Пути-дороги. С чистого листа - Алёна Цветкова

живут. И у нее корова, свиньи, куры, утки, кролики и даже борть есть, в саду стоит…

– Хм, – хмыкнул пожилой и что-то написал в свитке. И повернулся к стражникам, – заканчивайте здесь, и к соседям еще зайдем.

– На каком основании?! – попыталась возмутиться я.

– На основании королевского указа от двадцать шестого числа седьмого месяца, велено собрать не менее половины налогов на три месяца раньше. Налоги могут быть уплачены сельскохозяйственным товаром по приложенному прейскуранту.

И я заткнулась. А что тут скажешь. Налоги – это, черт побери, святое. В любом царстве-государстве.

Только что же это получается? Ретта меня сдала?! Они же ко мне не собирались ко мне, пока она не рассказала все о моем хозяйстве… и главное, так технично все выдала. Одним предложением. Но зачем?!

Я подняла глаза на Ретту. Она больше не плакала, смотрела на меня, а в глазах горел огонек триумфа. Странно. Она как будто бы даже довольна тем, что сделала.

Молодой сборщик налогов, шустро утолкал свинку в мешок, который они предусмотрительно привезли с собой, и все кавалькада поехала к нашим воротам. Я снова посмотрела на Ретту, я обязательно спрошу у нее, зачем она это сделала. Но сейчас мне надо отстоять свое хозяйство. У меня слишком мало всего, чтобы разбрасываться хотя бы курицей. Мне нужна отсрочка, рассрочка, что угодно…

Пожилого, который был главным сборщиком, звали господин Санник. Удивленно оглядел мою избу, посмотрел на деда, который замер без движения, закрыл глаза и тяжело, со всхлипом дышал.

– У меня тут написано, – просверлил он на свой свиток, – живет с дедом, есть корова, свиньи, утки, куры, кролики, борть и сад.

– Все верно, – вздохнула я, чувствуя желание почесать кулаки о бестолковую девчонку, – у вас все верно записано. Только дед болен, не встает, я по хозяйству одна кручусь. А еще моему хозяйству всего-то два месяца… меня в детстве таланги-охотники похитили, я в начале лета только вернулась… когда меня там убить хотели…

– Вот как, – протянул господин Санник и что-то почиркал своим волшебным перышком, которое писало без чернил, – теперь ясно, почему вас в списках нет. А ты, голуба, документы-то получила? Покажи.

Я достала бумагу, которую мне дали за корову и протянула сборщику налогов. Он вчитался и фыркнул.

– Это на корову, а ты на себя покажи.

– На себя? – Удивилась я, понимая, что в этом вопросе дала маху. Даже ведь не задумалась о документах.

– Метрика есть, – прошептал хитрый дед умирающим голосом, – Лола, под матрасом у меня в тряпице лежат…

– Метрика, дедусь, – снова фыркнул господин Санник, – для детей. А внучка у тебя взрослая уже. Пачпорт надо получать было сразу по возвращении. А то ведь просрочка уже пошла, – покачал он головой.

Я уже понимала, что проруха получится немаленькая. И вот тут, с документами, сама я прокололась. Надо было мозги включить и подумать о бумагах заранее. Ведь могла бы догадаться, что нужно где-то зарегистрироваться. Могла. И спросить.

– Хорошо, – почесал затылок господин Санник, – налоги я с тебя пока брать не буду, первый год у нас льгота для новопоселенцев, по своему ведомству так тебя и проведу. Только ты, девка, молчи об этом. Чтоб никто и полсловечка в деревне не узнал. А то доброжелателей у тебя здесь много, как я погляжу. Но вот с пачпортом нехорошо вышло… ничего сделать не могу, придется тебе и за пачпорт уплатить, и за пропущенные сроки виру внести… деньгами тридцать медянок будет. Деньги-то у тебя есть?

Есть. Пять серебряных монеток в мешочке на груди. Но что-то мне подсказывает, что не нужно светить своими богатствами перед сборщиком налогов… а то может доброта его исчезнет в тот же миг, как он увидит эти деньги. Раз есть, значит плати.

И я помотала головой из стороны в сторону.

– Эх, – сочувственно вздохнул господин Санник, – придется сельхозтоварами брать. По прейскуранту… Пойдем, посмотрим, что у тебя есть…

Паспорт и штраф обошлись мне в двух поросят… по прейскуранту они как раз по пятнадцать медянок стоили.

Обидно как, черт возьми… я смотрела, как мои поросята уезжают, и чуть не плакала…

Глава 21

– Лола, – дед уже сидел на кровати, когда я вернулась, – откуда же они про тебя узнали? Неужто старостиха напела?

– Если бы, деда, – я вздохнула… в груди жгло от досады. На себя, за то,что не подумала про паспорт, на деда, что он про него, вообще, забыл, на окружающих, которые ни разу не заикнулись о том, что нужно собрать деньги на налоги. Это мне сейчас господин Санник объяснил: с крестьян, что своим хозяйством живут и батраков не нанимают, по одной серебрянке с каждого работоспособного взрослого годовой налог берут. А больше всего на Ретту… Как она могла? Они ведь год деда моего кормили, меня хорошо приняли, как свою.. помогали. И я им той же монетой старалась отплатить… ничего не жалела. А Ретта, та самая Ретта с которой мы раньше столько времени проводили вместе, взяла и подставила меня…

И от этого было даже горше и большее, чем от потери двух поросят… хотя и это тоже ударило по мне очень сильно.

Теперь я осталась осенью без мяса. Но хуже всего, что теперь я осталась совсем без друзей в деревне. После такого я больше не смогу доверять даже Аниште.

– Лола, не расстраивайся все будет хорошо. Мы с тобой справимся, – вздохнул дед, когда я ему рассказала откуда сборщик налогов узнал про наше с ним хозяйство. – Ретта молодая, глупая. Задурила девка. Бывает. Зависть, она, дочка, глаза застит, сердце и разум на семь печатей закрывает.

– Зависть?! – вскинулась я, – да чему завидовать-то деда? Пашу же я как конь, бьюсь, стараюсь, никому зла не делаю. С той же Реттой последним делюсь, не думая.

– Дак, этому и завидовать. Совсем ничего времени прошло, а у нас уже хозяйство вона какое, – дед вздохнул.

– Ладно, деда, – вздохнула я, – живы будем, не помрем. Справимся. Некогда сидеть и страдать, надо на этой неделе в город собираться. Поросят купить, да посуды побольше. Сидр хочу поставить, деда.