Путь эльдар: Омнибус - Энди Чемберс

В одной руке существо держало длинный меч, другой его кулак был обмотан шипастыми бронзовыми цепями. Наступая на воительниц, демон наполовину развернул обугленные, изодранные крылья; торс врага скрывался под железной кирасой, на поверхности которой извивалось в муках множество лиц — души созданий, убитых чудовищем и навечно заключенных в его броне.

Гигант издал яростный рев, заставивший содрогнуться коридор. Этот звук внушал страх, пробивая даже защиту, дарованную боевыми масками Воющих Баньши, и Лоронай облекла в слова тревогу, которую делила с сестрами.

— Князь демонов! Искаженный смертный, обретший бессмертное тело. Подобного врага нам никак не одолеть, сестры.

— И нет шансов ускользнуть от такого хищника, — добавила Наримет. — Бегство закончится тем же.

— Если отступление невозможно, остается только одно, — Фийанна находилась в предвкушении грядущего боя, целиком поглощенная духом Кхаина. — Пусть воет, как угодно — он ещё не слышал Смертельного Вопля.

Сестринство смерти собралось воедино, выпуская на волю ярость, сдерживаемую до сих пор. Будто поток, сносящий дамбу, отчаяние и неистовство сокрушили преграды внутри их разумов и вырвались наружу в боевом кличе, с которым Воющие Баньши ринулись на врага.

Психический ураган чистой ненависти, благословленное наследие Кхаина, подобно артиллерийскому удару обрушился на ближайших демонов. Подпитанный варп-энергией, просачивающейся через обреченный мир-корабль, вихрь разрывал их тела и отшвыривал истерзанные останки к стенам.

Увидев это, князь демонов перешел на неуклюжий бег и устремился к добыче, раскидывая по пути меньших созданий. Среди воительниц быстрее всех неслась Фийанна, легкие шаги которой ускоряла безумная жажда схватки, остальные держались чуть позади.

Сестры не преодолели и половины расстояния до врага, когда воздух вдруг исказился.

Точка синего света повисла перед атакующими девами Смертельного Вопля и за несколько мгновений расширилась до мерцающего круга. Вокруг него уже зажигались другие крохотные звезды.

Из открывшихся врат возникли Тилеаннар и, по бокам от него, экзархи других аспектов.

Огненная пика Сураинана исторгла белый луч чистой энергии, поразивший князя демонов прямо в грудь. Существо отшатнулось, тяжелораненое, но не убитое; ясновидец тем временем махнул Воющим Баньши, призывая войти в порталы Паутины. Лоронай не нуждалась в повторном приглашении.

— Поспешим, сестры! Время принести себя в жертву ещё не пришло. Фийанна!

Воительница замедлилась, услышав свое имя, и тряхнула головой, словно её только что пробудили от глубокого сна.

— А что с Клионой?

— Мы возьмем её с собой, сестра.

Не теряя времени, Лоронай и Фийанна вернулись к телу павшей жрицы войны и вдвоем понесли её к вратам, пока остальные сестры помогали отбрасывать наступающих тварей. Выпрямившись за спинами кровопускателей, раненый князь демонов испустил вызывающий рык.

Смертельный Вопль отбыл с мира-корабля так же, как и явился на него. Шесть сестер остались вместе, объединенные под знаменем Кхаина.

Как только отряд скрылся в безопасных проходах Паутины, Ланимайеш забился в последних предсмертных судорогах. Ветвистые разряды пси-энергии плясали на стенах, пока беспримесный варп и реальная вселенная пытались перекрыть друг друга. Титаническая высвобожденная мощь разорвала мир-корабль на части, и он рухнул в Царство Хаоса, утаскивая демонов обратно на их адскую родину.

На высоком и узком пьедестале в центре комнаты оплывала одинокая свеча. Её свет, едва касаясь четверых женщин-эльдар, которые стояли на коленях вокруг постамента, удерживал их между теплым сиянием внутри и холодной темнотой снаружи. Каждая из них была облачена в плотно прилегающую броню костяного цвета, а на бедрах воительниц лежали шлемы с красными султанами.

Комнату наполняли звуки плача, ведь сестры Смертельного Вопля, сняв боевые маски, наконец-то могли отдаться скорби и боли потерь.

— Старшей сестрой она была, — сказала Каиллеах. — Вытащила из меня жало моего гнева, вобрала в себя его яд.

— Сестрой она была всем нам, — несмотря на резкий тон Наримет, по её щекам текли слезы. Женщина оглянулась в тени, где на мраморном одре лежало обнаженное тело Клионы — пустая оболочка, поскольку её дух пребывал в доспехе экзарха. Воительницы почтительно возложили броню на подставку в соседних покоях. — Я никогда не слышала её смеха, не видела улыбки, и она не могла любить. Кхаин держал её в своей хватке, но, несмотря на всё это, Клиона была нашей сестрой-на-войне и отдала жизнь за нас.

