Гиперборейская чума - Андрей Лазарчук

Не имело смысла спрашивать, почему он так решил…

– Так, – он выдохнул. – У нас действительно полтора часа. Нам нужно успеть придумать что-то, какой-то абсолютный верняк, чтобы плотно познакомиться и даже подружиться с этим самым Рогачом. Принимаю любые предложения…

И тут телефон, обычно верещавший тихонько, заорал дурным голосом. Хасановна цапнула трубку.

– Да. Да, есть. Кто спрашивает? По какому вопросу? Что-о?! Лабать на вечеринке? Вы с ума сошли? Кристофор Мартович…

– Секунду, Хасановна, – помахал рукой Крис. – Кто это?

– Какой-то Кавтарадзе…

– О-о! Жив, курилка. Я подойду, Хасановна. Сто лет чувака не слышал. Алло, Гоги! Привет. Ты знаешь, я давно… Нет, я понимаю, что такое зарез… Где? Не может быть… постой… – Крис повернулся к остальным, прикрыл трубку рукой. Лицо его выражало запредельную степень изумления. – Это мой давний кореш. Зовет сыграть сегодня в кинотеатре «Алмаз» – у них там саксофонист слег…

– Так не бывает, – сказал доктор.

Крис быстро кивнул.

– Я соглашаюсь… – не то спросил, не то поставил в известность. И в трубку: – Гоги! Я буду играть. Только со мной придет еще человека три-четыре, о'кей? Нет, они играть не будут, только слушать. Х-ха. Разумеется. И что еще? Да ну, брось ты. Нет проблем, возьму такси.

Он положил трубку и обвел всех взглядом.

– И как это объяснить с точки зрения позитивистской науки, агент Скалли? – Он нацелил на доктора длинный кривоватый палец. – Вероятность ноль целых, ноль, ноль, ноль, ноль…

– Это все от жары, – сказала Ираида.

– Вот именно, – сказал доктор. – Но уже случилось, поэтому подумаем о прикиде.

– Десять лет назад кому сказать, что на Шаболовке могут быть пробки – шайками бы закидали, – причитал таксист, прикуривая очередную сигарету от окурка. – Парализованная бабка Эсфирь Наумовна Гимлер переползала ее полчаса, и хоть бы кто сбил! А теперь, блин… довели страну… и еще эта жара!..

К началу перформанса явно не успевали, но кто из уважающих себя людей приходит вовремя?.. Да настоящему колдуну, если честно, и часами-то пользоваться не полагается.

Наконец обе желтые «Волги» вынырнули из железного потока на траверзе кинотеатра «Алмаз» и судорожно прижались к тротуару. Подъехать ближе было невозможно: все пространство, пригодное для парковки, занимали всяческие «Ауди», «Вольво» и «Чероки», среди которых совершеннейшими наглецами выглядели древняя номенклатурная «Чайка» и зеленая армейская вошебойка.

– Эпическая сила… – раздумчиво произнес Крис, оглядев свое воинство.

Сам он был одет в драный и растянутый свитер с оленем – в этом свитере он играл еще на знаменитом джем-сэйшене в Спасо-хаузе; на ногах его были огромные армейские ботинки – еще из ленд-лизовских. Вместо обычного пони-тэйла он заплел две косички с вампумами – чтобы не выделяться. Отец Сильвестр тоже не хотел выделяться, а потому набросил вместо рясы цветастое пончо. Буйную поросль головы он усмирил кожаным хайратником, пронзительные же глаза прикрыл противными черными очечками. Доктор был в своем рабочем белоснежном пиджаке с люрексом, при белом галстуке от Кардена и в белой же феске с буквами «алеф», «ламед», «мем». Ираиде велено было замаскироваться под трансвестита; поскольку ее познания в этой области были только теоретические, результат превзошел ожидания… Лишь Хасановна (сперва ее не хотели брать, но она сослалась на свой опыт ликвидации банды самаркандских тугов-душителей в тридцать третьем…) ничего не меняла в повседневном туалете – и поэтому чудесным образом вписалась в эту компанию ряженых. И только она совсем, похоже, не страдала от тухлого вечернего зноя.

– Кристофор Мартович! – издали замахала рукой какая-то распаренная женщина. – Идите скорее сюда, мы ждем! Сюда, в служебный ход!

В кинотеатре было прохладно! Воздух пах сандалом, воском, серой и ладаном. Где-то вдали стоял негромкий гул голосов, и кто-то меланхолически щипал струны не то ситары, не то сямисена.

Крис коротко обнял своего приятеля Кавтарадзе, на грузина не похожего абсолютно, кивнул назад: вот эти со мной. Конечно-конечно, засуетился Кавтарадзе, они тоже будут выступать? Удивительно, что ты согласился, ты даже не представляешь, как выручил меня… Нет, сказал Крис, они выступать не будут, они будут смотреть и слушать. Проведи их в зал и покажи, где там и что…

– Кто не сдал мобайлы, пейджеры и серебряные вещи? – вдруг заорали динамики под потолком. – Кто не сдал…

– Серьезно у них, – сказал с уважением Крис.

Отец Сильвестр кивнул и положил руку на грудь. А Хасановна локтем поплотнее прижала к боку сумочку, в которой таился ее именной «маузер».

– Крис, слушай. У тебя полтора часа в начале и потом еще час после полуночи. Играй что хочешь, понял? Сейчас я тебя с ребятами познакомлю, хорошие парни, только совсем еще зеленые. Ты их, главное, заведи. Ударник кучерявый, но одеяло на себя тянет. Контрабас – твердый середнячок, надежный, как трехлинейка. Роялист, когда в ударе, просто улет, но бывает, что проседает, и тогда – все. А на кельмандаре тувинец один – ну, с ним не соскучишься…

– Ладно, – сказал Крис. – Кто не лабал – тот не лажался. Ты мне вот что скажи – зачем жабу крестить?

– Старинный языческий обряд, – уважительно сказал Кавтарадзе. – Да не знаю я ничего толком, лабу обеспечиваю… деньги приличные, на жмурах столько не заколотишь…

– А Страшного Суда не страшитесь ли? – вкрадчиво спросил Сильвестр.

– Лабухи и там нужны будут, – махнул рукой Гоги.

Публика подобралась пестрая. Были здесь банкиры из небогатых, старые девы библиотечного вида, увечные бандиты, профессиональные тусовщики, депутаты Государственной думы, коммерсанты, молодые поэты и немолодые выцветшие панки, известные журналисты и неизвестные писатели, опасного вида подростки с испитыми подругами неопределенного возраста, религиозные неформалы с блаженными личиками, офицеры разных родов войск, но все при орденах и в темных очках, разнокалиберные и разнопородные иностранцы, а кроме того, молодые люди обоего пола, одетые небрежно, но с хорошей выправкой и сдержанными движениями…

У стены развернули передвижной бар; впрочем, подбор напитков был изрядный. Как и цены.

Широко разрекламированное шоу лилипутов и трансвеститов на поверку оказалось коротким, жалким и ничтожным зрелищем.

Когда обрывки пестрой бумаги, в которую артисты были упакованы до начала действа, размели метлами по углам, на подиуме быстро смонтировали металлическую клетку высотой метра три. В клетку втащили газовый кузнечный горн, хромированную наковальню, церковную купель; под потолком клетки на длинных проволочках развесили всяческие металлические предметы: болты, обрезки труб и рельсов, кастрюльки и ложки… Рядом с клеткой монументально воздвигся брандмейстер с усами на лице и шлангом в руках.