Леди Теней - Татьяна Зингер

— Как тебе будет угодно, лорд, но тени тревожатся, хранители недовольны. А я… я просто не поеду с тобой. Пусть тебе помогает Сольд.

Трауш проводил удаляющуюся Мари в молчании, граничащем с бешенством. Кем она себя возомнила, фавориткой или любимой женщиной? Он, в конце‑то концов, её правитель, а она — его правая рука. И не ей решать, как ему относиться к Сольд.

Мари забылась от вседозволенности. Что ж, останавливать он её не намерен — пусть уходит.

Через два часа они осматривали кровавый алтарь. Трауш ожидал от Сольд ужаса или хотя бы отвращения, но та деловито разглядывала тело ави (сначала тень, после рынди, и вот ави) с разрезанным горло и выжженным на лбу клеймом. Прошла к убитым стражникам и спросила, втянув носом воздух:

— Магия?

— Да. Сильнейший выброс. Как и в прошлый раз, всё случилось так быстро, что никто не успел среагировать. И проблема в том, что магия эта принадлежит человеку, но прошел он по сумеречному туннелю. Понимаешь, никто не способен открыть такой туннель.

— А если его провел жрец? — Сольд, подобрав юбки, вернулась к телу на алтаре.

— Исключено. — Трауш поднял левую руку мертвеца, убедился, что под ней пусто.

— Жрецы дали богам слово быть верными Пограничью, и, поверь, они неспособны его нарушить.

— Ну, — она пожала плечами и с трудом подняла правую руку, осматривая алтарный камень, — значит, кто‑то овладел вашим умением перемещаться.

— Но как? — Трауш зарычал как зверь, дикий зверь, у которого методично вырезали стаю.

— Мы разберемся. — Синеву её глаз тронул лед.

Она умела успокаивать вот так незаметно, одним словом, жестом, взглядом. Трауш закрыл лицо руками. Кого ему выставлять в караул на сей раз? Лучших теневых воинов убили как беззащитных младенцев, придушили магической удавкой.

Неожиданно Сольд склонился над самым лицом мертвой женщины и проговорила:

— Из неё тоже высосали магию.

— Почему ты так решила? — Трауш ничего не ощущал, и Сольд в волнении облизала губы.

— Она пахнет как… пустышка. Не как ави, каждая из которых ведьма по рождению, а как я. Понимаешь?

Трауш уже знал, что когда‑то его невеста обучалась в академии и была изгнана оттуда из‑за утраты истинных сил, но он никогда не чувствовал в ней запаха истощенности. Да и могли его почувствовать кто‑то, кроме неё самой? Ему вообще зачастую казалось, что Сольд восприимчива к ароматам куда сильнее прочих. Как лорд распознавал эмоции, так для неё были открыты тончайшие вкусовые нотки. Например, она знала, чем пахнет отчаяние или похоть.

— То есть её кто‑то лишил магии? — Трауш поверил невесте на слово.

— Возможно, в этом и заключался ритуал?

Сольд отошла в сторонку, приложила к носу платок. Бледная, как неживая. Не мертвец, не рана, не иссушенные стражники, но вонь доводила её до отчаяния.

Итак, у них имелся мертвец породы ави, лишенный резерва, переход по сумеречному туннелю, неподвластный никому, кроме теневых магов, и выброс темной магии. Как же связать всё это в одну цепочку?

А что за трилистник? — Сольд показала на лоб мертвой женщины.

Что‑то знакомое крутилось в памяти лорда, но он не мог вспомнить, где видел этот трилистник. Каждый день последнего месяца он вспоминал его и пытался найти ту книгу, в которой знак мог упоминаться — впустую. Нет, он точно его встречал, без сомнения, так почему же забыл, где?!

— Хотел бы я знать. — Трауш развел руками. Его губы скривились, кулаки сжались. Он ненавидел себя за это бессилие и за то, что Сольд видела его таким. Жалким, растоптанным. Да какой он лорд, если его народ гибнет?!

Туманы вспенились как морские волны в шторм и укутали лорда черным плащом. И тогда Сольд шагнула к Траушу, не замечая ни мертвецов, ни потеков крови — ничего вокруг, — и заглянула ему в глаза.

— Мы разберемся, — повторила как заклинание. — Мы всё поймем. Слышишь? Туманы улеглись, ластясь к её ногам что котята.

С того дня они перекапывали библиотеку вместе.

Не спалось. Трауш в последние месяцы вообще плохо спал в родительском поместье, что‑то мешало ему, казалось, давило на грудь, уж не материнский ли дух запрещал высокому лорду нежиться в кровати тогда, когда над страной нависла угроза? Сегодня и вовсе замучила нервозная бессонница, будто что‑то должно было случиться: то ли хорошее до одури, то ли плохое — не разобрать. Весь день он провел в поисках чего‑то, что разгадало бы знак с трилистником. Но ни он сам, ни теневые историки не могли объяснить происхождение клейма. Говорили что‑то о древних жертвоприношениях, но скорее в порядке легенд и домыслов, нежели чего-то настоящего.

Трауш спустился в столовую и налил из графина в стакан воды, отпил. В окно светила луна, такая серебряная, почти белая. Её окружала россыпь бриллиантовых звезд. И в свете луны у окон кто‑то шевельнулся.

Это могла быть только Сольд. Вот уж кому не лежалось ночами в кровати — бдительный дворецкий постоянно заставал её то в холле, спешно накидывающую плащ, то во дворе, то в зале у не разожжённого камина, то в библиотеке. После жаловался лорду (дворецкий в принципе любил поябедничать на Сольд), а что тот мог сделать? Запретить ей выходить из комнаты после полуночи? На каком основании?

Она стояла, обхватив себя руками, в лунных лучах, не двигалась. Распущенные волосы, отросшие за три месяца, гладил легкий ветер. Ей было холодно в платье с коротким рукавом — это чувствовал не Трауш, но его туманы.

Лорд вышел на крыльцо. Воздух был свеж настолько, что перехватывало дух. Перешептывались травы и листва. Над садом нависло спокойствие, нерушимое, плотное. Сольд не сдвинулась и на сантиметр. Трауш подошел к ней сзади и без слов накинул на продрогшие плечи куртку. Девушка вздрогнула и сказала почти неслышно:

— Спасибо.

За последний месяц они сблизились. И в этом их единении чувствовалось нечто особенное. Не любовь и не супружеские отношения, но особое понимание, с полуслова, с полувзгляда.

С ней он оставался строг, иногда даже суров, но Сольд привыкла и на его жесткость отвечала мягкостью, которая сглаживала, успокаивала.

— Ложись в постель, — потребовал Трауш.

— Зачем? — искренне изумилась Сольд. — Погода прекрасная, безветренно, тихо. Слышишь?

Трауш прислушался. Стрекотали цикады, пронзительно и тревожно, так, словно о чем‑то предупреждали.

— Ты продрогла.

— Ничуть, — заспорила она, но куртку натянула. — Останься со мной, давай просто постоим.

Трауш подчинился, и на минуту мир вокруг исчез: осталась лишь тишина и темень, свет луны, пение цикад и девушка с именем Сольд.