Совьетика - Ирина Маленко

Что же касается интернационализма, который националисты наши смешивают с космополитизмом, то это две настолько разные вещи, что подобная идея могла зародиться только в их переполненных гречневой кашей и окрошкою с квасом мозгах.

Впервые в своей жизни я где-то прочитала слово «космополитизм» еще задолго до того, как нам рассказали в школе на уроках истории, кто такие были «безродные космополиты». Кажется, мне было лет 10-11, когда я на досуде штудировала «Словарь иностранных слов» своего дяди. И потому я узнала его первоначально в его дословном, буквальном значении: «Космополитизм – идеология, рассматривающая жителей Земли вне зависимости от гражданства или какой-либо родовой принадлежности. Космополит – гражданин мира». Тогда оно показалось мне романтичным. В 11 лет ведь человек еще верит, например, что международный суд – это действительно суд международный, а не вульгарный инструмент в руках стран «золотого миллиарда» для избирательного правосудия в целях вершения в разных уголках мира своих грязных делишек…

Видишь ли, я тогда еще не знала, что космополит – это Валерия Ильинична Новодворская. Не понимала, что теоретический романтизм на деле оборачивается практическим «отчизна есть то, чего ищет душа наша» таких, как Zeena Kostyuchenko, и почти карикатурным «в этой стране» пресловутой Валерии Ильиничны. А моя душа ищет одного – Советского Союза… В независимости от того, во скольких бы странах я ни побывала.

Но хорошо, ей-богу, когда жизнь сталкивает тебя лицом к лицу с такой вот реальностью! Чтобы красивые слова из «Словаря иностранных слов» не туманили тебе голову, достаточно одного взгляда на Валерию Ильиничну. «Перманентная революция» на словах тоже звучит заманчиво….

Космополитизм и интернационализм далеки друг от друга словно небо и земля. Как Валерия Ильинична и Долорес Ибаррури.

Интернационализм – это небезразличие к чужой беде, желание прийти другу на помощь и желание научиться у него тому, что будет полезно для твоей собственной борьбы. Это ваша совместная борьба с общим врагом. Это узнавание мира во всем его многообразии – и уважение к этому многообразию. Это осознание того, что ты не одинок в этом мире. Чувство плеча друга – и готовность подставить свое плечо.

А космополитизм – это глобализация, это прилизанные набриолиненные челки и заученные «сексуальные» вихляния бедрами тинейджеров – одинаковые в разных уголках планеты, это неустанный поиск озабоченными дамами «точки G” и неустанные измерения не менее озабоченными джентльменами собственных габаритов; это Гарри Поттер на разных языках и истеричные зазывания реклам; это люди, не испытывающие угрызения совести, став содержанцами Империи, которым наплевать, как живут при этом миллионы их соотечественников и похожие на них миллионы людей в других странах.

Иными словами, интернационализм – это оружие в руках коммунистов, это веревочка, связывющая воедино прутья нашего веника, которым мы скоро выметем хорошенько мусор с планеты. А космополитизм – похожее по форме, но совершенно отличное от него по содержанию оружие в руках капитала. Понимаешь разницу? У космополитизма даже есть одна общая вещь с нашими доморощенными националистами – врагами интернационализма. Это – истошно-утробное «А мне? А мне?» леоновского Уэфа из фильма «Киндза-дза». Я тебе дам посмотреть как-нибудь этот фильм. Когда мы отсюда выберемся.

– А мы вместе выберемся отсюда? – с надеждой в голосе спросил Ойшин.

– Ну, а как же… Негоже товарищам разбегаться поодиночке! Пошли-ка спать, уже поздно. Завтра, правда, cуббота, но все равно, еще многое надо обговорить до встречи с товарищем Орландо. Ты поможешь мне спуститься с крыши?…

****

… В то утро я проспала чуть ли не до полудня. Такого со мной не бывало с тех давних пор, когда еще была здорова Лиза – значит, уже больше 10 лет. Но проснулась я с тяжелой головой, словно с похмелья – и минут 5 лихорадочно соображала, где я и даже кто я. Дожила!

В дверь стучали – неназойливо, даже деликатно, но достаточно громко. Видимо, этот стук меня и разбудил.

– Женя, ты спишь? – раздался из-за двери голос Ойшина, – Уже почти двенадцать. Пора вставать.

До встречи с товарищем Орландо оставалось 7 часов.

