Путь эльдар: Омнибус - Энди Чемберс

— Хорошо продуманная ложь, с целью выяснить, кому вы привержены и каковы ваши намерения, — уверенно заявил Экаринис.

— Или же, хотя и менее вероятно, таков был первоначальный замысел благородного архонта, однако последующие события заставили его передумать — Разобщению свойственно делать ход вещей текучим и хаотичным, — резко перебил Зиклеядес. — Так или иначе, я согласен, что Иллитиан — наиболее вероятный покровитель Беллатониса. Более того, если мы правы в этом предположении, то, скорее всего, архонт, о котором идет речь, находится здесь и напрямую руководит своими кабалитами.

— Иллитиан — единственный вероятный покровитель, — настойчиво сказал Экаринис.

Зиклеядес сварливо отмахнулся от педантичной придирки избранного мастера.

— По-моему, я только что сказал, что согласен с твоими выкладками. Даже если мы предположим, что эта теория верна, то вопрос заключается в следующем: что свело Беллатониса и Иллитиана вместе против ковена? Они не могли знать о проблемах, которые у нас происходят. Войдя в лабиринт, они пошли на смертельный риск, поэтому мы можем предположить, что им нужно что-то очень важное. Чего же они хотят?

Экаринис склонил голову набок, размышляя. Зиклеядес ждал, пока избранный мастер придет к тому же выводу, который патриарх сделал в тот же миг, как услышал имя Иллитиана. Мотивы Беллатониса понять было легко: жажда мести, алчность, желание порисоваться, гордыня и мелочная злопамятность — все это были очевидные варианты, и истина, скорее всего, витала где-то между ними. Но для Иллитиана была лишь одна возможная причина попытаться проникнуть в лабиринт Черного Схождения.

— Они желают освободить архонта Кселиан, — заключил избранный мастер.

Зиклеядес задумчиво кивнул в знак подтверждения, но его разум уже углубился в расчеты, как правильно передвинуть фигуры, которые ему подчинялись, и изменить саму игровую доску к своему преимуществу. Проблема Экариниса заключалась в отсутствии воображения, таланта предполагать, не опираясь на точные данные. Может быть, избранный мастер однажды и станет патриархом-ноктис, но сначала ему придется очень долго учиться, как манипулировать теми, кто не визжит от боли.

— Собери всех своих гемункулов вместе с их развалинами и гротесками, — сказал Зиклеядес, — даже с «Талосами», если какие-то еще остались на ходу. Сконцентрируй их вокруг шестьдесят четвертой расщелины. Нам надо устроить демонстрацию силы, а не сидеть и ничего не делать, пока Иллитиан не загонит нас в угол нашего же логова.

— Кабалиты хорошо вооружены, — предупредил Экаринис. Скрежещущий диссонанс его голоса наполнил фразу язвительным сомнением в компетентности Зиклеядеса.

— Я и не ожидал иного от Иллитиана — Белое Пламя остается одним из богатейших кабалов, несмотря на то, что уже больше шестидесяти веков терпит на себе злобу Векта. Как я и сказал, нужна лишь демонстрация силы, Экаринис, нечто, что докажет им, что они на верном пути и близки к своей цели.

Экаринис склонил голову набок, переваривая новую информацию.

— А потом? — коротко спросил он.

— А потом мы отдадим им то, что они ищут, — с широкой улыбкой ответил Зиклеядес.

Глава 15

ТАНЕЦ НА КРАЮ БЕЗДНЫ

Пестрый осторожно крался сквозь разрушенные мастерские, скользя то от колонны к скамье, то от шкафа к дверному проему. Здесь царил полумрак, подсвеченный лишь угасающими пожарами и искрящими проводами. Он полагал, что находится в районе, удаленном от Верхней Комморры и Горы Скорби, где-то ближе к окраинам того, что именовалось Старым Городом. Проще говоря, он заблудился, и даже не слегка.

Будучи выброшен из зиккурата Векта, Пестрый какое-то время бесцельно дрейфовал. Сальто-пояс спас его от немедленной и кровавой гибели под воздействием кинетической энергии на каком-нибудь шипастом шпиле. Под его костюмом, как во время любого другого представления, таилась антигравитационная суспензорная обвязка, вспомогательная система, позволяющая совершать эффектные акробатические трюки, которые порой требовались во время Маскарада. В этом случае незатейливое устройство спасло ему жизнь.

Остановившись на разбитой крыше, он наблюдал, как в километрах над его головой зиккурат и сопровождающая его армада продолжают свой путь среди высоких шпилей Верхней Комморры. По краям тучи кораблей блестели зарницы — вспышки их вооружения — и ощущались непрерывные стоны психической муки. Вект снова водружал каблук своего сапога на положенное место — на горло своего народа.

