Гапландия - Максим Касмалинский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Прижали к земле. На спине — подошва. Замер.
— Гребаный Сервер! Червяк дождевой, вы-ли-тый. Отпусти его, это свой.
Подошва со спины исчезла, поднимаюсь на колени.
— Ну зачем же ж? — смеется Николай Анатольевич и, как болонку, трепет меня по затылку.
Рядом с Кассиным — тяжелый. Бронежилет, балаклава, берцы. Видел я ролик, как спецконсьержи тренируются, там такое же облачение. Николай Анатольевич жестом показал тяжелому идти назад. Оглядываюсь. Госпромовцы поставлены раком. Радуюсь. Но осекаюсь. Неизвестно, что случилось. Но Кассина видеть приятно безумно. Встаю на ноги.
— Анатольич!..
— Все потом. Пошли посмотрим еблонавтов.
Мы подошли к стоящей на проезжей части машине, на которую поставили разведенные руки герцогиня, водитель и пассажир. Им по пяткам бьют спецназовцы, расставляя ноги шире. Микроавтобус неподалеку, там тоже ребята в брониках. Всего спецназа — касок пятнадцать. Водителю задирают руки за спину и согнутого ведут в автобус. С той стороны к машине Госпрома подходит мотоциклист в шлеме, он убирает за пазуху маленький автомат и, подойдя вплотную, бьет кулаком по ребрам набычившегося пассажира.
— Этого тоже уводим, — командует Кассин.
Тяжелые уводят пассажира. Захотелось ему крикнуть насчет отрезания ушей, но губы и язык смертельно пересохли.
— Разверни эту шалаву, — говорит следак.
Мотоциклист стоит рядом, снимая черный с золотом шлем. Спецназовец за плечи разворачивает бритую леди. У нее такое лицо, словно плюнет сейчас в лицо Анатольича, который объявляет:
— Жанна Петкович, вы задержаны по обвинению в убийстве Павла Кольцова.
— И в похищении Александра Шэлтера, — добавляет мотоциклист.
Он протягивает мне открытый портсигар и представляется:
— Капитан опеки Хельмут Брух.
Я не без труда вытаскиваю сигаретку.
— Мы тогда не познакомились, — говорю. — На Пятой западной. Очень приятно. Вы очень вовремя. Борода в кармане?
Хельмут улыбается, а Кассин дает команду тяжелому?
— Пакуйте этого трансгендера.
Жанна злобно вскинулась:
— Я бы предупредила!
— Пшепрашам, пани, извините, — язвит Кассин и лезет в салон машины. — А папочку я с вашего позволения…
Когда Николай Анатольевич достал документы, все завертелось, как в военном клипе. Жанна Петкович свернулась винтом и мгновенной вертушкой отбросила тяжелого бойца на тротуар. Этой же ногой, как кувалдой, выбила грудину Хельмута Бруха.
Я пячусь, но она хватает папку из рук Кассина. Он — на себя. Обложка рвется. Книга падает на землю. Книга!!! Немая сцена.
— Что такое? — хрипит Жанна.
— Что это? — смотрит на меня Николай Анатольевич.
— Книжка, — говорю. — «Его борьба для чайников», издание второй антигитлеровской коалиции. Раритет. Букинистическая редкос-сть…
* * *Новый кабинет Кассина был гораздо просторней того, где следак колол меня на «мокруху». Стол, как батальное полотно, мебель пестрая под мрамор. Четыре окна запойно тянули вечерний солнечный свет.
В отсутствии хозяина на кресле под портретом Гегеля развалился капитан опеки Брух. Я у чайного столика в углу кабинета сижу в бугристом кожаном кресле, пью вторую чашку коньяка — «Перевели же ж быстро, рюмками не обжился». Здесь тихо, за дверью — бешеный кипеш. Все здание службы опеки стоит на ушах. Мельтешат генералы, блеют полковники, генерал-полковники офигевают.
Закусываю шоколадкой, наломанной кривыми звездочками.
— … точно также с той фурой, — рассказывает Хельмут. — Когда она в город пошла, обогнал на байке и шмаляю по колесам. Они по тормозам. Тут наши их и приняли.
— Так эти работяги «Шоу-стройкомплекта» не разбились? — спрашиваю я.
— Я говорю, приняли их. Показания взяли. Сидят. Тонар на нашу стоянку воткнули, что тут было! Какие-то депутаты, председатели Колян Толянычу телефон оборвали. Госпромовское начальство лично приперлось. Верните, говорят, фуры. Бумаги с печатями, жетоны цэкашные… Куда деваться? Колян Толяныч говорит, ну забирайте. Идет с ними в дежурку, чтоб стоянку разблокировать — а нет! Не работает ничего. Это я в щиток одну штуку внедрил.
— А в кузове дым-машина?
— Не. Там кое-что покруче. Это Толяныч расскажет, если сочтет. Узнаешь еще, все только началось.
Толяныч счел, и я знаю, но ворчу:
— Секреты у них, секреты…
Брух закинул ноги на стол и говорит:
— Один секрет готов раскрыть, — и молчит, клоун.
Ботинки у него престижные, конечно. Байкерские.
— Раскрывай, — не выдерживаю.
— В деле оперативного учета «Лебедь» ты проходишь под агентурной кличкой… Карамзин.
Ё-моё! Вершина фантазии! Если историк, так Карамзин.
— Дело по имени «Лебедь», значит против Госпрома?
— Точно! — подтверждает Хельмут. — Птичка с классным пиаром, как и концерн Госпромоушен. Лебедь олицетворяет красоту, изящество. Любви и заботы символ. Так? А нет! Когда эта птица-лебедь поселялась на водоеме — конец речке! Озеру, морю, каналу приходят неизбежные кранты. Лебедь все сожрет. Не сожрет — надкусает. Что не по зубам — разрушит, гнезда разорит, рыбу изведет и берега засерет. И становится чистое озеро мерзким, зловонным болотом. Чем не концерн? Я думаю, Госпром со спецом такую эмблему выбрал.
Может и так. Контора вредная и лживая, но планы их совсем за гранью: ядерную бомбу создавать, тут ни в какие ворота не лезет. Когда меня привезли в этот кабинет, я думал, Кассин кликнет экзекуторов, и мое жидкое тело опять будет предано пыткам. Следак орал невесть чего, потрясая книжкой так, что я боялся — порвет в сердцах, а «Майкапмф для чайников» — гордость библиотеки Шэлтеров. Но когда я ему рассказал, как подменил содержание папки «Шоу-стройкомплект» и сбросил документы в шахту лифта, он сделался довольным, как чемпион на пьедестале, посмеялся, с восхищением хлопал меня по плечам, приговаривая: «Ну, Алек! Ну молоток! Не ожидал, не ожидал. Круто!».
Потом он рассказал, как служба опеки взяла под наблюдение грузовики «Шоу-стройкопмлекта». Все на первый взгляд понятно, однако же ж в один момент приборы засекли на одном тонаре высокую радиацию. Сначала думали, что перевозка редких элементов — урана, например, но потом эксперты с высокой вероятностью определили «греческий огонь». Все в шоке! Поставили в известность министерство, стали ждать указаний. А тут звонит Хельмут и сообщает: груз с бомбой следует в город. Не на полигон, не к чертовой