Встретиться мы были должны, как я уже упоминала, в баре »Форт Нассау» – в том самом, где когда-то Кармела так чувственно танцевала со своим будущим супругом, а Сонни обучал меня премудростям меренге. Я пыталась воссоздать облик этого бара в своей памяти, но все, что вспоминалось мне, были его таинственный полумрак да высокие цены на коктейли. А еще – маленький котенок, который прятался от нас среди кактусов по пути туда, наверх: «Форт Нассау» практически висел над Виллемстадской бухтоы, подобно крымскому «Ласточкину гнезду», и с площадки вокруг него открывался вид на весь город, на гавань, на нефтеперерабатывающий завод и даже на голландскую военно-морскую базу «Парера» – пристанище полковника Ветерхолта.

Товарищ Орландо был известен на Кюрасао совсем под другим именем. Как вполне уважаемый латиноамериканский бизнесмен, давно покинувший родную Колумбию и чуравшийся на Антилах общения со своими соотечественниками, зато охотно вращавшийся среди американцев и голландцев. «Моя американская мечта сбылась на Антилах», -любил он повторять. Он был женат на голландке уже много лет, имел голландское гражданство, два дома на Кюрасао – виллу в фешенебельном Ян Тиле и своего рода дачу на Вестпюнте; дом на Бонайре, виллу в Бельгии (там налоги ниже, чем в Нидерландах), яхту и еще бог знает что. Занимался он импортом- экспортом между Латинской Америкой, Антилами и Европой. Каким-то непостижимым образом товарищ Орландо сумел скрыть ото всех свое давнишнее обучение в московском УДН . И никто, никогда в жизни не заподозрил бы этого бойкого, общительного и жизнерадостного «прожигателя жизни», его умению наслаждаться которой так завидовал полковник Ветерхолт, в том, что он был представителем FARC-EP. Даже не островного масштаба, как Кармела, а регионального: товарищ Орландо часто посещал самые разные страны региона, вплоть до Монсеррата и Сабы, и это ни у кого не вызывало вопросов. Кроме того, он был одним из главных спонсоров незатейливых занятий клуба жен голландских военных и различных мероприятий, организованных для собственного развлечения голландскими и американскими коммандос.

Мы с Ойшином уже знали, как он выглядит: видели по местному телевидению. А он должен был вычислить нас по цвету костюмов: зеленое платье у меня, зеленая рубашка у Ойшина. Кроме того, мы должны были спросить его «Правда ли, что надвигается шторм?»- очередная «великолепная» задумка Тырунеш. Причем что он на это ответит, значения не имело: ведь мы-то уже знали, кто он. Важно, чтобы это он нас опознал!

Время до встречи тянулось, по обыкновению, медленно. Как последние часы перед Новым годом – вы никогда не замечали, как тянутся они, и как быстро потом пролетают по сравнению с ними первые часы новогодней ночи? Я пробовала читать какой-то дамский романчик на голландском, подаренный мне мефрау Ветерхолт- один из тех, в которых «…он поглядел в ее бездонные голубые глаза, широко раскрытые от страсти…», – но чтение не шло мне в голову. Несколько раз звонил телефон, но я не хотела поднимать трубку – пусть себе звонят, мало ли это кто. Если у них есть ко мне что-то важное, оставят сообщение на автоответчике. Но сообщения никто не оставил.

Ойшин, воодушевленный своим вчерашним кулинарным успехом, пытался накормить меня собственноручно приготовленным ирландским завтраком, но тщетно. При одной только мысли о подгоревших свиных сосисках и яичнице-глазуьне с кислым поджаренным помидором мне делалось не по себе.

– Спасибо, – сказала я ему, – Как-нибудь в другой раз. И вообще, сегодня моя очередь готовить, ты забыл?

Приготовление обеда немного отвлекло меня от грустных мыслей. Я колдовала над борщом и мечтала о том, как в следующие выходные наделаю на год вперед кимчхи. Если, конечно, найду на Кюрасао все для того необходимое. Вслух же я сетовала Ойшину на то, что на Кюрасао не бывает такой сметаны, как у нас, а уж ржаного хлеба – и тем более. Пока я готовила, он поминутно заглядывал мне через плечо в кастрюлю, расспрашивал про ингредиенты и даже записывал что-то в небольшом блокнотике.

– Не иначе как ты собираешься открыть ресторан, когда вернешься в Ирландию? – воскликнула я.- Такой интерес к кулинарии!

…Мы выехали в город, когда на остров начали опускаться лиловые сумерки. «Форт Нассау» за те годы, что я в нем не была, сильно изменился, стал еще шикарнее, а коктейли в нем – еще дороже. Не изменилась только его атмосфера – прохладный полумрак, настраивающий изнывавшие снаружи весь день от жары парочки на неизменно романтический лад.

– Что тебе заказать? – спросил Ойшин, направляясь к стойке. – Хотя я уже знаю: как обычно, «Понче Крема»?