Когда Пестрый заметил, как от основного войска отделяется небольшая флотилия, это возбудило в нем достаточное любопытство, чтобы начать следовать за ней. Это был первый раз, когда он видел, чтобы что-то нарушило формацию воздушной армады, так что, очевидно, пришел в действие какой-то план. Отколовшаяся часть армии опускалась вниз, кружась медлительной спиралью, а арлекин, используя сальто-пояс, прыгал с крыши на крышу, с выступа на выступ, не отставая от нее.

Он не сводил глаз с кораблей, пока они полностью не погрузились в запутанные улочки Нижней Комморры. Там Пестрый непостижимым образом потерял их из виду. К тому времени, как он прибыл на место, там не было ни «Ядов», ни «Рейдеров». Они растворились в истерзанном городском ландшафте так, как большие кошки сливаются с джунглями.

Область, которую теперь исследовал Пестрый, представляла собой не более чем базар, созданный семействами ремесленников, которые работали вместе под номинальным руководством мелкого архонта. Благодаря взаимной защите мастера могли, по большей части, свободно заниматься работой, не испытывая постоянный страх порабощения какими-нибудь вернорожденными из более высоких звеньев пищевой цепочки. Это был лишь кусочек лоскутного одеяла из крохотных территорий, что покрывало Нижнюю Комморру. Среди громадного простора шпилей, ярусов, округов и кварталов, из которых состояла Комморра, местность размером с город, по которой теперь бродил арлекин, считалась просто улицей. Комморриты называли ее улицей Ножей.

Как и многие другие уголки Комморры, которые помнил Пестрый, она когда-то была полна темных чудес. Здесь мудрость и талант, накопленные за тысячи лет, посвящались созданию поистине фантастических артефактов. Конечно, практически все они были оружием того или иного рода: острым, легким, удивительно сбалансированным и абсолютно смертельным — или нет, если так хотели его создатели. Многие виды оружия, которые с такой любовью изготавливались в этих мастерских, были созданы не просто ради убийства, а для того, чтобы причинить максимально возможный вред. Винтовки, стреляющие высокоскоростными осколками из сложных кристаллизованных токсинов, нейроагонизаторы, раздирающие плоть цепы, отравленные клинки, и прочая, и прочая — целый перечень ужасов, которые создал злобный гений, порожденный долгими веками темных интриг.

Все это значительно отличалось от аналогичных мест на искусственных мирах. Там, в светлых открытых залах, психически одаренные костопевы вытягивали свои творения в реальность из самой материи бытия. На протяжении месяцев, а то и лет, они придавали необходимую форму призрачной кости и другим психопластическим материалам, и каждая вещь была уникальным самовыражением тех, кто участвовал в ее создании. Такие методы были недоступны психически нечувствительным темным сородичам. Они, или, точнее, их рабы, физически формировали свое оружие при помощи инструментов и машин, создавали его из чистой квинтэссенции алмаза или стали, закаляли в плазменных огнях и наполняли энергиями, украденными у самих звезд.

Пестрый ступал легко, стараясь не наступать на размотанные кольца моноволоконной проволоки и разбросанные лезвия, тускло мерцающие на земле. Обитатели этого места быстро его покинули, возможно, закрыв свои лавки еще до того, как Разобщение поразило город. Здесь застоялся гнилостный запах варп-энергий и чувствовались следы демонов, но они становились все более и более обычными явлениями по мере того, как Пестрый спускался в запутанные лабиринты нижних уровней Комморры.

Пестрый не любил красться и даже скрываться. Он бы куда охотнее прогуливался или прыгал, но, к сожалению, сейчас было не время для подобных развлечений. Краем сознания он болезненно чувствовал, как в город проникает Хаос — словно кто-то вбивал в череп крошечные гвозди мигрени. Пестрый ощущал, что острое зловещее чувство, которое посетило его по прибытии в город, постепенно утихало, но его заменяло нечто иное, и, по его мнению, оно было гораздо хуже.

Становилось все жарче. Чем дальше он углублялся по улице Ножей, тем больше возрастала температура. Сначала Пестрый опасался, что натолкнется на пожар, и ему придется повернуть назад и искать иной маршрут. Это был бы не первый случай, когда он встретился с такой проблемой, но на этот раз он не чуял никакого запаха дыма. Впереди над искривленной дорогой, которой он следовал, распространялось колышущееся оранжевое сияние, но у него не было той живой изменчивости, что бывает у настоящего огня.