Кошечка и ягуар - Маргарет Мюр

— Конечно замолвлю, папочка, — ласково ответила Тори. — Так что ты Джордана не бойся. Ему нас не разорить. Ну куда ему тягаться с нашими шейхами, лордами и мафиози, тьфу, то есть меценатами.

— Ну и прекрасно, — успокоенно сказал Джереми Грейхем, человек с чувством юмора. — Я ехал сюда, признаться, с тяжелым чувством. Беспокоился за дочку. А сейчас спокоен. В такой исключительной компании ты, Кошечка, не пропадешь.

— Она не пропадет и без всякой компании, — объяснил Алан. — У нее есть я. И всегда буду.

— Благословляю! — торжественно сказал Грейхем и достал из портфеля пачку бумаг. — Значит, я приехал как нельзя более кстати. Тори, не сочти за труд подписать документы для развода.

И та их с радостью подписала.

— Папочка, ты погостишь у нас?

— Нет, детка, не могу. Еле вырвался, куча дел. И к тому же хочу поскорее освободить тебя от этого ворона Джордана. Вот тогда совсем успокоюсь.

— Ну хотя бы заночуй, — жалобно попросила Тори. — Ты даже представить себе не можешь, как много мне надо тебе рассказать.

Алан деликатно перебрался на этот день в коттедж Филипа. И приходил только к обеду и ужину, понимая, что Тори не до приготовления еды. День-другой она может обойтись без его поцелуев, но без его кулинарных способностей — вряд ли.

— Ну Тори, — глядя на него, радовался ее отец. — Все-таки есть высшая справедливость на свете. Насколько тебе с Джорданом не повезло, настолько же...

— Алану со мной повезло! — самодовольно закончила Тори.

— Слава Богу... и спасибо Алану, — смеялся отец. — Я снова вижу свою прежнюю озорную Кошечку. Счастлива ты с ним?

— Еще как! Только ты, папочка, еще всего не знаешь, — посерьезнела Тори. — Боюсь даже, что не поверишь. Уж очень все неправдоподобно. Если бы мне такое рассказали, я бы и сама ни за что не поверила.

— Рассказывай, попробую поверить. Тут у вас во что угодно поверишь.

— А если я тебе скажу, что во мне — душа прабабушки Магды? А в Алане — ее убитого возлюбленного, сына цыганского барона Аньоло?

— Откуда ты знаешь про Магду и Аньоло? Мы же тебе, кажется, не рассказывали, — нахмурился отец.

— Не рассказывали. Аньоло убили в их первую и последнюю брачную ночь. Они даже не успели стать мужем и женой. Сама Магда чуть не умерла от нервной горячки. Даже не знаю, как она выжила, уж очень плоха была. Ты знаешь, что было дальше? Расскажи.

— Что было дальше? Знаю, — неторопливо сказал отец, испытующе взглянув на Тори серыми глазами. — Я знаю, поскольку мне об этом сам дед и рассказывал. Тот самый, что на Магде женился. Рассказывал и плакал, потому что ее тогда уж давно не было. Вот только не понимаю, откуда ты про Магду и Аньоло знаешь. Тебе-то кто рассказывал?

— Никто, папа. Я сама все это во сне видела. Хочешь — верь, хочешь — не верь.

И Тори рассказала отцу о своих снах. И про Лию рассказала, только не упомянула, что она была очень похожа на маму.

— Невероятно, просто невероятно! — Впервые Тори видела, как ее невозмутимый отец в волнении ходит по комнате и ерошит густые седые волосы. — А ведь это скульптуру можно сделать! Сколько сюжетов: Рамон с Лией, Магда с Аньоло, старая цыганка-нянька у постели спящей красавицы накануне свадьбы... Да много можно...

— Папа, — тихо попросила Тори, — не надо этого делать. Нет этого ничего уже, и тревожить память о предательстве и убийстве не надо. Мы вот с Аланом — живые памятники. Мы друг друга любим, как Магда с Аньоло. Американцы так страстно любить не умеют. Мы друг друга как цыгане любим. Такой любовью, которая сильнее смерти.

— Тори, — помолчав, попросил отец, — будь осторожна. Любовь — это не только страсть. Остерегайтесь растратиться на это чувство. Сгорите — и ничего не останется. Сохраняйте нежность, бережность, душевную близость. Детей рожайте.

— Это обязательно! — радостно отозвалась Тори. — Уже запланировали!

— Ну и хорошо. Дедом наконец стану. Ты у меня, дочка, единственная, больше внуков ждать не от кого.

— Папа, — попросила Тори, — расскажи все-таки про Магду. Как у нее жизнь сложилась после того, как Аньоло был убит.

— Больше радости у нее так и не было, доченька.

— Как? Она же опять замуж вышла. Значит, полюбила?

— Нет, табор спасала, — покачал головой отец.

— Как это?

— Было все так, как ты рассказываешь. Рамона из табора выгнали. И он начал мстить. Аньоло был его первой жертвой.

— Потом — Лия!

— Вот про Лию никто не знал. Пропала она, и все. А Рамон связался с шайкой разбойников, и стал их на табор натравливать. Прежде всего, они убили старейшину.

— Да ты что?

— Ну он же Рамона прогнал. Вот его и зарезали на следующую же ночь или чуть позже. Потом девушек начали похищать. Тогда два табора объединились. Цыганский барон, отец Аньоло, тоже к ним примкнул. Вместе пытались от разбойников обороняться. Жить стало страшно. За детишек боялись.

Однажды днем в табор заехал молодой американец Ник Грейхем, богатый бездельник. В Италию тогда модно было приезжать со всего света. Вот этот богач и ездил, не столько искусством любовался, сколько красавиц коллекционировал.

— Это ты про деда?

— Да, про него. Ну так вот. Магда уже к тому времени поправилась. Только грустная была, на люди не выходила. Все со своей нянькой в шатре сидела. Танцевать перестала. А тут случайно вышла, кажется, за водой. Ник, мой дед, сразу, как ее увидел, влюбился до смерти. Рассказывал, что была она стройная, тоненькая, гордая. Голову высоко держала. Глаза огромные, синие. Волосы — черным водопадом до колен. Ник говорил, что никогда, ни до этого, ни после, таких красавиц не видел. Видимо, все цыгане заметили, как он на нее смотрит. Тут кому-то в голову и пришла мысль — эмигрировать в Америку. Потому что понимали: иначе от мести Рамона им не укрыться. Он так и сказал, что пока весь табор до последнего цыганенка не вырежет — не успокоится. Вот цыгане и упросили Магду, чтобы она вечером станцевала перед американцем.

Магде, видимо, все равно было, где жить, с кем, а люди просили. Она и станцевала так, как в прежние времена. Может быть, даже забыла на это время, что Аньоло уже нет. Конечно, после этого Ник уже ни о чем больше не думал, только бы эту девушку с собой увезти. Как только он ей об этом сказал, так она и согласилась. Только поставила условие — взять с собой оба табора. Он понял, что она только из-за цыган соглашается, но что делать! Так влюбился, так хотел ее заполучить, что согласился на ее условие. Нанял корабль, погрузил туда цыган и привез в Штаты. Говорят, до сих пор их у нас встречают — то ли в Техасе, то ли в Нью-Мехико. Видимо, ассимилировались, с индейцами породнились.