Патрик Кензи - Деннис Лихэйн

осмотрелся. В патио стояло с дюжину свободных стульев. Еще пара десятков имелась в самом ресторане.

— Здесь занято, — сказал я.

Мужчина уставился на стул:

— Занято? Это место занято?

— Занято, — подтвердил я.

Одет он был весьма изысканно. Белые льняные брюки, мокасины от Гуччи, черный кашемировый жилет поверх белой футболки. Часы фирмы «Мовадо». Кисти человека, ни одного дня в жизни не занимавшегося ручным трудом.

— Вы уверены? — спросил он, не отрывая взгляда от стула. — А мне казалось, это место свободно.

— Оно занято. Видите? Вот тарелка. Так что место занято. Вы уж мне поверьте.

Он посмотрел на меня. В его глазах полыхнул лихорадочный огонь.

— Так я его забираю? Вы не против?

Я встал:

— Нет, вы его не забираете. Место занято.

Мужчина обвел рукой патио:

— Здесь полно стульев. Выбирайте любой. А я заберу этот. Она ничего не заметит.

— Вот вы и выбирайте любой, — сказал я.

— Я хочу этот. — Он говорил спокойно и уверенно, словно увещевал непослушного ребенка. — И возьму его. Хорошо?

Я шагнул к нему:

— Нет, не возьмете. Этот стул занят.

— А я уверен, что нет, — мягко произнес он.

— Вы ошиблись.

Он еще раз посмотрел на стул:

— Это вы так думаете.

Он поднял руку, примирительно улыбнулся и пошел назад, в ресторан, откуда уже появилась Ванесса.

Она оглянулась через плечо:

— Приятель?

— Нет.

Она заметила, что на ее стул попали капли дождя:

— С чего это мой стул намок?

— Долго рассказывать.

Она с любопытством покосилась на меня, отставила стул в сторону, взяла у ближайшего столика другой и уселась.

Глядя поверх голов посетителей, я видел, как мужчина сел возле барной стойки. При виде тащившей стул Ванессы он улыбнулся мне, словно говоря: «Кажется, я был прав», — и отвернулся.

Дождь пошел сильнее, и в ресторане набилось много народу. Когда я в следующий раз попытался отыскать мужчину взглядом, оказалось, что он уже исчез.

Мы с Ванессой так и остались сидеть снаружи, попивая минеральную воду. Она клевала виноград. Долетавшие с улицы капли дождя немного намочили мне спину.

После ее возвращения из туалета мы повели самый безобидный разговор. Обсуждали страхи Тони Т., похожего на хорька помощника окружного прокурора из Миддлсекса — про него болтали, что в портфеле он носит шарики от моли и аккуратно сложенное женское белье, — и неудобства жизни в якобы спортивном городе, не сумевшем удержать ни бейсболиста Мо Вона, ни футболиста Кёртиса Мартина.

Но сквозь бесстрастные интонации беседы обо всем и ни о чем без конца прорывались ноты нашего взаимного влечения, отголоски того давнего дождя на Бермудах и наши хриплые голоса. Я почти явственно ощущал запах винограда на ее коже.

— Итак, — после особенно долгой паузы произнесла Ванесса. — Шардоне и я или?..

Меня распирало от желания, но я живо представил себе, что будет потом: как я опустошенный спускаюсь по ступенькам ее лестницы и иду к машине, а в ушах у меня затихают отзвуки нашей бесплодной страсти.

— Не сегодня, — сказал я.

— Предложение действительно ограниченное время.

— Я понимаю.

Она вздохнула и через плечо протянула подошедшей к нам официантке кредитную карточку.

— Никак девушку завел, а, Патрик? — спросила она, когда официантка удалилась.

Я промолчал.

— Приличную скромную и покладистую женщину, от которой не придется ждать неприятностей? Она и готовит, и стирает, и смеется твоим шуткам, и налево не ходит?

— Ну да, — сказал я. — Так и есть.

— А-а. — Ванесса кивнула.

Вернулась официантка с кредиткой и счетом. Ванесса вздохнула, взяла себе счет и отдала официантке копию, жестом отпуская ее.

— Вот что мне интересно, Патрик.

Я поборол в себе желание отодвинуться подальше от Ванессы и исходившей от нее волны сексуального влечения.

— Ну, просвети.

— А эта твоя новая девушка… Как она в постели? Изобретательна или не очень?

— Ванесса…

— Да?

— Нет у меня никого. Просто меня не интересует…

Она ткнула пальцем себя в грудь:

— Кто, я?

Я кивнул.

— В самом деле? — Она подставила руку под дождь, подержала несколько секунд, а затем закинула голову назад и провела намокшими пальцами по горлу. — Скажи это вслух.

— Я только что это и сказал.

— Всю фразу целиком. — Она опустила голову и уставилась на меня.

Я поерзал на стуле. Дорого я дал бы, чтобы не попадать в эту ситуацию. Но я в нее уже попал, а потому сказал ровным бесцветным голосом:

— Ты меня не интересуешь, Ванесса.

Чужое одиночество может больно ранить, особенно когда ты к нему не готов.

Лицо Ванессы как будто пошло трещинами. Перед глазами у меня встала картина: холодная пустота ухоженной квартиры; ее тоска, когда в три часа ночи она сидит одна в столовой, перед грудой юридических книг и документов, с карандашом в руке, а со стен призраками непрожитой жизни на нее глядят фотографии гораздо более юной Ванессы.

В этот миг черты ее заострились. От красоты не осталось и следа. Она выглядела так, словно тяжелыми каплями дождя ее прибило к земле.

— Пошел ты в жопу, Патрик, — сказала она, улыбнувшись. Но я видел, что уголки ее губ дрожат. — Понял?

— Понял, — сказал я.

— Просто… — Она встала, крепко сжав в кулаке ремешок сумочки. — Просто… Пошел в жопу.

Она вышла из ресторана, а я остался сидеть, развернувшись на стуле в ее сторону и глядя, как она бредет по улице, не обращая внимания на моросящий дождь. Сумка покачивалась у нее в руке в такт шагам.

Почему, подумал я, все всегда получается так погано?

У меня зазвонил мобильник. Я вытащил его из кармана рубашки и обтер с поверхности влагу. Ванесса за это время успела раствориться в толпе.

— Алло.

— Здравствуйте, — произнес мужской голос. — Полагаю, теперь стул свободен?

21

Я развернулся и оглядел ресторан в поисках мужчины со светло-каштановыми волосами. Ни за одним из столиков его не было. Не было его и за стойкой бара, насколько я мог видеть.

— Кто это? — спросил я.

— Какое драматичное расставание, Патрик. В какой-то момент мне даже показалось, что она плеснет минералкой тебе в лицо.

Он знал, как меня зовут.

Я снова развернулся на стуле, высматривая его на тротуаре. В поле моего зрения не было никого с мобильником в руках.

— Ты прав, — сказал я. — Стул освободился. Можешь забирать.

Он говорил все тем же мягким и монотонным голосом, который я слышал, когда он пытался в первый