормятся-то только с добычи, да княжьими милостями, а жизнь в стольных городах дорога. Там не только прокорм требуется, но богатство напоказ выставить, гонор явить.

— Ну, а я-то тут причем? Что мне, дырка сзаду, воевать, что ли с князем?

— Ни в коем разе! Бунт князья давят жесточайше, да и за обиды своих людишек карают беспощадно.

— И что ж тогда?

— А то, что между простым селом и боярским — с дружиной — разница есть, и разница существенная. Да, за княжьего человека спрос суровый, но ему-то, ежели убили, уже все равно. Для грабителя, в случае гибели, смысл грабежа теряется начисто — награбленное уже не потратишь. Да и остальные, при таком повороте дела, предпочтут не рисковать, а поискать добычу полегче. У татей, хоть простых, хоть княжьих, ухватка всегда одинаковая — рвать, в первую очередь, с тех, кто сопротивляться не может.

— Угу, так они и утерлись, дырка сзаду, и князь смолчал. Да что ты мне тут…

— Нет, конечно! Не утерлись и не смолчал… если дело с боярином-одиночкой имеют. А вот если сотни в тысячу собраны, да тысяча та сильна…

— Опять, выходит, война!

— Совсем наоборот! Никакой войны, а даже любовь и согласие!

— Ну, это ты заврался! Какая любовь, дырка сзаду, коли сила на силу? Не знаю, что ты такое в книжной науке превзошел, как о тебе болтают, а только жизни ты не знаешь — молод еще! Запомни: промеж жерновов уцелеет не самое твердое зерно, а то, которое ямку в жернове нашло и в ту ямку закатиться сумело! Так-то, дырка сзаду! А то развел тут: сотни… в тысячу собранные…

— Вот я и говорю: «Не годен!» — неожиданно вставил Егор. — Мы, ведь не те зерна ищем, что в ямку закатиться норовят, да и не зерна вовсе, а камешки, что потверже жернова будут. Им-то ямка не требуется — так устоят, да еще и сам жернов покарябают.

— А вы, значить, такие твердые? — язвительно ощерился Семен.

— А мы, значить, да — такие твердые. — Передразнил Егор.

— И через это у вас, дырка сзаду, с князем любовь и согласие?

— И через это князь Вячеслав Владимирович нашему воеводе златую шейную гривну пожаловал.

— Э?.. Ишь ты, едрить тя в грызло…

Пока Егор с Семеном обменивались язвительными репликами, Мишка прислушивался к тому, что творится на Припяти. И понимал, что бесполезно — протоку, в которой были укрыты трофейные ладьи отделяло от основного русла довольно приличное расстояние, да еще и заросшее лесом, но все равно не мог удержаться — прислушивался.

«Как там у Демьяна? Хотя, Арсений, конечно, присмотрит, глупостей натворить не даст… А может быть, полочане в Припять и не вылезут, уйдут к Пинску? Погодите, сэр, какая-то у вас только что мысль интересная мелькнула… очень, между прочим, показательная. Да! Вы обратили внимание, как ваши собеседники отреагировали на ваш пассаж „У татей, хоть простых, хоть княжьих, ухватка всегда одинаковая“? Вот именно! Никак не отреагировали — восприняли, как само собой разумеющееся! Каково? Сказано: „Княжьи тати“, а народ безмолвствует! Вам, сэр Майкл, это ничего не напоминает? Ага! Совершенно справедливо, позволю себе заметить — напоминает, практически копирует, ТАМОШНЕЕ отношение населения к ментам! Вот и поспорь тут с Экклезиастом: „Бывает нечто, о чем говорят: „смотри, вот это новое“; но все это было уже в веках, бывших прежде нас“. Вот так: девятьсот лет разницы, и… никакой разницы! Простите великодушно за невольный каламбур. Но тогда… получается, что „адмирал Дрейк“ Ваньку валяет — все ему известно и понятно… хотя нет. То, что систему может победить только другая система ему и в голову не приходит… ну, как ТАМ — отмахаться от ментов можно ФСБэшной или депутатской ксивой, или чем-то подобным — знаком принадлежности к другой системе, не менее сильной. Что ж, тогда дальнейший разговор понятен, никуда вы не денетесь „сэр Френсис Дрейк с отверстием в интимном месте“».