Не плакала только одна из женщин. Она смотрела на свечу, и пламя отражалось в зрачках; её челюсти были стиснуты, щеки втянуты, взгляд оставался жестким и непреклонным. Лоронай с явным беспокойством посмотрела на Фийанну, близкую к кататонии.

— На нас нет никакого бремени, сестры. Если мы чувствуем какой-то долг, то он иллюзорен: Клиона была обречена с того момента, как облачилась в мантию экзарха. Всё, что являлось её сутью, исчезло тогда же, но то, чем она стала, сохранилось поныне. Выпустите свое отчаяние, сестры, и радуйтесь, что можете плакать, ведь Клиона никогда не пролила бы слезы над нами.

Фийанна наконец-то шевельнулась и обвела окружающих холодным, суровым взором. От женщины-эльдар, которой она была, осталось совсем немного.

В её лице читалась ненависть — но не к тем, на кого смотрела Фийанна. Просто ненависть, находившаяся в центре её существа, была настолько сильна, что вытесняла все остальные чувства. Когда воительница заговорила, показалось, что чужой дух управляет её губами и языком.

— Прибереги слова сочувствия для тех, кто может слышать их. Я — не могу. Все смолкло в моем разуме, кроме крика, что зовет меня к погибели. Все исчезло. — Фийанна умолкла на мгновение, и её взгляд стал ещё более отстраненным. — Остался только вой баньши.

Мэтью Фаррер

Лица

В конце концов Джанн не смогла сдержаться и вернулась обратно. Сгорбившись, она прокралась в красноватую тень башни с ржавым посохом из скрученного металла в руке. Воющая и грохочущая буря прошла два дня назад, и, как бы Джанн не прислушивалась, все, что она могла услышать, — лишь тихий хруст песчаных наносов под ногами и собственное дыхание, сухое и напуганное. В этот час, под этим углом, башня депо казалась лишенной света глыбой черноты на фоне кровавого неба. Ни движения, ни голосов. Даже металлическая громада трубопровода была совершенно безжизненна.

Во время шторма низко стелющиеся ветра разгладили землю, и перед южной дверью не было иных следов, кроме следов Джанн. Выписывая зигзаги и шатаясь из стороны в сторону, они вели из небольшого штормового люка и исчезали за одной из опор гигантского трубопровода, в том месте, где она провела всю ночь, съежившись и вздрагивая, оставленная на милость странных и дразнящих видений. Следы уже более мягких и медленных шагов вели назад из укрытия и стелились за ней — шагов тихих, пытающихся красться, хотя Джанн и знала, что от этого не будет толку. Она должна войти внутрь и найти их там — их всех. Она должна будет показать свое… лицо.

Она тихо направилась к люку, двигая перед собой посохом то в одну, то в другую сторону, пытаясь придумать, как бы лучше им взмахнуть, если один из них притаился прямо за входом. Там будет темно. Единственные части башни, которые когда-либо достаточно хорошо освещались, — это диспетчерская наверху и жилой этаж. На какое-то мгновение эта мысль почти что вызвала у нее облегчение. Она подумала о темных комнатах и залах, о темной стране, которую она никогда не видела, и летела над ней в тихой вышине, и о чужих горах, залитых серебряным светом… но этот образ разбил и исказил мысли, и силы на миг покинули ее. Она чуть застонала и подняла лицо к небесам, но там не было белой луны, которая могла бы ей помочь. Там должна была быть белая луна. Джанн никогда не видела луны какого бы то ни было цвета, но там должна была быть белая луна.

Она отвела глаза от неба и на миг замерла, колеблясь, на входе. Казалось, будто она вот-вот придет к пониманию того, что с ней происходит, но она моргнула, вздохнула — и все это пропало, как

(лунный свет)

дым, уходящий сквозь пальцы, и Джанн обнаружила, что проходит внутрь через люк, тяжело дыша, широко раскрывая глаза, так крепко сжимая свой посох, что его потраченная коррозией поверхность вгрызалась в ладонь. Она подвинула его ближе к себе, как трость, на которую опираются при ходьбе, и это ее чуть ободрило. Не драгоценная луна, но тоже неплохо.

Грохот машин, скрытых в мощном фундаменте башни, ритмично отзывался в стенах. Это был глубокий ритм, ритм для прогулки, для медленного променада, пока еще не настало время танца. Скрытое значение этой мысли бросило ее в озноб, но шаги, как раз в такт машинам, начали ускоряться. В крошечных клетках, высоко на рокритовых стенах, горели огни аварийного освещения, красные, как кровь, смываемая с неба, желтые, как искры, взмывающие с наковальни. Джанн больше не знала, чьи это были мысли.