Страж. Тетралогия - Алексей Пехов

— Я сам.

И он уступил, давая мне возможность разобраться с ситуацией.

Пугало, мрачное, раздраженное, я бы даже сказал, взбешенное, с окровавленным серпом, стояло возле разбитого окна. Не требовалось много ума, чтобы понять, что здесь случилось. Проповедник, увидев у меня в руке обнаженный кинжал и мое лицо, тоже все быстро понял и неожиданно вышел вперед, раскинул руки крестом, закрыв собой одушевленного, точно заботливая мать-наседка, защищающая своего птенца:

— Людвиг, стой! Он не виноват! Он только защищался!

Я посмотрел в алые, загадочные глаза Пугала, и оно выдержало мой взгляд, хотя уже понимало, что может произойти дальше.

— Они вломились к тебе в комнаты и рассчитывали его обуздать… или… не знаю, как это называется! Оно пыталось не проливать крови! Как вы и договаривались! Честно! — тараторил Проповедник. — Хотело уйти через шкаф, но ему не дали. Законники…

— Карл, выйди, — попросил я.

— Уверен? — на всякий случай спросил тот, дождался кивка и только после этого оставил нас.

— Слушай, я не вру, — продолжал старый пеликан, в отчаянии глотая окончания слов. — Они…

Я поднял руку, и он замолчал, напряженно глядя на меня. Я убрал кинжал обратно в ножны и сказал Пугалу:

— Ты даже представить себе не можешь, в какие неприятности втянуло меня и Братство. Тебе лучше уйти. Прямо сейчас и как можно дальше. Прежде, чем явятся другие стражи.

Его взгляд не выражал ничего. Пугало забралось в распахнутый шкаф и захлопнуло за собой противно скрипнувшую рассохшуюся дверцу. А еще спустя секунду я перестал чувствовать его присутствие.

Оно ушло.

— Не понимаю, — произнес Эрик, забавно хмурясь. — Почему одни светлые души спокойно могут отправиться в рай, когда желают, в то время как другим требуется наша помощь?

— Некоторые из сущностей крепко связаны с миром и не могут разорвать нити без нашей помощи. Других держат страдания. Или несправедливость, которая произошла с ними или с их близкими. Тогда страж может помочь, если они хотят этого.

— Страдания? — еще сильнее нахмурился Эрик.

— Да. Перед смертью или во время ее. Например, если люди болеют юстирским потом. Во время эпидемий многие светлые души не могут отыскать путь.

— Ясно. А куда мы идем?

— Скоро увидишь, — улыбнулся я.

Был первый теплый день в Альбаланде, солнце наконец-то становилось похожим на весеннее, и в высоком небе кричали чайки. Я вместе с мальчишкой шел через Свешрикинг, когда нас окликнул Павел.

— Ого! Магистр, — удивился паренек. — А эта девушка с ним? Она немного похожа на Гертруду.

— Это его ученица.

— Привет, — с улыбкой поздоровалась Тильда и протянула моему спутнику руку. — Я — Тильда.

— Я — Эрик.

— Много о тебе слышала. Людвиг рассказывал тебе, как на нас напал черт?

Она увела его в сторону, болтая о наших приключениях в Чергии, и мы с Павлом остались наедине.

— Законники прибудут через три дня, ван Нормайенн, — сказал магистр. — К этому времени я хочу, чтобы ты уже мчался к границе Альбаланда. У тебя полно дел.

— Быть может, ты посвятишь меня в подробности происходящего?

— Если тебе это угодно. — Он неспешно пошел по дорожке, предлагая присоединиться к нему. — Очень печальные новости, если честно. Господин Маркетте и госпожа Бладенхофт, как оказалось, вели расследование, связанное с одним из магистров. И пришли к определенным выводам. Они допросили его, предъявили доказательства, сказали, что знают о том, что он сделал. И тогда Стёнен их убил.

Я несколько мгновений молчал, прокручивая в голове эту версию.

— Ловко. Но почему он совершил преступление именно в моей комнате?

— Ты любезно предоставил ее законникам для того, чтобы они вежливо поговорили с магистром, не привлекая внимания посторонних.

— Неповоротливый толстяк прикончил двоих? Один из которых вполне себе хорошо играл в квильчио.

Павел на такой факт лишь отмахнулся:

— В жизни всякое случается. Возможно, они боролись, а тушу Стёнена не так уж и просто вышвырнуть из окна.

— Шито белыми нитками.

— Так пусть попробуют их разрезать.

— А что скажет сам преступник?

Глаза у Павла оставались равнодушными.

— Теперь уже ничего.

Надеюсь, Шуко порадуется в лучшем из миров, что его убийца довольно споро отправился в ад.

— Ну, а в чем состояло преступление покойного магистра?

— Здесь все просто. Законники прибыли в тот момент, когда таинственным образом был отравлен один из стражей. Господин Маркетте предложил магистрам помощь, и те с благодарностью согласились. В итоге представители Ордена Праведности выяснили, что страж, выпивая с магистром Стёненом, увидел у того второй кинжал, которым, как известно, строжайше запрещено пользоваться.

— Серьезно? — Мои брови поползли вверх.

— Он сам отдал нам клинок. И мы обязательно предъявим его законникам, чтобы те провели глубокую проверку и узнали, сколько светлых душ собрал этот человек, недостойный звания магистра.

Я только покачал головой:

— Такого давно не случалось.

— Толстяк подпитывался на стороне. Бывает. — Павел не выглядел удивленным. — Когда его раскрыли, он запаниковал. Подсыпал яд в бутылку и подсунул ее цыгану. Кстати говоря, ты тогда задал Стёнену вопрос. Он не скрывался при покупке, потому что покупал яд для себя.

— Для себя? — эхом отозвался я.

— Его мучили боли в ногах. Так что какое-то время Стёнен подумывал, что, если ему станет хуже, он напьется хорошего вина со… специями. — Павел, прищурившись, смотрел на солнце, и его плоское немолодое лицо совершенно ничего не выражало. — Но в итоге отрава пригодилась для другого.

— А окулл? Как он с ним договорился?

— Этого мы уже никогда не узнаем. Короче, ван Нормайенн. Когда законники увидят запрещенный кинжал, они займутся только им и не станут особо разбираться, как преступник кого убил.

Я вздохнул:

— Но они зададут вопросы, почему он умер.

— Потому, что это оскорбление для Братства. И внутренний вопрос. Мы сами вершим суд над такими преступниками. Без помощи и вмешательства чужаков.

— Дополнительный клинок у стража. У магистра. Законники будут землю носом рыть.

— И мы будем полностью сотрудничать. Паршивые овцы есть везде. Письма уже ушли в Риапано. Гертруда в курсе и работает на месте, смягчая мнение клириков. Хочешь что-то спросить? — поинтересовался Павел.

— Если бы законники остались живы? Что тогда?