— А как вы думаете, не тяготится ли князь своей зависимостью от мнения дружины? — спросил Мишка, сразу всех собеседников, ни к кому конкретно не обращаясь. — Вроде бы, полновластный правитель, землей повелевает, суд и расправу чинит и… все прочее, что князьям надлежит, но всегда приходится ему помнить, что дружина может сказать: «без нас решил — без нас и верши». А по любому важному делу — пир устраивай, да мнение дружины выслушивай. И постоянно от людей своих слышать: «Дай, дай, дай!». Дай злата, дай власти, дай безнаказанности, дай гордыню потешить, и чем больше даешь, тем больше хотят…

— Ой, бедняжка! Нам чего теперь, дырка сзаду, поплакать над тяжкой княжьей долей?

— Плакать ни к чему, а вот подумать было бы полезно! — не принял Мишка язвительной тональности, раскрутившейся по ходу препирательств между Егором и Семеном. — Вспомнить, к примеру, что ты делаешь, когда у тебя ладья или насад при погрузке излишне на один борт кренится?

— Тьфу, балаболка! Ладья-то тут причем, дырка сзаду…

— А все-таки, что делаешь?

— Чего, чего… груз перекладываю, чтобы…

— Чтобы, значит, противовес был?

— Нет, дырка сзаду! Чтобы за борт груз выпал! — Похоже, «адмирал Дрейк» начал дозревать до аргументации типа «сам дурак». — Что ты дурь-то всякую…

— А что может стать противовесом, если дружина ладью княжьей власти на один борт кренит?

— Э?..

— Наша тысяча. — Негромко, но очень весомо и неожиданно для собеседников вставил Треска. — Которая из сотен слагаться будет.

«Сэр, вы это слышали? НАША! Ай, да мэтр Треска! То-то он род оседлал — политику сдержек и противовесов на интуитивном уровне сечет!».

— И этот туда же! — Семен шлепнул ладонью по доскам кормового настила. Нам только и дела, что княжьи заботы разбирать, дырка сзаду! Своих собственных нам мало уже! Вы каким местом думаете-то?..

— Да уж, вестимо, не тем, в котором дырка! — не дал Семену договорить Мишка. — А чем мы, по-твоему, сейчас занимаемся? Набег на Туровские земли обтиваем! Как раз то, что должен был бы сам князь с дружиной делать. Но он же с братьями в Степь ушел.

— Ну и что?

Семен Дырка, несомненно, уже все понял и сопротивлялся только из упрямства, а может быть, просто хотел, изображая горячность, выжать из Мишки побольше информации, но разговор-то велся не только для него, но и для Трески, хотя и тот, тоже, надо понимать, прекрасно видел, к чему клонят Мишка и Егор.

— Ну и то! — немного повысил голос Мишка. — Коли дружина спросит Вячеслава Владимировича Туровского: «Кто ты без нас?», он может смело отвечать: «Князь!», ибо есть у него, кроме служилой дружины, земская — от земли Погорынской. Нет! — Мишка выставил ладонь в сторону собравшегося что-то сказать Семена. — Не ополчение, его-то князь и без нас поднять может, а именно дружина. Кованая рать, ни умением, ни оружием, ни доспехом, служилой дружине не уступающая. Да еще пешцы. — Мишка ткнул указательным пальцем в сторону Трески. — В ополчении, конечно, тоже пешцы будут, но выучкой-то и оружием похуже, ибо у нас-то пешая ДРУЖИНА будет, а не ополченцы. Да еще и ладейная рать. — Указательный палец уставился на Семена Дырку. — А с этим у князя Вячеслава и вовсе кисло — нету у него ладейной рати, на купеческих ладьях дружину возит, если нужда приходит.